Механизмы

Вот и всё. Итачи осторожно поправил светлые прядки на лбу Наруто. Удивительно, но всего за несколько дней он успел привязаться к мальчишке. Даже жаль, что после всего им не удастся поговорить – Итачи мог бы развеять большую часть сомнений и, наконец, рассказать правду. Теперь же ему приходилось мириться с её тяжестью в полном одиночестве. Тело лежало в центре пентаграммы Агриппы, которую Учиха нарисовал собственной кровью. Символы зловеще поблескивали в скудном свете. Истинная смерть к Наруто так не пришла – как и для любого в особняке, но он уже перешагнул порог, за которым начинается зона невозврата. Осталось немного, совсем чуть-чуть подождать, когда он примет решение. А в том, что решение будет в его пользу, Итачи уже не сомневался. В конце концов, что может быть сильнее любви? Любви, которая вывернула наизнанку само понятие человеческого существования? Любви, которая способна безошибочно привести одну душу к другой, как бы далеко она не находилась? Итачи и представить не мог, что все его карты выпадут лучшими комбинациями. Разве он мог предположить, что план обгонит первостепенный на несколько шагов вперед? – Как жаль, что ты забыл о том, что случилось с нашей семьей, – когда за спиной раздался тихий голос Саске, Итачи покорно опустился на колени, чтобы не упасть и не потерять сознание от удара. Он знал, что его ждет. – Я не забыл, Саске. И я не меньше твоего хотел освободить их. Хотя какой смысл объяснять, когда ты… Бездушная оболочка. – Поэтому ты хочешь уничтожить механизм? Итачи замолчал. Он не вздрогнул, когда Саске вдруг появился прямо перед его лицом, будто в зеркальном отражении. Их взгляды встретились с такой злобой, что позавидовал бы любой убийца. Саске был таким, каким Итачи не ожидал его увидеть. Только не сейчас – не теперь. Всё-таки человек. С душой, с чувствами, но полностью порабощенный чужими мыслями. Жизнь внутри механизма слишком сильно повлияла на его личность. Жизнь внутри Мадары… – С появлением Наруто ты полюбил риск. Не страшно оставлять дом без присмотра? Тем более сейчас. Когда он там… – Наруто не сможет, – спокойно отозвался Саске. – Он не понимает, что делает. Без понимания связи не уничтожить. Итачи перевел взгляд на саркофаг-сороконожку за спиной брата. Удивительно, каким умиротворенным механизм выглядел сейчас – словно пожилой человек, дожидающийся смерти. И если бы у этой махины было лицо, наверное, оно бы улыбалось. В конце концов, даже к безумцам в конце пути приходит умиротворение и покой. Человек. Непостижимое творение. Такое же непостижимое, как разум – тем более разум сумасшедшего. Хотя, что же. Вот он. Вот оно – само воплощение смерти, отражающее его идеи. Если бы только Наруто мог представить, что именно он собирался изучать, он бы, наверное, тоже сошел с ума. Итачи попытался мысленно выстроить новую реальность. Красивый мир, о котором можно было бы мечтать, если бы он не был влюблен в тень. Дедушка Курамори никому бы не причинил вреда. Мадара не привлек бы к себе создание из другого мира. И не вырезал бы из своей груди сердце, не подчинил бы Тень, не заставил слушать его приказы. Сам Итачи не полез бы в чужие тайны, и не поплатился бы свободой за любопытство – не рассказал бы матери, обрекая и её на верную гибель. Саске намного позже раскрыл бы в себе способность видеть будущее, и не стал бы жертвовать собой ради спасения чужих жизней и душ. Они, все вместе, не потеряли бы человечность, и, может быть, жили бы долго счастливо. Кто знает, но… Они проиграли. Проиграли в тот день, когда Мадара предложил Бездне свое сердце. Отвратительный хруст заставил Итачи вернуться в Подвал. Боли он не почувствовал, но увидел достаточно: Саске держал в руке бедренную кость и окружающую её плоть, и крошил пальцами, превращая тонкие жилы, ткани и мышцы в кровавую кашу. – Ты не уйдешь отсюда. Я позабочусь об этом. Отсюда никто и никогда не выберется. Только не такими, какими мы стали. – Думаешь, если мне удастся победить, то все обречены? – С тобой случится то же, что с Мадарой. Ты всегда был таким же и жертвовал всем ради своих