Жаркое солнце Техаса

      Артур в спешке едва не забыл свою шляпу, когда на глазах удивлённого мистера Уильсона бегом пересёк холл и вылетел на крыльцо. Слава богу, основное столпотворение схлынуло с главной улицы, и молодой человек, прикрывая лицо платком от клубов поднятой лошадьми пыли, верхом поспешил к дому. Все ближайшие к ним соседи-фермеры уже отбыли на подмогу в Мантен-Росс — это было видно по брошенным в спешке полевым работам, и лишь кое-где женщины продолжали таскать воду из колодца в огромные бочки. Тишину нарушало только карканье прыгающих по вспаханной земле ворон.       Пригорок и ограда остались позади, но Артур зря торопился. Он не нашёл Альфреда ни в доме, ни в конюшне; на зов тоже никто не откликался. Загнанный мистер Кёркленд стучался к месье Бонфуа, но и здесь получил ответ, что Альфреда тут не было видно уже несколько дней. Артур был в растерянности, однако загадка решалась очень просто — бравый ковбой уехал с кем-то на пожар и даже не оставил записки, понадеявшись, наверное, на догадливость компаньона. Он же умел писать?.. Почему-то Артур не ставил это под сомнение, однако, кажется, он ни разу не видел пишущего Джонса…       Теперь обратимся к потерянному нами герою и его истории. В то время, когда его искали, Альфред сидел на козлах рядом с соседом и давним приятелем Теодора МакТейлора, мистером Трейси, и его сыновьями. Длинная беспорядочная вереница повозок тащилась, раскинувшись по всей ширине дороги так, что всадникам без поклажи приходилось съезжать с дороги и огибать затор по оврагу. Не все спешили на помощь горящему городку: были среди телег и стихийно захваченные толпой торговцы и животноводы; из скученных клеток с птицей летели перья, в мешках визжали поросята, и в медленно теплеющем воздухе набирал силу общий тяжёлый запах. Отовсюду слышались крепкие ругательства и фырканье лошадей.       Альфред жевал соломинку, расслабленно держа поводья, пока мистер Трейси сосредоточенно раскуривал искусно скрученную самодельную сигару. Двое дюжих подростков сосредоточенно следили за отцом из-за его спины, снова делая ставку, опалятся ли его пышные усы на этот раз.       — Ох, сынок, золото ты, а не парень, слышь? Чистое золото. Не то, что мои оборванцы, гром их раздери, — только и могут, что сверчков по полю гонять, даром что громадные лбы. Слышите вы, Кейл, Дейв? Вот дождётесь, перестану кормить вас задарма, так почуете, почём фунт лиха! — выпуская густые душистые клубы дыма, ворчал на сыновей грузный мужчина.       — Им ведь ещё и шестнадцати нет, Том? Детство не вышло, что поделать. — Альфред пожал плечами, защищая мальчишек.       — Да ты старше этих шалопаев всего на пяток лет, а уже хлебнул больше моего. — Мистер Трейси с грубоватой теплотой похлопал его по плечу и крякнул от крепкого табака. — Да, давненько мы с тобой не болтали, да тебя теперь и в салуне редко встретишь. Что, зазнобу завёл?       — Если бы, дядюшка, да куда за невестой без гроша за душой?       — Так ранчо-то… — Любопытный сосед наклонил голову и придвинулся чуть ближе, понизив голос. — Говорят, внук Теда теперь им заправляет? А ты ж куда подался?       — Всё там же, к счастью! — улыбнулся Альфред, обмахиваясь шляпой. — Заходите как-нибудь, новый хозяин будет рад.       — Так он правда сын малышки Беллы? Вот уж не думал, что кто-то возьмётся за эти развалины, да простит мне старик Тед. Сама-то она как? В Лондоне осела с мужем али тоже здесь где обитает?       — Миссис Кёркленд скончалась несколько лет назад, дядюшка, и мистер Кёркленд-старший вслед за ней.       — Ох, сынок… Тяжёлую весточку ты мне рассказал, упокой Господь их души. Уж про этого парня, который увёз малышку Беллу, я мало знаю, а сама-то она была сущий ангел, вот никто и не ожидал. Плохо она кончила, не такого старик хотел для неё, ох, не такого…       Между ними повисло недолгое скорбное молчание, во время которого Том Трейси, качая головой, посасывал самокрутку. Повозочная вереница начала двигаться быстрее, когда хозяин одной из хромавших впереди кляч отвёл свою лошадь к краю дороги. Обрадовавшись этому обстоятельству, Альфред подстегнул коней, и слабый ветер наконец стал немного разбавлять сгустившееся животное амбре.       Но не успели они проехать и двух миль, как в задних рядах послышались крики, крепкая брань, громкая возня. Все обернулись посмотреть, что произошло: какой-то всадник, явно торопящийся и не разбирающий дороги, пытался продраться между телегами. Завязалась яростная перепалка по поводу разбитых яиц и разлитого молока, фермеры с гиканьем обступили наглеца и принялись треножить его скакуна. Напряжение нарастало; многие и позабыли, что ехали на пожар, — так их увлекла расправа. Движение вновь встало.       