Капли дождя на терновых кустах

     Империя сдохла, сгнила вместе с изуродованными, изнасилованными, расчленёнными телами царской семьи. Божий помазанник, испуская зловоние, разложился в труху в окружении своих родственников. Тринадцать лет прошло с того дня, как трёхсотлетняя династия Романовых вымерла. Да, остались не играющие никакой роли представители, которые покинули страну, но это лишь бесполезные перья павшего двухглавого орла. И всё бы ничего, иконописный лик Российской Империи сменился на строгую чёрно-белую фотокарточку Советского Союза, но на этом суровом профиле огромным гнойным прыщом торчал гигантский символ сдохшего под развалинами церквей и трупами священников Бога - Храм Христа Спасителя. Сверкающий на солнце этот 103-метровый памятник погибшим в Отечественной войне 1812 года, вгонял в ступор простой народ и дико бесил людей, приближённых к власти. Абсурдно проезжать каждый день мимо него по пути в Кремль, чтобы там отдавать приказы об истреблении верующих, о пропаганде атеизма, он развитии союза воинствующих безбожников, а потом снова проезжать мимо этого грандиозного сооружения.      Конечно за 17 лет советской власти когда-то белоснежные стены храма покрылись грязью, пятнами краски и вульгарными надписями, от "Бога нет!", "Бог мёртв!" и до банального и вездесущего "Авдотья - шлюха" и  "хуй". Но больше всех храм коробил взгляд Ежова. Каждый раз, когда он проезжал мимо - обязательно останавливался, выходил из машины, чтобы показать средний палец крестам на куполах, плюнуть и крикнуть: "И что ты теперь сделаешь? Мёртвый Бог!" и прочие ругательства, а затем уезжал, стуча по рулю и матерясь.      Прошёл год, как Сталин и Ежов познакомились. Известный, как надёжный исполнитель любого поручения, Ежов быстро добился расположения вождя. "Если вся деревня в контрреволюционном сговоре, допросы Ежова вскроют всю схему" - говорили о нём. Не было ни единого случая, чтобы враг народа оказался несправедливо осуждённым. Если Ежов стучал в дверь - это всегда означало лагерь или казнь. Если другим открывали двери и седели, то при виде его, кто был в курсе его внешности, падали с сердечным приступом.           "Так, так... Сергей Котов, вы были уличены в загрязнении детских умов религиозной пропагандой" - осматривая личное дело кудрявого белобрысого молодого мужчины перед собой в бетонном карцере, заявил Николай Ежов. "Я лишь учил их доброму, учил заповедям Христа. Что может в этом быть плохого? То, что мальчишки дрались, а я собрал их и стал читать притчи из Библии? Что я пытался помочь воспитать детей, многие из которых остались без родителей после гражданской войны, на попечении бабок? Что плохого в..." - оправдывался мужчина в одних трусах, наручниками прикованный к металлическому стулу. На потолке, мерцая, висела грязная лампа, об которую снова и снова билась муха. Ежов, стоящий перед заключённым прервал собеседника: "С обучением молодёжи отлично справляется коммунизм и заветы товарища Ленина! А ты, выродок..." - бросил личное дело в сторону и наклонился к мужчине Ежов: "распространял гнилую веру в мёртвого божка, которая так одобрялась империей. Ты монархист?!" - тыкнул он в щёку нестриженным грязным ногтем. Котов закричал: "Нет! Я аполитичен! Это лишь вера! Бог есть и он живой. Он вне политики и..." Звонкая пощёчина наполнила шумом комнату: "Ты ебанулся?! Ебал я твоего бога! Ты сегодня же отречёшься и от него и выдашь всех своих сообщников-монархистов!" "Я не... Я не отрекусь... И я не монархист. Я лишь учил деток... Хотел спасти..." - тихо проговорил Котов, пока Ежов отошёл к столу, который был в полной темноте, так как свет лампы не попадал на стены. Скрежет металлических, острых и тяжёлых предметов словно резали и пронзали сам воздух, арестованный тяжело дышал от страха, а Ежов подошёл с бутылкой спирта, скальпелем, солонкой и зажённой сигарой во рту. "Сейчас мы сыграем с тобой в игру, называется она "Иисус, Мария и Господь", суть вот в чём..." - затягиваясь сигарой и дыша прямо в лицо сидящему мужчине (рост как раз позволял делать это, не нагибаясь), разъяснял Ежов: "Я буду делать тут некоторые вещи, ну так, чтобы скоротать время в ожидании. Можешь не обращать внимания. Но если тебе вдруг что-то не понравится из моих занятий, то просто охарактеризуй Иисуса, Марию и бога так, чтобы мне понравилось. Чтоб аж, ух, муражки по коже от описания. Если будешь двигаться в правильном направлении, я тебе дам знать. А когда закончим игру, ты расскажешь кто с тобой состоял в контрреволюционном сговоре и я смогу освободиться пораньше, думаю, ты будешь не против, если мы закончим быстро. Ну что ж, начнём" - закончил Ежов. Мужик, прикованный к стулу тяжело дышал и следил за лезвием в руке Ежова, который уже приблизил скальпель к левой руке христианина. Медленно, плавно, словно нож в масло, вошёл металл к тело и мужик сдержанно застонал, не открывая рта, сжимая пальцы на руках. Аккуратно вырезав небольшой круг, Ежов отковырял кусок кожи и бросил на пол, ливанул спирта на рану, и под крик пленника бросил в рану соли и вставил в отверстие кончик сигары. Запахло жареным мясом, мужик затрясся в крике, с лица пошёл пот, но слов никаких он не произнёс. "Пахнет... шашлыком. Любишь шашлыки? Я думаю, съезжу завтра. Зимние шашлыки с бабами и товарищами, прекрасное занятие. А ты как давно не ел? Дня три? В лагерях, кстати, есть кровать и еда. Не шашлыки, конечно, но сносно. Ты бы сейчас, наверное, даже на хлеб согласился. Говорят, хлеб - тело Христа? Надеюсь, ты не забыл про игру? Или тебе просто нравится процесс? Почему бы и нет, тогда продолжим" - насмешливо говорил Ежов, размахивая скальпелем перед лицом мужика. "Слушай, ты никогда не задумывался, зачем мужикам соски?" - спросил мучитель и ловко провел два круга вокруг сосков Сергея. Лишь стон с надрывом услышал он в ответ. Отковыряв, он так же бросил их на пол, где муха уже ползала по первому куску плоти, и, как обычно - спирт, соль, сигара, истошный крик. Мужчина начал слабеть и терять сознание: "Эй, эй!" - бил его по щекам Ежов: "Не спать! Мы же играем! Раз тебя так расстраивает скальпель, сейчас сделаем кое-что, другое" и Ежов отошёл в сторону. Мужик на стуле стонал и тихонько плакал. "Мне кажется тут холодно, давай я тебя согрею" - Ежов в перчатках с большими кусками стекловаты принялся растирать ноги мужика, сначала не понимавшего что происходит, но через мгновения его ноги стало так сильно жечь и они стали чесаться, что он снова закричал. "Согрелся? Продолжим" - Ежов снова отошёл, пока мужчина с прикованными ногами мог едва касаться коленями друг друга и возить стопы по полу, пытаясь хоть немного почесаться. "Честно говоря я очень хочу отдохнуть, ты такой потный и неразговорчивый, ты меня бесишь, а ещё у тебя рожа такая недовольная, будто тебе не интересно играть. Так что я перейду к предоставлению тебе выбора, проведём тест, говорят здоровье важнее всего. Сейчас проверим важно ли оно для тебя. Соски мужчинам точно не нужны, не многое ты потерял, но что насчёт того, что мужчин делает мужчинами?" "Нет, нет, нет!" - впервые заговорил Котов. "Вот, уже лучше, теперь остались нужные слова" - обрадовался Ежов, держа в руках длинную очень тонкую проволоку. Стянув с Котова трусы, он взял перчатками сжавшийся от холода и страха комок плоти, оттянул его, взял флакончик машинного масла и ввёл в уретру, впрыскивая смазку. Мужик кричал: "Не надо, Боже, Господи помоги, Дева Мария, спаси, пожалуйста! Кровь Иисуса Христа, кровь Иисуса Христа!" Ежов воскликнул: "Ещё ближе! Но не те слова, продолжаем" - он медленно ввёл проволоку в уретру и начал осторожно засовывать всё глубже и глубже тонкий, как волос, металл. "Интересно, куда именно зайдёт эта проволочка и в каком месте она проткнёт твою плоть" - сказал Ежов и молча продолжал заталкивать проволоку внутрь, пока Котов молился то шепча, то крича. Внезапно Ежов встал и пошёл к столу, вернувшись с каким-то электронным устройством, он сказал: "Видимо, не проткнула и намоталась внутри, скажешь где именно будет колоть" - он присоединил конец проволоки к устройству и повернул ручку. Мужик взвыл от боли, с именем Иисуса Христа на устах: "Господи, в твои руки я передаю свою душу!" "Ты ебанутый?" - спросил Ежов, выключив аппарат - "Ты не умрёшь, нет, это было бы слишком скучно. Мы не доиграли" - и он снова покрутил ручку, повышая напряжение. Запах жареного мяса усилился, из промежности Котова пошёл дым, ноги не шевелились, застыв в напряжении, и тут он заорал: "Я ненавижу Иисуса Христа, я ебал Деву Марию, а Господа Бога не существует, будь ты проклят Бог, если ты меня подверг этому! Я ненавижу тебяяяяяя!!!!" - Котов зарыдал, когда Ежов выключил устройство и слёзы закапали на иссиня-чёрный дымящийся сморщенный комок между ног. "Фамилии" - спросил Ежов, держа в руках личное дело Котова и ручку. "Голомазов, Кайсин, Кошкин, Картишкин, Солер..." - перечислял он фамилии всех знакомых "монархистов", вернее всех тех, кто хоть раз был замечен в церкви, фамилия за фамилией он назвал всех, с кем бок о бок ходил в, пусть и официально закрытое, но целое здание церкви, и проводил там богослужения, в том числе и фамилии попов, которые так же скрывали свои должности, притворяясь простыми жителями. "Они все будут мертвы и очень скоро. Но прежде посмотрят тебе в глаза, я дам вам возможность пообщаться. Может быть, даже, поприсутствуешь на допросе, как и твой любовник." Ежов кого-то поманил пальцем и из темноты в свет вышел юный цыган, на секунду сойдясь взглядом с Котовым, но опустил глаза в пол и больше не поднимал. "Гутье..." - лишь прошептал Котов.      ...      Ежов, запыханный, бежал по коридорам Кремля, пока не увидел дверь с табличкой "тов. Сталин". Отдышавшись, утерев пот со лба, расправив бумаги в руке, он постучался в кабинет и вошёл.      "Уничтожить храм Христа Спасителя? Вы представляете как это будет затратно, товарищ Ежов?!" - удивился Сталин. Идея ему нравилась, но сколько должно было уйти на это денег - страшно представить. "Давайте построим на его месте бассейн, Иосиф Виссарионович, люди будут его посещать и снос окупится со временем. Людям нравится купаться, а промышленность, которую мы развиваем, портит реки. За бассейнами будущее. И ещё за качалочками. Большая часть народа - это быдло, для которого спорт играет огромную роль. Базовые инстинкты тянут людей туда, где есть соревновательный дух и сила, вместо объединения и интеллекта. Поэтому бассейн и качалочки будут очень популярны". "Хм, хорошая идея, товарищ Ежов. Даю добро" - ответил Сталин, подписав документы. ...      Ежов стоял посреди гигантского роскошного зала Храма Христа Спасителя, окрашенного множеством росписей, с иконами, всё так и сияло, словно это небеса и вот-вот из-за угла выйдет сам Иисус Христос. Ради этого особого дня Ежов полностью запустил работу храма, из лагерей даже вызвали настоящих священников. Бассейн с качалкой конечно хорошо, но было бы неплохо хотя бы частично окупить снос храма уже заранее, а не через годы. Поэтому Николай кое-что придумал.      К храму подъехало множество автобусов и машин с людьми - это были роскошно одетые солидные мужчины, молодые смазливые юноши, женщины в мехах и девушки в бикини, богатые плешивые старики и их восемнадцатилетние содержанки, пожилые дамы с килограммами жемчуга и их юные накачанные любовники, арабские шейхи, в окружении парней и девушек и не разберёшь где там охрана, а где юные вафлёры. Так же среди гостей было много и членов НарКома и партийные деятели.      Началась служба, хоровое пение девочек в платочках. Повсюду горели свечи у икон и зал наполнял запах ладана, но помимо ладана в воздухе распространялся дым конопли, а юные монашки подавали всем гостям на серебряных подносах кагор с мескалином. Хор пел всё громче, а гости начали целоваться со своими спутниками или же с теми, с кем просто стояли рядом, если пришли в одиночестве. Это было одно из правил этой ночи - никто не останется без, как минимум, пары. Лёгкие поцелуи переходили в страстные засосы, с людей стала спадать одежда, мужчины прижимали женщин к иконам в страстных порывах, а инициативные женщины расстёгивали мужикам ширинки и, доставая множество разных членов, от маленьких до огроменных, начинали отсасывать, наполняя зал звуками чмокания, хрипом и бульканьем глубоких заглатываний. Ежов был в восторге - самое святое место России наполнялось самым диким пороком, впрочем и святость и порок люди назначали сами, да и были это ценности павшего государства. Теперь это было самое святое место, внутри самого порочного здания. Порочное здание потому, что поддерживало власть над народом и его безвольность. А святое место потому, что здесь и сейчас каждый принадлежал каждому и не принадлежал никому. Жёны засовывали в рот член мужа и член какого-то незнакомца, мужчины сосались с возлюбленными, пихая члены в чьё-то тело, лица которого они даже не успели заметить. Если влагалище или член были свободны, каждый имел право им воспользоваться. Триумф коммунизма в отдельно взятом здании. Ежов даже подумал, что неплохо было бы построить здесь Дворец Советов - храм коммунизму с 400-метровым Лениным на крыше. Но эта умопомрачительная идея была не реализуема, и всё же была чудесной мечтой, греющей сердце, пока член Ежова грела юная монашка из хора в своей сочной промежности, из которой кровавая влага стекала сочными каплями по белоснежным девичьим ножкам. Удивительно, с каким энтузиазмом занимаются сексом девственницы под марихуаной и мескалином. Боль отступает и остаётся только, сдерживаемая годами половозрелости, похоть. "Ебля века" - наверное, так можно было бы прозвать это событие в газетах, если бы оно афишировалось. Монашки продолжали носить кагор и фрукты в перерывах между трахами, все в сперме и сквиртах, пьяные и счастливые. Фрукты тоже уже давно были в людских выделениях, но никого это не смущало. Сегодня понятие "пол" пропало и каждый желал каждого и каждый имел право на каждого. Анусы с простатами и без скользили на хуях, губы парней и девушек сосали пенисы и клиторы, на глазах святых прошлого, смотревших со стен в освещении свечей. Попам было запрещено участвовать в оргии, но они были обязаны не сопротивляться, если к ним домогаются гости, поэтому у некоторых под рясами сидели опьянённые красотки, работая ртом, а другие, задрав свой наряд и платье одной из дам, ебали её туда, куда она пожелает. Любая прихоть исполнялась. Одного из попов дама в годах ебала страпоном. Так протянулась вся ночь. На утро попов расстреляли те, кто заплатил больше всех, в том числе дама со страпоном.      Ближе к утру, прямо перед рассветом, гости вышли на улицу и окружили храм, в котором уже была заложена взрывчатка. Но сначала сверху сбросили крест, а изнутри максимально быстро вынесли иконы и прочие ценности. Все, взявшись за руки, смотрели, как с фейерверком взрывается храм. Храм мёртвого Бога. И начинается новая эра свободных людей. Эпоха коммунизма...     Сталин сделал фото в момент взрыва. Вот оно - падение символа монархии и тотальной власти империи. Падение выдуманного бога, который так давно умер в сердце Иосифа. Так забавно, Иосиф был назван в честь отчима Иисуса, а теперь взрывает храм его имени. Теперь пора начинать новый виток истории - дав людям полную свободу, сделав всё общим и ничего не запрещая. Государство должно быть для народа, а не наоборот.      Но готовы ли люди к свободе? Дай им право делать что угодно - сколько из них займутся образованием и бизнесом, сколько изберут пару, следуя сердцу, сколько выберут кем быть в этом мире, а сколько начнут ебаться в оргиях, с животными, детьми, убивать и воровать, во что превратится общество, полное ленивых, обезумевших людей, над которыми нет совершенно никакого руководства? Толпа - это скот. Сталин понимал это как никто другой, шли годы и он всё больше убеждался, толпа - лишь скот и если смерть одного человека - это трагедия, то смерть миллионов - лишь статистика. И здесь кроется не только смысл, что гибель одного человека ощущается более явно и болезненно, чем множества, да ещё как правило незнакомых. Тут кроется и другое - в мире есть отдельно взятые люди, их довольно много по количеству, но катастрофически мало в процентном соотношении. Это действительно люди. А всё остальное - животные. И когда люди оказываются лишены свободы - они взвывают от тягот, потому что им не нужна инстинктивная ебля, им нужна любовь. Потому что им не нужна жалкая пища даже в избытке, они хотят питаться вкусно и полезно. Им не нужен серьёзный спорт, отнимающий драгоценное время, они не вкладываются в модификации тела, поддерживая скорее его внутреннее состояние и тонус, чем внешний вид. Они не кичатся накачанными задницами и бицепсами, потому что это примитивная модель поведения животных, жаждущих спаривания. Они не вопят фанатея в спорте за какие-то команды, и не испытывают агрессии к людям, которые так же фанатеют за другую команду. Они не делят мир на своих и чужих, будь то некие общества, нации или границы государств. Над ними не властны врождённые триггеры поведения - секс, еда, сон. Они способны отказаться от всего ради более важных и серьезных целей. Вот таким людям свобода важна, как воздух. Но каков процент таких людей среди колоссального большинства скота, который пригоден лишь как рабочая сила и желания которого способны удовлетворить хлеб и зрелища, и то для особо развитых, а иным достаточно хлеба, члена/влагалища и постели. Что такое свобода для них? Это ад для людей следующей ступени эволюции. Люди - самая разрозненная и сложноустроенная биологическая сущность на планете и эволюционируют они не равномерно, как более компактно расположенные животные. Люди слишком разные и свободу всем нельзя давать. Такой вывод сделал Сталин. А ещё они даже не поймут подвоха, если называть что-то одно совершенно другим словом, поэтому партия в СССР осталась коммунистической, но коммунизм покинул советскую землю вместе с Троцким. Иосиф вновь перевернул лист альбома...