идеалов! И если кроме его силы, ты получишь еще и свободу, то разрушишь всё. Я тебя знаю. Я тебя вижу! Голос Саске звенел жутким металлическим эхом. Механизм грохотал изнутри – тяжелый гул звучал откуда-то из его глубин. – Идеал. Ты прав, идеальным я вижу мир без тиранов, без управленцев. Без этих… наивных лидеров. Замечательный мир без выскочек вроде тебя и Наруто. Хотя он мне понравился. Он умеет жертвовать. – Другими словами – ты хочешь пустой мир для себя. И как ты поступишь, если сможешь его создать? Теперь губы младшего брата лишь шевелились под слова. Весь звук исходил из свитых в жгуты шестеренок и самых дальних углов особняка. – Нет, почему же. Люди, масса, мне не интересны. И их жалкое существование тоже. Саске скомкал в руке вторую ногу Итачи. Сжал, зло дернул на себя, разрывая мышцы. Затем припал лбом к чуть подрагивающему плечу брата. Всё это было бесполезно. Неожиданно для них обоих печать вокруг тела Наруто засияла. За несколько секунд теплый свет окрасил потемневшие металлические стены в яркий сизый. – Саске-Саске… всё-таки ты ничего не знаешь о силе любви. Механизм взвыл. Саске исчез. Саркофаг резко распахнулся, затем раздвинулись и его стенки. Шестеренки задрожали, расползаясь в стороны. Механизм делился на две части, раскрывался, будто свежая рана – из проема сыпались запчасти, медные и латунные осколки, стальная крошка. Где-то мерцали белые вспышки, загорались до боли знакомые символы. Всё тряслось, будто сама природа решила лично уничтожить своё уродливое творение. – Ты справился, – усмехнулся Итачи. Он скорее почувствовал, чем увидел – Наруто делал это голыми руками. Он был там, в Провале, в изнанке мира, и он распарывал собой кривые швы реальности. Он понял, как должен действовать – и применил свои силы там, где это было необходимо. Уничтожить то, что было создано с применением человеческой души можно лишь тем же оружием. Вой становился громче, злее. Особняк выворачивался и гремел так, что это наверняка слышали на много миль вокруг. Если бы, конечно, рядом была хоть одна живая душа. Итачи перевел взгляд на тело Наруто. Вытащил иглу из кармана и завалился набок. Ползти было нелегко – но сейчас вряд ли что-то могло ему помешать. Скоро в проеме механизма показался огромный часовой маятник. Он качнулся дважды, прежде чем с громким звоном удариться о зубастый край «раны» и рухнуть вниз. Щелчки прекратились. В пугающей тишине раздавалось лишь биение человеческого сердца. Итачи перевернул шприц и замахнулся, чтобы вонзить его в грудь Наруто. Он солгал о том, что точно сможет привести его в чувство – но мог хотя бы попытаться. Удар сбил занесенную руку с траектории. Итачи отлетел в сторону и удивленно поднял глаза. Над Наруто возвышался Саске. Саске – такой, каким он видел его в тот самый день… Ломкий, красивый. Бледный, как смерть. В домашней одежде… С зияющей дырой в груди. – Что ты делаешь? – справившись с голосом, спросил Итачи. – Саске? Брат наклонился. Рука медленно разжалась – показалось тонкое хирургическое лезвие. Одним рывком погрузив его в грудь Наруто, Саске разрезал одновременно кожу и ткань рубашки. Послышался мерзкий звук ломающихся ребер. – Черт тебя раздери! – Итачи оттолкнулся от стены, пытаясь подползти ближе. – Нет… Саске! Худое запястье утонуло в раскрытой ране. Саске ссутулился над трупом, и Итачи увидел, как по его щекам посыпались прозрачные капли, соскальзывая на лицо Наруто. Он сделал короткий рывок и выпрямился, бережно сжимая в руке кровоточащее сердце. – Саске! Это… это не способ! Хватит! Я обещал тебе тогда – обещаю сейчас, я не… что ты… ты ведь не дурак, правда? Ты никогда не был дураком, и сейчас снова рискуешь всем? Вот так? После всего, через что мы с тобой прошли?! После того, как тот ублюдок убил их всех, ты всё еще пытаешься сохранить… и это я слепо придерживаюсь своих идеалов?! Всё время, пока Саске, тяжело пошатываясь, шел в сторону часов, Итачи умолял. Больше ему ничего не оставалось. – Ты убил единственного человека, который хотел нас спасти, лишь бы не дать мне освободиться! За что ты борешься? За правду?! Как