Крепко выругавшись, Альфред и мистер Трейси поручили заботу о повозке Кейлу и Дейву и пошли утихомиривать ссору. Но когда до эпицентра оставалось несколько метров, Джонс наконец увидел лицо спешившего всадника и поспешил натянуть шляпу пониже на лицо. Мистера Фобса сложно было не узнать благодаря его низкому росту и высокому самомнению. Он едва держался на дыбящейся почтовой лошади (конечно, Альфред узнал и её, ведь на лошадиные морды у него была память едва ли не лучше, чем на человеческие лица) и поносил всех окружающих на чём свет стоит, ужасно забавляя усталый народ.       Альфред был крайне удивлён: эта канцелярская крыса так торопилась, что бесцеремонно давила результаты чужих трудов и даже не думала хотя бы извиниться. И более того, наглец вёл себя как последняя скотина, так что, если бы не срочность дела, Альфред даже не думал бы мешать земледельцам глумиться над ним, тем более, что многим он был знаком не понаслышке. Он со свистом размахивал над морем окруживших его голов верховой плетью, не имея возможности ни спуститься, ни продолжить путь. Фобс вообще садился на коня в самых исключительных случаях, ибо по его посадке было видно — более неумелого и неуклюжего наездника ещё поискать. Даже его ноги едва доставали до стремян.       — Ну, сынок, гикни-ка на них, — после небольшой паузы, во время которой оба наслаждались зрелищем, проорал Альфреду на ухо мистер Трейси. — После счёты сведут. А то станет стреноженный посредь дороги — тут и встрянем с концами.       Альфред судорожно соображал, что делать. Парень он был от природы смышлёный, и уж конечно его насторожила такая спешка и то остервенение, с которым этот никудышный всадник пытался вырваться из плена. Значит, случилось что-то из ряда вон, уж это как пить дать, и связано наверняка с пожаром. Да только чем могла Фобса напугать горящая церковь, если Бог для него был безвыгоден? Или, может, в Мантен-Росс у него кто близкий живёт? Но как Альфред ни пытался, так и не смог представить, чтобы у клерка был хоть один человек, за которого он так волнуется.       Мистер Трейси, думая, что молодой человек не расслышал просьбы из-за гвалта, настойчиво ткнул его в плечо.       — Что, прикрикнешь, что ли?       Джонс, переведя глаза на мужчину, вдруг наклонился к его уху и громко ответил:       — Том, достань мне сейчас лошадёнку, век должен буду!.. — и, сунув два пальца в рот, оглушительно свистнул. Улюлюкающие фермеры даже смешались от неожиданности, и, пока они искали глазами источник звука, Альфред споро вскарабкался на задок чьей-то телеги, попутно натягивая на лицо шейный платок.       — А ну, разбойники, что делаете?! — звонко и раскатисто прокатилось над толпой. — Что делаете, говорю? Да так мы затемно прибудем, на кой там наша помощь будет! Пустите этого-то, после сквитаетесь. Тут дело страшное, а вы всё про кур своих да молоко!..       — Что это ты, Фредди, никак, в сторожевые подался к падальщику! — раздалось откуда-то. В Сэйливейле Альфреда знали едва ли не все, и, к его собственной досаде, узнали и теперь, даже в надвинутой шляпе и длинном платке.       — А я говорю, шли бы вы к своим клячам да заставили их задницами-то шевелить! — вновь крикнул он, стараясь сделать свой ещё юношеский голос грубее. Джонс исподлобья взглянул на краснющего, всклокоченного Фобса. Тот с забавным и жалким выражением лица смотрел на своего спасителя и, заметив, что Альфред смотрит в его сторону, вытащил из внутреннего кармана пиджака бумажник и помахал им.       — Продался, шкура бесовская, подхвост сучий!.. — Мужчины переключили внимание на новую цель. — Да не тебе ли он фунт дерьма под дверь насыпал?! Так-то ты!.. — Фермеры подступали к повозке, на которую забрался ковбой, и уже начали закатывать рукава.       — Болваны вы безмозглые, на пожар же едем! — взревел наконец Том Трейси, непонятно откуда протискиваясь в бурлящей людской реке. — А кому не хочется кулачищи-то об рожу его почесать? Всем охота, у всех счёты. Да вы об обездоленных подумайте, горят люди, живьём в огне горят!..       Толпа, вставшая между Джонсом и Фобсом, попритихла: воинственность их ослабла.       — Ну, будет вам. Дал Бог скрутить его, даст и ещё раз. Пусть себе едет, авось занесёт его лошадка к индейцам аль к койотам.       Том, как человек бывалый и тёртый, произвёл впечатление, и люди начали разбредаться к своим повозкам, бросая горящие жаждой расправы взгляды на отдувавшегося Фобса, который ни жив ни мёртв уже ожидал своего приговора. Правда, никто не стал растреноживать его лошадь, и Том со вздохом сам взялся за верёвку, но перед тем успел махнуть Альфреду куда-то рукой.       Парень обернулся в указанном направлении и увидел, что Кейл, сын мистера Трейси, с трудом выводит откуда-то из середины столпотворения кобылку, лоснящуюся от пота и плюющую капельками прозрачной пены. Без лишних слов Альфред побежал к голове процессии, то перескакивая с телеги на телегу, то ныряя под лошадиными шеями, и наконец перехватил повод у Кейла. Подросток со смесью восхищения и зависти взглянул на Джонса, сумевшего привлечь такое внимание.       Лошадь Фобса, освобождённая от пут, всхрапнула и, заплясав на месте, принялась нервно выбираться из толчеи в овраг, прочь с дороги. Альфред, вскочивший на раздобытую лошадь, заметил это и тоже спустился в овраг, только с другой стороны. Чёткого плана у него не было, но странная интуиция, любопытство и мальчишеский азарт ярко выбелили в его голове одну мысль: посмотреть, куда же так спешит Фобс.       Скача по овражку вдоль медленно ползущей колонны, Альфред надеялся только, что его будет не особо заметно с другой стороны дороги, когда они обгонят повозки. Наконец, стремительно пронесясь мимо головного фургона, он смог осмотреть пустую впереди дорогу и сперва даже испугался, что потерял свою цель. Однако, приглядевшись внимательнее, смог различить впереди подскакивающую вверх-вниз плешивую головку — Фобс с горем пополам выбирался из оврага на дорогу, и его промедление позволило Альфреду приблизиться на приемлемое расстояние. Парень пригибался к седлу, не особо желая быть обнаруженным, но клерку явно было не до того, чтобы подозревать за собой слежку.       Оба всадника, не встречая никаких препятствий, приближались к Мантен-Росс — Фобс по дороге и Джонс, в некотором отдалении, по обочинному овражку. Показались первые дома, и обочина стала подниматься, постепенно сравниваясь с дорогой, поэтому Альфреду пришлось отстать ещё немного и ехать позади, прикрываясь пылевой завесой. Одолженная кобылка уже уставала, но Джонс лишь немного сбавил ходу.       Так они промчались по окраине, и Фобс свернул в сторону взметающегося к небу столбу чёрного дыма. Теперь-то Альфред был уверен, что не ошибся, когда последовал за ним.       Люди метались по улицам как полоумные, и чем ближе Альфред подъезжал к церкви, тем было суматошнее и люднее. Даже издалека было видно, что церковь уже не спасти: окошки уже лопнули, разбрызгав вокруг цветные осколки, из тёмных провалов валил густой дым. Горело и несколько соседних домов, на беду прилепившихся близко к церкви, и весенний ветерок, как заворожённый ребёнок, игрался с деревянной щепой, горящими клоками соломы и кусочками расколотой жаром черепицы. Крики, визг и надрывные рыдания младенца где-то вдалеке сливались в какую-то паническую какофонию.       Ковбою пришлось сощурить глаза, потому что они стали слезиться от едкого дыма, и обзор стал совсем небольшим. Лошадь Фобса впереди была уже едва различима за пеленой.       В итоге Альфреду пришлось спешиться, чтобы не задавить кого-нибудь ненароком. Крепко привязав лошадь к чьей-то изгороди там, где было относительно незадымлённо, парень хорошенько поплевал на шейный платок за неимением воды, повязал его потуже на лицо и побежал на подмогу. Ясно было, что сейчас искать тут Фобса всё равно что иголку в стоге сена.       Правда, когда он приблизился к прицерковной территории, никто уже не пытался тушить Божий дом. Многие ещё помогали бедолагам из соседних домов вынести вещи, которые можно было ещё спасти. Семьи погорельцев стояли кучками неподалёку от своих горящих жилищ и молча наблюдали, все с чёрными, покрытыми копотью лицами, кто с опалёнными волосами, кто в тлеющей одежде. Матери как-то отстранённо и рассеянно покачивали на руках младших и кашляли, дети постарше подбирали с земли куски угля и комья грязи и кидали их в огонь. Мужчины перекликались между собой, крепко бранясь.       Откуда-то раздался хриплый измученный стон. Видя, что помощь в борьбе с огнём от него, да и от всех остальных добровольцев, ещё только подъезжающих к городу, уже не понадобится, Джонс пошёл на звук. В сотне футов от церковной ограды стояли несколько человек в чёрном, окружая кинутый на землю тюфяк. Лежащий на тюфяке мужчина мычал и иногда тихо, заунывно стонал.       У головы бедняги на коленях стоял рослый мужчина в грязной тёмной рясе и что-то говорил, низко склонившись к тюфяку. Затем, охнув, поднялся с колен, горячо что-то бормоча под нос и жестикулируя, и повернулся лицом к церкви. Точнее, лицом к лицу Альфреда, на которого священник едва не наткнулся.       — Эм... Я могу чем-то вам помочь, отец? — осведомился Джонс, приподнимая шляпу в знак почтения.       — Юноша, вы откуда? Я вас среди своей паствы не припомню. — Святой отец, загорелый поджарый мужчина лет тридцати, тараторил так быстро, что Альфред с трудом разбирал некоторые слова. — К погорельцам? