Аддамсы в Хогвартсе

Полночь. Каменные надгробные плиты бросают мягкую тень на сухую траву. Меж них к склепу ползет туман. В сумерках мелькает тонкий вытянутый силуэт, плавно скользящий вслед за белой дымкой. Мортишия Аддамс заметила своих малюток у свежей могилы. Они сидели на её краю, свесив ноги вниз и опустив головы. Венсди сложила руки на коленках, а Пагсли крепко сжимал лопату. - А вчера я подожгла соседского пса, который задирал нашу Вещь. - Бабуля хотела поймать его в капкан для медведей, но Венсди сама смогла попасть в него из маленького огнемета, что дядя Фестер подарил нам на Рождество. А ещё дядя Фестер опять дольше всех просидел на электрическом стуле. Мортишия тяжело вздохнула. Ей было горестно видеть расстроенных детей. Прошел уже месяц, как кузен Итт умер, а Венсди и Пагсли никак не могли смириться с этой утратой. Каждый вторник они приходили на его могилу, раскапывали гроб и рассказывали новости последней недели, уткнувшись взором в резную крышку. - Дети мои, — произнесла она, протягивая руки вперед. Брат и сестра повернули свои головы на зов матери. Встав на ноги, они поспешили к ней в объятия. - Вам пора спать. Завтра день обещает быть трудным. Выбравшись из материнских объятий, дети засеменили к дому. Мортишия достала из рукава волшебную палочку и вновь засыпала гроб землей. В холле её встретил Гомес. Как только она вошла, мужчина встал с кресла, обшитого золотым узором, поправил свой полосатый костюм и приблизился к жене. Притянув её к себе за руку, Гомес поцеловал супругу в шею. - Моя дорогая, я не мог уснуть. От моей сестры Эйлин уже полгода нет весточки. Она даже не подозревает, что случилось с Иттом! С этими словами он вскинул руки к небу и отстранился от Мортишии, упав в кресло, обитое красным шелком. Его большие, немного выпученные глаза бегали по комнате, не успевая сфокусироваться на определённом месте: ни на грозной кабанье голове, висящей на стене; ни на висящей напротив рыбьей физиономии, что проглотила человеческую ногу; ни на чучеле черепахи с двумя головами, которое он самолично выкупил у старца в Лютом переулке; ни на старинных дубовых часах со сложной вырезкой и замысловатой картиной, которая напоминала о временах инквизиции; ни на шкуре белого медведя, лежащей на полу и рычащей, если на неё наступят. Лицо Гомеса выражало дикое беспокойство, граничившее с безумием. Он сжал руки в замок и тихонько покачивал им. - Я послал сову с сушеными скорпионами и головой тритона, но она не удосужилась прислать мне банальное спасибо, — он резко поднял голову и посмотрел на свою спутницу жизни и смерти, – я так больше не могу. Мы немедленно отправляемся в Англию! Мортишия подошла к Гомесу и положила руку ему на плечо. Последний месяц в доме Аддамсов царили грусть и уныние. Всё семейство пребывало в глубоком отчаянии. Бабуля отказалась печь яблочный пирог с глазами столетнего мертвеца, Фестер уснул на электрическом стуле, Вещь стала часто куда-то пропадать, Ларч прекратил весело мычать. Даже дети вчера после поджога собаки целый день провели в комнате и, похоже, они заинтересовались церковным пением. Бедные дети! Что сейчас творится в их головушках. Такими темпами они станут походить на странных соседских ребят и потеряют весь дух Аддамсов. Эта поездка должна всех отвлечь от наступившей беды. - Да, любовь моя. Аддамсы своих не бросают. - Ты самая поразительная летучая мышь во всей вселенной. Да! Своих не бросаем! - Тише. Разбудишь детей.