Я не верю

Что-то с ней не так. Я не первый раз это замечаю. Она стала плохо спать, стала рассеянной, с каждым днем становилась бледнее. Она точно помешалась. Эти цветы, Чужой их побери, новые повадки… Я точно помню - она не была такой. Это началось щестнадцать дней назад. Наш дом стоит в двух кварталах от площади Китобоев, к западу от бульвара Клеверинг. Конечно, все до единого в Дануолле наверняка уже забыли о нашем захолустье. А ведь когда-то наша площадь могла утереть нос Холджер-сквэр – жизнь тут кипела, как в Ткацком квартале. С приходом чумы улицы опустели, появились разрядные столбы, толлбои, жить стало невозможно. Почти каждую ночь за окном звучали выстрелы – стража разделывалась с плакальщиками. Я было, наслушавшись старых рыбаков, осуждал гвардейцев - все-таки живые люди, но однажды возле входа в катакомбы, на меня набросилась девушка. Не то чтобы я испугался, но она выпрыгнула неожиданно, и только когда я сбросил ее с себя и вскрикнул: «Сумасшедшая?!», разглядел гниющую правую щеку. Мне доводилось видать много всякой гадости, но мурашек на спине я сдержать не смог. Что я делал у входа в катакомбы? Хэх… Говорят, еще до того как начался новый век, благодаря этим глупым безделушкам Соколова, канцлер заботился о простых землеробах вблизи Дануолла. Да-да, именно о землеробах. Даже на этих кусках глины с песком, кто-то умудрялся выращивать винную лозу. Конечно, моряки, китобои и даже простые рыбаки смотрели на них свысока, считая это неблагородным уделом. К тому же прибыль была низковатой. Так вот, канцлер, полвека назад, отвечал за надземные и подземные каналы от Ренхевен, для орошения владений этих самых пахарей. Каналы уже тогда обделывали бетоном, и они отлично вписывались в современный, урбанистический Дануолл. Большинство из них пересохло, но наш функционировал абсолютно нормально, и к нам частенько приплывали мелкие торгаши и беженцы. В последнее время я ждал мелких торгашей. Чуму, знаете ли, тоже неохота подхватить, да и зарабатывал я на торговле гристольским табаком. Чтобы там не случилось, а дымить рыбаки будут всегда. Вот и встречал я их недалеко у входа в катакомбы. Входов таких, вдоль канала тянулось множество. Старики рассказывали, что под площадью есть огромная сеть канализаций, куда стекали не только бытовые отходы жильцов, н и потроха с китобоен. Ротвильда, самой крупной в наше время, в том числе. От тех жутких запахов площадь нашу так и прозвали. С купцами и верзилами Слэкджова, торгующими эликсиром, я встречался именно у знакомого входа, потому что знал каждую крысу в тех местах. Откуда, спросите? Я следовал примеру отца. Папа был мастером резьбы по китовой кости, чему научился от своего отца, а тот от своего. Мать говорила что он умел резать и по бивням тивианских моржей, и даже по человеческой кости. По началу, а работал подмастерьем у него, потом и сам стал мастером, когда отца не стало. Костей в канализациях, куда мы с отцом пробирались через катакомбы, было предостаточно, и из них получался замечательный товар. В основном это были красивые безделушки, которые благородные вельможи называли шедеврами, но меня отец научил вырезать руны и амулеты, за которые весьма странные личности щедро платили. Тогда я понял, что мамины рассказы сказками не были. Амулеты приносили удачу, а руны – наоборот. Так мне казалось. Покупатели, тем не менее находились… В былые времена конечно же, а сейчас - лишь бы повезло рыбака с пустым портсигаром сыскать. Айра всегда плохо относилась к костяным игрушкам (хотя это не помешало ей выйти за меня замуж), но не сейчас. Это еще одна причина для моего беспокойства. Айра не любила покидать дом в последнее время. Она была трусливой, как полагается созданиям прекрасного пола, но что, к сожалению, неуместно в наше время. Готовила, воспитывала ребенка, в то время как я искал заработки. Однажды, когда бандюги Слэкджова не приплыли через канал, ей пришлось шагать за эликсиром на восток, где мне появляться не следовало. Там, в дворах около Клеверинга, на нее и набросились эти мрази с винокурни, обзывали шлюхой и требовали отдать колбу с эликсиром, купленную на их же предприятии. Она говорила, что они уже выхватывали тесаки, когда появился таинственный мужчина, в металлической маске и вызвал взмахом руки ураган, отбросивший нахалов к каменной стене, а затем растворился в воздухе. Она не знала, как его отыскать, и чем отблагодарить. Пришла домой бледная, как ворвань столетней давности. С тех пор она напрочь отказалась покидать дом, а пару днями позже на улицах появились плакаты о розыске некого убийцы в маске. Изредка общалась со своими подругами, вернее теми, что остались в живых, или отказались переехать. Того дня, будь он проклят, монету отхватить никак не удавалось. Рыбаки вообще куда-то запропастились, только один сумасшедший бродил у каналов и бросал камни в хрустаков. Чужой его знает, может, отчаявшись, выбрал такой метод заработка. Вернулся домой я рано, ещё до обеда, а Айра явилась только к ужину. Да не одна, притащила в дряхлом глиняном горшке, который Чужой знает где взяла, цветок. Белый, яркий, немалых размеров. Цветок как цветок, дом даже в такое время домохозяйке украсить хочется. Красивый, должно быть – мне все они на одно лицо, но Айра заботилась о нем с величайшим усердием и опасливым энтузиазмом. Первым, и сразу неприятным сюрпризом оказалось то, что этот цветок светится в темноте. Меня бы такая безделушка не напугала, напугала она Мелиссу. В полночь дочка взвыла перепуганным воплем. А что должна думать пятилетняя девочка, увидев в доме своих родителей светящийся силуэт? Я не придавал этому особого значения, но с каждым днем жена становилась бледнее, под глазами появлялись синяки, она стала часто исчезать, и внезапно появляться, будто никуда и не ходила. Как-то возвращаясь с сумкой, набитой свежим табаком, недавно купленным у гристольских перебежчиков, краем уха я услышал странные звуки из ванной. Только остановился прислушаться, как Айра спросила сладким, будто не своим голосом: «Джордан, это ты там? Заходи…» Заходить я, конечно, не стал. И вот два дня назад, я полностью осознал, что все не так просто, как хотелось. Вечером, когда солнце почти спряталось за соседний дом, она вышла на балкон, и начала говорить, с кем-то невидимым. До того как она вышла, я заметил странную зелень у нее на руке. Что-то схожее с тропическими лианами Пандуссии, которые рисуют в детских книгах, или винной лозой – эта гадость тянулась от кисти через все предплечье правой руки. Я хотел было ворваться туда, к ней, но услышал странный звук, похожий на резкий порыв ветра. Простояв с минуту, и начав трезво соображать, я открыл дверь на пустой балкон. Что-то тут нечисто, явно нечисто. Если б не все эти странности, можно было б смело думать, что она мне попросту изменяет. А теперь если так, то разве что с самим Чужим. Сегодня утром она говорила, что пойдет к Боттл-стрит. Знает, мол, как добыть пару колб эликсира по дешевке. Я конечно ничего против не имею, Мелисса уже начинает кашлять, только вот на Айру это совсем не похоже. Я твердо решил, что прослежу за ней.