Фотоальбом

      Чайник закипел, нарушая ленивую утреннюю тишину своим ворчанием. Ты поднимаешься из-за стола, подходишь к раковине и привстаешь на цыпочки, чтобы дотянуться до шкафчика с посудой. Мы уже сотню раз обсуждали, что его нужно перевесить, но я буду тянуть с этим как можно дольше, потому что мне невероятно нравится, как ты изгибаешься, когда стараешься достать до верхней полки, на которой стоят кружки, как задирается твоя футболка, обнажая поясницу, или как сползают джинсы и без того слишком низко сидящие на бедрах. Это самая лучшая картина, которую можно наблюдать с утра, исключая, пожалуй, тебя сцеловывающего дорожку по моему животу и твои глаза, которые следят за каждым моим движением, пока ты ласкаешь меня. С громким звоном ты, наконец, достаешь свою любимую кружку, на которой изображен какой-то невероятно лохматый монстр с несчастными глазами. Ты утверждаешь, что это всего лишь котенок, но я продолжаю настаивать, что котенком там даже не пахнет. Помню, мы как-то чуть не поругались из-за этого. Через пару минут по кухне расползается резкий кофейный аромат. Ты с наслаждением делаешь первый глоток, а потом выуживаешь из полупустой пачки сигарету и прикуриваешь. Белый едкий дым поднимается к потолку, а ты с довольным лицом откидываешься на спинку стула. Все. Твоя подготовка к утреннему ритуалу завершена, и ближайшие минут пятнадцать тебя лучше не трогать – пока не закончится кофе, ты официально не проснулся.       Подхожу к окну и распахиваю его настежь – не люблю запах сигарет, но, как ни странно, безумно люблю целовать твои губы с их горьковатым привкусом, смешанным с растворимым кофе. Я практически не пью кофе, но все равно не понимаю, как можно пить эту растворимую гадость, а ты потребляешь ее литрами, и, кажется, готов продать за нее душу. Достаю из холодильника помидоры и яйца – мне, в отличие от тебя, чтобы почувствовать себя человеком, нужен полноценный завтрак. Ставлю сковородку на огонь и, пока она греется, режу томаты. В какой-то момент чувствую на своей спине твой пристальный взгляд, точнее несколько ниже где-то в районе поясницы. Не поворачиваясь и не прерывая своего занятия, интересуюсь:       – Что?       – Вспомнил, – ставишь меня в известность.       Мне не нужно смотреть, чтобы знать, что ты сейчас выпускаешь очередную струйку дыма, а на твоих губах расплывается кривоватая улыбка. Ты всегда говоришь лишь то, о чем спросили и ни словом более, если, конечно, тебе в голову не приходит, что нужно срочно поделиться с кем-то своими мыслями. Скидываю с доски на сковородку помидоры, тут же закрывая ее крышкой, чтобы масло не брызгало, и задаю следующий вопрос:       – И что же ты такое вспоминаешь, прожигая взглядом мой зад?       – Ты же в этих шортах был, когда мы к Владу на дачу ездили?..       Открываю крышку и помешиваю помидоры. Несколько секунд уходит на то, чтобы сообразить, о чем именно ты говоришь, еще пара мгновений, чтобы припомнить подробности. Чувствую, как щеки начинает заливать румянец. Вообще, я не страдаю особой скромностью, но то, что мы творили тогда, даже у меня вызывает приступ неконтролируемой стыдливости.       – Да, в этих... – осторожно отвечаю на твой вопрос, пока еще не слишком представляя, к чему ты ведешь.       Ты с поистине ангельским терпением, ждешь, пока я разобью в сковородку три яйца, продолжая жечь меня взглядом. Я задумываюсь, а потом разбиваю еще одно – ты все равно перетаскаешь у меня половину яичницы, но если предложить тебе отдельную порцию, то в ответ получу отказ. В моей тарелке еда всегда вкуснее. В очередной раз закрываю почти готовый завтрак крышкой и тут же чувствую, как твои пальцы протискиваются под пояс тех самых джинсовых шорт. Преодолевая мое не слишком убедительное сопротивление, тянешь меня к себе, пока я не падаю на твои колени, предварительно зацепив ногой ножку стола и чуть не уронив твою любимую кружку. Слегка раздраженный таким бесцеремонным обращением, поворачиваюсь и успеваю сказать лишь:       – Какого... – дальнейшие мои возмущения утопают в поцелуе, горьковатом, кофейном, глубоком.       Ты отстраняешься и на твоем лице совершенно мальчишеский восторг. У меня уже нет повода на тебя злиться и, сам того не замечая, тянусь за следующим поцелуем, но ты отстраняешься.       – Знаешь, а я бы повторил ту поездку. Может позвонить Владу, он, кажется, говорил, что собирается на этих выходных на дачу, – невозможно искушающий взгляд твоих темно-серых глаз, и я поеду с тобой не только на дачу, но и спущусь в ад, если только попросишь.       – Можно, – пожимаю плечами, лишь из какой-то почти детской вредности, делая вид, что мне по большому счету все равно.       Ты тут же надуваешься, очаровательно поджимая губы:       – Не хочешь, не поедем! – пытаешься столкнуть меня с колен.       Не выдерживаю и смеюсь. Чмокаю тебя в нос и примирительно произношу:       – Звони. Я правда хочу поехать!       – Отлично! – начинаешь светиться, словно новогодняя елка, не смотря на то, что за окном июль месяц. – У тебя там горит что-то...       Теперь уже сам слетаю с твоих колен и бросаюсь спасать завтрак, под аккомпанемент твоего заливистого смеха и мой семиэтажный мат.       Ковыряю спасенный завтрак, наблюдая, как ты наливаешь себе еще одну кружку кофе. Возвращаешься за стол и тут же тыришь с моей тарелки кусочек помидора, чертыхаешься, потому что он еще не остыл и закидываешь в рот. Протягиваю тебе свою вилку, но ты ее игнорируешь, продолжая похищать кусочки руками, и иногда дыша с открытым ртом, чтобы охладить особенно горячие. Смеюсь и ты тоже, когда удается, наконец, проглотить украденное. Так и приканчиваем яичницу, запивая ее кофе.       И все же я ошибся, потому что вряд ли смогу проснуться без твоего кофе, а ты без моего завтрака.