Точки соприкосновения

      Кто знает Джувию Локсар, всякий скажет, что она из знатной семьи. У нее пальцы точеные, тонкие, взмах их каждый — точно касание крылом воздуха. Взгляд размеренный, чувственный, но не настолько, чтобы раскрыть сердечные терзания, но и не надменный — контролируемый. Кожа бела, словно не ложатся на нее солнечные лучи, и губы редко складываются в восхищенную и излишнюю ситуации улыбку, с них не сорвется громкий возглас, режущий по уху.       Каждый, кто думал, что знает Джувию Локсар, и не догадывался об выжимаемых дождями облаках в душе женщины. Каждый считал своим долгом сказать: «Я понимаю», и не догадываясь на деле, что под мерно вздымающейся грудью, а что в гордо поднятой голове.       И только одна женщина могла так заявить, не солгав. Кожа ее образа белее молока, волосы вздуваются в нем океаном, а взгляд соляных глаз не позволяет читать душу.       — Ну здравствуй, — говорит она, встретив водную волшебницу спустя много отмелевших рек их жизней, вода обуяла их, залилась в радужку, окрасив одним цветом.       — Столько дождей пролилось над моей головой после нашей последней встречи, — шевелятся губы, слетают слова, а экс-элемент не верит, что происходящее случается в реальности, а не одной из ее мыслей.       — Тебя не спасли мои Теру-Теру Бозу? Хочешь, сколдую новые?       Но на шее Джувии висит сшитая Брэндиш когда-то кукла, сдерживая накидку, как брошью. Служительница Зерефа не улыбается, хоть лицо и становится светлее.       — Не стоит. Джувия не потерпит очередных исколотых пальцев, — сама давно научилась вести иглу ровно, не давая вырываться из воли тонких, но уверенно движущихся рук.       Тогда уже женщина не сдерживает кроткой улыбки, огнувшей губы лишь миг, она все еще помнит их детство.       Брэндиш была старше и часто ходила с матерью в гости к ее подруге. Она помнит лишь тот возраст, в котором еще позволяла себе облачиться в платья. Еще — что Джувия оставалась дома с отцом. Он радостно хватал ее маленькие пальчики, разрешая следовать за ним нога в ногу. Малышка Брэн часто смеялась с этого, называя игру пингвиньим ходом, и улыбающейся покидала дом, еще не забывая его убранств до сих пор. Матушка рассказывала о Лейле с теплом в голосе, хотя Брэндиш прекрасно помнила женщину, ставшую в последние дни ходить тяжелее и улыбаться — шире, смыкая глаза от умиротворения. Такие взгляды ей дарила мать, а после она обзавелась младшей сестрой. Брэндиш ловко и быстрее родительницы оббегала имения, стремясь постучать в дверь первой, но повиновалась голосу матери, прибегая обратно, и вновь забегала дальше.       Она помнила, как подруги разговаривали, и на устах их частой темой разговора запечатлелось имя. Люси.       Брэндиш его не знала, она сновала под столом, отвечала на улыбки Лейлы и часто спрашивала ту, что она думает о них с Джувией.       — Очаровательные водные нимфы, — отвечала она, прежде чем начать рассказывать те истории о них, что хранила в памяти и сердце.       И Брэндиш, очарованная голосом женщины, слушала.       Теперь же знает, что вода поддалась одной Джувии, а она сама так и осталась лишь образом нимфы, ее легким подобием, тогда как сестра сумела олицетворить ее во всех проявлениях.       — Наслышана, как ты хотела расправиться с Люси Хартфилией, — повзрослев, Брэндиш поняла, что за имя обсуждала мать с подругой. И возненавидела. — Я тоже хотела раздавить. Но, видать, нам обеим на это не хватило какого-то крохотного фактора. И даже моя магия неподвластна, чтобы сделать его незаметным глазу.       — Так, может, Люси-сан стоит жить? — Джувия спрашивает серьезно, глаза ее не полыхают тревогой и сомнением, не позволяют огню плясать по водной глади. — Джувия чувствует тяж вины после содеянного.       — Это она должна страдать, — огрызается Брэндиш, и волосы ее подвластны дуновению ветра в точности как волна океана. Она и впрямь была похожа на нимфу, но стала той, кому подвластно и мир уменьшить, и себя вознести. — Из-за нее и ее матери умерли наши родители, потому что повелись на поводу.       — То было их решение, оне-сан. Джувия не собирается винить Люси-сан, она — волшебница моей гильдии.       Брэндиш опускает голову, усмехаясь.       Она ведь знает, что у Джувии на сердце, а что на мыслях. Если для всех Локсар — замутненная штормом волна, для нее — чистейшая прибрежная гладь. И сквозь нее видны все камни. Брэндиш знает, как Джувия отбилась, не пожелав стать одной из Спригганов, как сестра. Неукротимая, ей было противно даже слышать о подчинении какому-то там королю Ишгара. Она ушла, омрачненная тайфуном своих эмоций и горя. Семья была для нее всем, но она позволила себе забыться в убийствах гильдии «Фантом Лорд». Брэндиш собирала все крупицы информации о сестре, пусть и не остановила когда-то. Знала о мрачном напарнике и немеренно обрадовалась, узнав про Хартфилию, бьющуюся в смертельной агонии в воде, упивалась, слыша про лежащую рядом связку ключей. И не могла поверить, что и сестра, и даже ее напарник станут частью «Хвоста Феи».       Она много о ней знает. И о лихорадочном дожде, и о маге, ушедшем от нее на целый год.       Знает, но не признается.       Брэндиш смотрит в глаза цвета морской глади и даже знает, что она скажет, но все равно вздрагивает, когда ее ладонь оплетают тонкие пальцы.       — Джувия устала быть без дома. Давай вернемся, оне-сан?       Воссозданные в душе слова дают Брэндиш столько сил, что она могла бы нимфой вспорхнуть над океаном.       В тот момент она себе клянется, что ни одна война не станет преградой. В конце концов, она единственная, кто знает о прошлом Джувии.