Гомо-остров

(POV Шейн) Рассвет. Еще никогда это время суток не было мне так ненавистно. Я лежал на холодном полу своей камеры, и мне ничего не хотелось. Может быть, судьба сжалится надо мной, и подарит смерть? Не могу так жить... Чувство вины и отчаяние разрывают меня на части. В двери повернули ключом, и она со скрипом отворилась. На пороге стоял один из охранников. По телосложению мужчина был полненьким, невысоким... Я думал, таких в эту профессию не берут, они ведь совсем не кажутся сильными. А сила - главное преимущество любого, уважающего себя охранника. - Поднимайтесь, обвиняемый! - приказал он мне, я пошевелился и что-то простонал ему в ответ. Тот подошел ко мне, взял за плечи, поднатужился и поставил на ноги. Пошатываясь, я смотрел на него немигающим, отрешенным взглядом. - Что ж это такое! - рассердился он, боясь, что я упаду, так и не удержавшись на ослабших ногах. - Нельзя опаздывать! Вы должны наблюдать... - Не хочу ничего наблюдать... - Прошептал я, с трудом сказав эту фразу, да и вообще не понимая, о чем он. - В знак наказания за непокорность традициям острова Чейн, вы должны знать, что мы делаем с такими! Я легонько ударил его по плечу и рассмеялся в лицо мужчине, нервы сдавали, я не мог больше находиться в таком напряжении. Этот смех получился непроизвольно, сам собой, а моё настроение говорило об обратном. Охранник поморщился, пробормотав: - Вы все, гетеросексуалы, такие ненормальные? - это слово на букву "г" он произносил с отвращением. Он был воспитан, как и большинство жителей этого острова, в атмосфере, которая пропагандировала ненавидеть другую сексуальную ориентацию, ведь такие люди, по их глубокому убеждению, развращают общество. Хотя, куда уж больше его развращать? Хотелось крикнуть ему, что на этом острове все психи, у которых с котелком неладно. Почему они испытывают такую лютую ненависть к двум влюбленным противоположного пола и готовы их в клочья разорвать? Ведь именно такие фанатичные уроды... Именно из-за таких буйных ублюдков, яро сетующих за гомосексуализм, не стало Этельни. Особенно ярким пятном среди них выделялся мой отец, которого я стал презирать всеми фибрами своей души, больше него я ненавидел только Антуана, этого яростного, долбанутого на всю голову убийцу! Охранник надел на меня наручники, зафиксировав руки за спиной, и вывел из камеры. Мы шли по длинному коридору со стенами из серого камня, я то и дело спотыкался, а мужчина велел идти быстрее. - Такие как ты, гнилые люди, нет в них ничего хорошего. - Высказался охранник, когда мы уже спускались по лестнице. - Правильно, что эту девушку застрелили, меньше будет таких отморозков... - Это вы все, выродки! - фраза мужчины привела меня в бешенство, и если бы мои руки не были скованы, у мужчины на морде появился бы яркий фонарь. Он грубо толкнул меня в спину, приказывая не останавливаться, но оставшуюся часть пути уже помалкивал. Но вряд ли это было из-за соображений полит корректности. Наконец, он вывел меня во двор Каземат, природа острова еще пробуждалась ото сна, а солнце, взошедшее из-за горизонта минут двадцать назад, пряталось за зданием, погружая в тень весь внутренний двор. Во дворе находилось несколько служащих каземат, а еще какой-то старец, похожий на гибрид епископа с инквизитором. Он был бледен и казался не выспавшимся. Посреди всего этого маразма, на горстке сучьев, веток и досок, лежало тело Этельни. Я сглотнул, на глазах пытались навернуться слёзы. Почему эти люди решили вывести меня из камеры, чтобы посмотреть как они её сжигают? - Раз все в сборе, то, пожалуй, начнем. - Заявил епископо-инквизитор. - Официальных речей говорить не буду, тут нет ни публики, ни назойливых камер журналистов, ни родственников сторон. Молитву я тоже не буду произносить, эта девушка грешна, и на полпути в ад, тут я ничем не смогу помочь... - Да вы в своём уме?! - возмутился я, про какой еще ад он тут заливает, и какой из него священник, если он не хочет отпустить грехи умершему. - Я гораздо мудрее, чем ты думаешь. - Сказал он и приказал снять с меня наручники. Когда наручники были сняты, служащие казематов дали мне в руку зажженный факел, точнее, насильно всучили. Я с ужасом понимал, что они хотят заставить сделать. - Сожги тело этой девушки, избавь её и себя от греха. - Распорядился епископо-инквизитор, расплываясь в тоненькой улыбочке. - Нет! - упирался я. А вдруг Этельни жива, а они специально этот спектакль разыгрывают? Почему моя надежда имеет свойство просыпаться так глупо? Я же сам видел, как Эт умерла, а сейчас зачем-то уверяю себя в обратном. - Мы тебе поможем. Они обступили меня, пытаясь подобраться ближе. Я размахивал факелом, не давая подойти к себе. - Глупый мальчишка! Ты должен её поджечь! - епископо-инквизитор казался выжившим из ума, прыгая вокруг окруживших меня мужчин которые боялись обжечься, поэтому не подходили ближе. Глупо с их стороны было давать мне факел, не находите? Теперь у меня есть, чем отбиваться, есть то, чем я могу защитить Этельни от этих коршунов. Но борьба к сожалению, кончилась так же быстро, как и началась, кто-то из них, осмелев, схватил меня за руку, в которой был зажат факел, и я извернулся, ударив мужчину по голове древком факела, но споткнулся о поставленную подножку и упал на спину. К сожалению, при таком раскладе, огонь факела-таки добрался до веток и досок, на которых лежала Эт, и, похрустывая, стал подбираться к своей жертве. Я закричал, попытался сбить пламя, и обжег руки. Меня оттащили. - Безрассудство ни к чему хорошему не приводит. - Заметил епископо-священник, глядя, как я вырываюсь из рук схвативших меня охранников. Затем, они зажгли еще несколько факелов, и бросили их, поджигая доски с других сторон. Пламя подбиралось к девушке, вот уже охватило ноги, подол её платья... Наблюдая, как тело Этельни скрывается за стеной огня, я кричал, рыдал и извивался в цепких лапах охранников, скованный ужасом и безысходностью... После того, как меня доставили обратно в камеру, я сел на твёрдую кровать, стоящую в углу, обхватил колени и просидел так, не двигаясь, глядя в одну точку и плавно покачиваясь, до самого вечера. Перед глазами стояла сцена сожжения Эт, и она никак не хотела выходить из головы. В мыслях стучало: "Я... её... сжёг.... Я... её... сжёг...". К еде, которую мне приносили, я не притрагивался, хоть и не ел уже очень давно. Просто, не хотелось. Ничего не хотелось! Я не наблюдал, когда стемнело, и сколько времени уже прошло. Шаги патрулирующих коридор охранников слышны не были, наверное по домам разошлись, а ночные дежурные просто уснули на своих постах. Вдруг, в замке моей камеры послышался скрежет ключа. Дверь открылась, и кто-то вошел, но я даже не обернулся, оставаясь в своём амёбном состоянии. - Господи, Шейн, я за тебя так волновался! - и возник Михаэль, он не сдержался, присел на колени передо мной и крепко обнял. - Мы вытащим тебя отсюда. Я даже не упирался такому приступу нежности, вместо этого обнял парня в ответ, сжав в кулаках ткань его клетчатой рубашки, сказав: - Я её сжёг... - и разрыдался. Слёзы стекали по щекам, промочили дурацкую рубашку Михаэля, а я не мог успокоиться.