Титаник

Знаете, всегда так, каждый Божий день... Начинается все с одного и того же. Темную гладь неба слегка подергивает свет далекой звезды на горизонте, заставляя мрак тьмы свернуться с престола. Пришло время утра, нового, светлого дня. Небо становится светлым, оттенки черного переходят в синий, следом в голубой, почти до белого, но не доходя до него, безупречный светлый купол становится желтым, розовым, малиновым с оттенком багрового, с привкусом легкости на языке и свободой в душе... Свешиваю ноги с постели, стыдливо поправляю сорочку, подергиваю плечами, чтобы привести себя в чувство, нехотя размыкаю глаза. Встаю. Иду по пустеющим коридорам, ближе к источнику света, жизни, воздуха. Окно нараспашку. Вдыхаю воздух полной грудью, заставив сердце содрогнуться и пару раз кольнуть мою плоть, от чего глотку буквально разрывает приступ кашля, но продолжаю дышать, громко, наслаждаясь каждым вдохом и выдохом. Прохладный ветер теребит мне волосы, слезы высыхают под напором воздуха. Первые букашки спешат начать новый день, как и люди, вечно торопящиеся, даже когда времени навалом. Такой уж у нас удел-вечно куда-то спешить, но если разобраться, то туда, куда мы спешим, опоздать невозможно. Миллионы жизней сейчас бегут неизвестно куда, вбив себе в мозги двоичный код, зомбированные глаза смотрят в пустоту, безжизненные сердца бьются уже автоматом, безразличные души уже ничего не стоят, тела-просто плоть, смысл нам жить на свете, когда души пустеют, мозг отказывается работать, а лишь поглощает таблетки снотворного, барабанные перепонки лопаются от запредельного шума в наушниках, что действует не хуже снотворного? Да, наверное, музыка нас лишь и спасает. Это словно пузырек викодина, обезболивающего, который всегда есть в кармане, под рукой, всегда готовый придти на помощь, снять душевную и даже физическую боль... Я люблю музыку, не потому что она дешевле викодина, а потому что она сильнее, это словно глоток воздуха, второе дыхание, до которого стоит лишь дотянутся рукой, и новая доза заставит тысячи мурашек пробежаться по моей коже. Музыку не заменить и не убить. Она бессмертна. А у викодина есть срок годности. Песни - наш личный наркотик. У каждого он свой. И это потрясающе. Не буду циником и реалистом, так можно быстрее чокнуться, нежели жить в неведении, в розовых очках и совершенно не замечать того, что внутри нас и вокруг, так жить проще. Не думать ни о чем, ни о жизни, ни о смерти, просто жить и смотреть вперед, а может, и вообще не видеть ничего, быть в вечном дурмане забот и ритма жизни, поглощающем наше существование, заглатывая в пучину безразличия. Никогда не сможем мы жить нормально, нам всегда мало, и мы всегда несчастны. Каждый. Но не постоянно... Сильная рука притягивает меня за талию все ближе к теплому телу. Нежное прикосновение к шее заставляет меня снова вдохнуть глубже. Касание действует не хуже отличной песни, ощущения те же. Я усмехнулась. Новый приступ кашля. Мое тело дрогнуло в его руках, я перегнулась пополам и тяжело дышала. - Опять приступ? - серебристый баритон напомнил мне о своем существовании. - Да, - прошептала я. Он развернул меня к его лицу, держа за плечи. Серые глаза смотрели прицелено в душу, не отрываясь, немного смущая меня. Невероятные светлые волосы были уложены как всегда идеально. Он тяжело вздохнул и убрал руки. - Все нормально? - спросил обеспокоено он, глядя на мой бегающий взгляд. - Наверное. Думаю, да. - Остаешься дома. Не будешь же ты на пациентов кашлять. - Роберт... - Никаких тут "Робертов". Берешь больничный. - Я нажалуюсь на тебя Хаусу. Он рассмеялся в полголоса. - Неужели ты думаешь, что я боюсь этого из ума выжившего чудака? - Он гений. - Это намек на мою тупость? - Это намек на то, что я иду на работу. - Ловко выкрутилась. Неугомонная... - Вся в тебя. Это явно услаждало его самолюбие. Он ушел, а мне только