ты… как ты вообще ещё дышишь?! Мы не связаны с тенью, мы мертвы! – Ты никогда не был в её объятиях, – отозвался Саске, разбивая стекло, под которым постепенно затихало его сердце. Бережно вложив свою ношу в проем, он болезненно усмехнулся. – Ты так ничего и не понял… – Понял, – злобно прошипел Итачи, буравя взглядом спину брата. Все связи были разорваны – боль постепенно возвращалась и говорить становилось всё труднее. – Теперь у тебя не хватит времени и жизни на две печати. У тебя ничего не выйдет. Либо спасти его – либо остановить меня. Вот уж выбор, правда? Теперь у тебя нет выхода! Саске срезал фалангу пальца и припал к стене. Медленно царапая символы, он постепенно сползал вниз, но всё-таки вырисовывал знаки. Он всегда был упрямым. – Сигил?.. – Итачи снова бесполезно попытался встать. – Саске! Пожалуйста!.. – Каждый из нас в тот день сделал выбор, – прошептал Саске, упираясь в грязную стену горячим лбом. – Я обещал тебе, что не позволю этому случиться. Я обещал маме… Рука остановилась и выписала неправильный символ. Итачи вздрогнул, а потом хрипло рассмеялся. Словно сумасшедший. – Что это за печать? Символы тепло замерцали, и Саске оттолкнулся от стены. Сердца, обрамленные осколками разбитого стекла, забились в унисон. Механизм вдруг зашевелился, клацнул разодранными шестеренками и начал собираться вновь. – Что это за печать?! Скажи мне! Что ты сделал?! – Прости меня, – улыбнулся Саске, стерев слезы окровавленной рукой. – Пожалуйста, брат, прости меня. А затем пелена шестеренок скрыла его от взгляда Итачи. Звука падения тела он уже не услышал. *** – Наруто… – чужой голос пробился в сознание Итачи словно сквозь слой ваты. Какие-то люди кружили рядом, пытались привести его в чувство, спрашивали про оружие. – Боже, малыш… если бы я только… я только знал… – сутулая фигура Джирайи обволакивала бездыханное тело блондина. Несколько человек стояли поодаль, осматривая выведенную кровью пентаграмму. – Что за чертовщина здесь произошла? – спросил кто-то за спиной Итачи, рывком поднимая его на ноги. Итачи пошатнулся и удивленно опустил взгляд. Его ноги… Раздался звонкий щелчок наручников. – Сектантские штуки не видишь, что ли? – ответил второй. – Ты… тварь, – полный боли взгляд Джирайи полоснул Итачи по лицу. – Я сделаю так, чтобы тебя упекли за решетку на всю оставшуюся жизнь. И его повели. Мимо коридоров. Мимо старой мебели, неузнаваемо-чужих комнат. В особняке стояла мертвенная тишина. Больше не было слуг. Не осталось ничего, что хоть как-то напоминало прежний дом. – Этого психа сразу в штаб? – спросил один из офицеров. – Чертовщина какая-то… Поехали вперед. Нам тут пока что делать нечего. Водитель хлопнул дверью, затолкав Итачи на заднее сидение, огражденное от передних крепкой перегородкой и решеткой. Размяв плечи, Учиха медленно перевел взгляд на наручники. Они доставляли дискомфорт и боль. И потому раскрылись с послушным щелчком. Машина сдвинулась с места, натужно захрипев старым мотором. Итачи долго смотрел, как особняк исчезает вдалеке. Старые окна, непривычно-светлые тени на небольших округлых балконах. Он не помнил этот дом… таким мертвым и пустым. Неужели он был таким на самом деле? До того, как всё началось? – Эй ты, ублюдок. Какого черта? Тот, что сидел на пассажирском сидении, заметил, что Итачи преспокойно растирает запястья. В ответ Учиха лишь холодно хмыкнул. Водитель резко дал по тормозам, а затем испуганно взвизгнул. Его челюсть скрипнула и застыла в раскрытом положении. Послышался еще один натужный хрип – пассажир тоже замер в неестественно изломанной позе. Итачи распахнул дверь. Вышел из машины, заметил на руке одного из офицеров наручные часы. Красивые, под серебро – и явно недешевые. Учиха легонько коснулся его руки, и та отломилась в области сгиба, словно ссохшаяся ветка. Раскрытая ладонь упала на асфальт, рассыпав вокруг мелкие шестеренки. Итачи снял часы и двинулся вдоль импровизированного тротуара, приложив циферблат к правому уху. Горизонт впереди горел светлой оранжевой полосой. А часы тихо звякали, в такт его шагам: тик-так… Тик-так…