и оставалось, что собраться с мыслями, смотреть на его удаляющуюся грацию и собраться на работу. Нехотя ноги несут меня куда-то по направлению в комнату, я что-то делаю, но знаете, мне это надоело. Каждый день одно и то же. А я не понимаю, зачем я это все делаю, хотя логическое объяснение все же есть-так нужно. Едем на машине. Он молчит. Это слишком угнетает. Я борюсь с позывами кашля, иначе он отправит меня обратно. Это все из-за злополучного падения на спину. Сейчас все расскажу. * * * Кафетерий. Суета везде. Бесчисленное количество людей разбегается меж столиков. Сижу за одним из них, как всегда нервно и безразлично пожевывая свой бифштекс. За спиной послышался отчетливые шаги, что не спутаешь больше ни с кем. Сейчас начнутся нотации. Головой еще больше уткнулась в тарелку, делая вид, что на свете меня больше ничего не интересует, кроме сего бифштекса, который так соблазнительно и маняще лежит на моей тарелке. - Что у нас сегодня? Обед? Скучно! - пробрюзжал Хаус где-то у меня над ухом и бесшумно, довольно нехотя, приземлился на стул напротив меня. Я продолжала с интересом разглядывать тарелку. - Игнорируешь меня? Избегаешь? Это потому что я вдарил Чейзу? - я пыталась не обращать внимания на его слова, хотя в глубине души они задевали меня. - Брось! Что за ребячество?! Ты хочешь, чтобы я попросил прощения? У тебя - нет, у Чейза - тем более, мы как - никак коллеги. Ну что? Мир? - он ожидающе смотрел на меня, пока его не перекосил мой взгляд исподлобья. По - моему, на секунду он дрогнул, ему стало не по себе. Удушающий, холодный взгляд продолжал следить за переменами в его физиономии, после чего я наконец произнесла: - Он тоже человек. Не стоит его недооценивать. Ты унижаешь людей на раз - два, тебе никакого нет дела до них. Знаешь, почему Чейз не ответил тебе? Потому что, это глупо. Детский сад, вторая группа. А все за что? За то, что он вычислил твои махинации с липовыми рецептами Уилсона? Опять, - на последнем слове я особенно заострила внимание, на что Хаус пуще прежнего сосредоточил на моей личности все свое внимание. - Нет, потому что он - слабак. Я не могу жить без викодина. Он знал это. - Это уже давно знают все, это не секрет. - И что? Признайся, ты избегаешь меня по другой причине. Ты снова сохнешь по мне, как гербарий, примятый меж двух страниц. Я стыдливо опустила глаза, испепеляя свои руки взглядом, размышляла о сказанном и пролепетала: - Ты просто жалок! По тебе плачет Сатана. - Да? Откуда тебе знать? Начиталась священных писаний? Что с тобой сделал этот смазливый блондинчик? - Я не изменила своей религии... Я верю в то, что все зависит от нас самих. - То есть, ты веришь в случай. - Я этого не говорила. - Всегда смотри между строк, там самый смак. - Учишь меня жизни? Ты мне не указ, как и Господь - Бог. - Хочешь сказать, что я похож на Бога? - Хаус весело усмехнулся, откинувшись на спинку стула, подъедая свой пирог. - Не больше, чем Кадди, она здесь главная. - В своей жизни даже атеист произносит: "Господи!" или "О Боже мой!", даже не задумываясь о смысле этой фразы. То есть, на секунду, пускай даже на ее долю, атеист поверил в Господа, а бывает случай, когда Бог отворачивается от нас, и мы теряем веру. Сейчас ты потеряла веру в меня, потому что... Кстати, а почему? - Бог не хромает. Веский аргумент? - Ты пытаешься добиться моего внимания любой ценой, даже игнорируя меня... В чем твой злобный и коварный план, ангелочек? - он с иронией посмотрел на меня. - Я не вижу у тебя изъянов... И это жутко раздражает. Сломай ты ногу, руку, я бы проявил к тебе уважение. - Я не понимаю логики... - Боль, физическая, душевная, делает нас сильнее, закаляет, а самое главное... Она делает нас теми, кем мы должны быть. Тебе не больно. Ты симулируешь боль, якобы тебе жалко Чейза. Хочешь секрет расскажу? - он нагнулся к моему уху и прошептал. - Тебе наплевать на него. Ты притворяешься. Признай, я зачем - то нужен тебе. Я будто бы приклеилась к стулу, мышцы собрались в некую бесформенную груду, что не смогли даже пошевелиться. Я пришла в себя через несколько минут, пока мизантроп, сидящий напротив меня, доел вишневый пирог. Я молча встала с места и потащила груду мышц куда-то ближе к кабинету, неся в руках чашку кофе. Запиликал пейджер. Неловкими движениями я потянулась к карману, ноги остановились, я почувствовала столкновение... Кофе вылетел у меня из рук пушечным ядром к потолку. Сумасшедший, точнее сбежавший пациент, снес меня с ног. Резкая боль в спине пронзила все мое тело до кончиков пальцев. Я вскрикнула, из глотки вылетело что - то странное, не похожее на вопль, что - то нечеловеческое, но хриплое, осипшее. Снова те самые шаги. Хаус стоял надо мной и смотрел на мое искаженное от боли лицо. - Верить в случай... Отличная религия. Это случайность? Или все же знак свыше? * * * - Кэмерон! Ты слышишь меня? Кэмерон! - кричали мне, пока я была в отключке. Ах, да, совсем забыла ввести вас в курс событий. Я же ведь была в отключке. Весело, правда? - Эллисон, очнись, прошу тебя! - Чейз взял меня за руку. Раньше от его прикосновения мурашки врозь разбегались по коже, а сейчас мне ни горячо, ни холодно... Обычно, как всегда, будто бы он не держит меня за руку, будто я касаюсь воздуха. Я не чувствую его. Совсем. - Чейз? - шепчу я, и он улыбается, услышав свое имя из моих уст. Так глупо, банально, слишком по-детски... - Очнулась наконец-таки! Вставай давай, у нас тут что-то интересное.., - замялся Форман, как всегда думающий вечно лишь о работе. - Лихорадка, температура 40, мигрень, рвота и... Нестерпимая, постоянная жажда... А также гоморрагическая сыпь. Пациентке 14. Только сейчас до меня дошло, что что-то тут нечисто. - Корь? - спросила я, вскочив с кушетки. - Не похоже, - сказал Чейз. - Полость рта чиста, да и сыпь не та. - Тогда что? - Сделаем биопсию, посмотрим, - кивнул он и вышел из кабинета. - Ты уверен, что это не экзонтема? - спросила я, глядя на Формана. - Нет, не уверен. Парацетомол или ибупрофен способны рассеять все сомнения, - и Форман сиганул за дверь. Только сейчас в углу я заметила Хауса. - Это корь. Я уверен, - сказал он и озадаченно посмотрел на мое вновь согнувшееся от кашля тело. - Ну и как тебе боль? - Отлично, не жалуюсь, - сказала я, откашлявшись снова. - Ты доволен? - Нет. Я хочу знать, зачем тебе я. - Низачем. Ты мне не нужен. - Тогда лечи корь сама, - он уже встал и привычной походкой захромал к двери, но я остановила его: - Скарлатина? - Нет ангины. Это корь. На этом все, - он развернулся и зашагал дальше. - Я не верю в случай, - Хаус остановился, оперевшись на трость и вскинув к потолку голову. - Я верю в тебя. - Скажи это Чейзу. Не разочаровывай парня. - Мне его не жаль. - А мне не жаль тебя. Тебе не был нужен Чейз. Никогда. Только я. Ты хотела ревности? - он рассмеялся мне в лицо. - Ты ее не получишь. - Кадди, да? Беги к ней, уволь меня, скажи, какая я плохая, нажалуйся ей по полной. Я все равно буду любить тебя. - Ты не понимаешь, что говоришь, - он ушел, оставив за собой осадок горячи и разодранное горло. Жутко больно, запредельно. Я могла докоснуться до него рукой. А он ушел. Что я делаю? Я сама вершу свою судьбу, но сейчас я понятия не имею, что натворила. Я люблю Чейза, но и Хауса... Хаус, он такой недосягаемый, заоблачная мечта, а Чейз так близко, доступно, но холодно, до безразличия. Со временем чувства из огня превращаются в лед, одну сплошную ледяную глыбу, айсберг, что ставит жирную точку в отношениях. Чувствую себя Титаником, терпящим крушение где-то в Мировом океане людей, что тонули и тонут, как и я. Если посмотреть на это с глобальной точки зрения, то я и не так уж одинока. Найти бы второе такое же судно, что утопает одновременно со мной. Романтика? Нет. Безысходность.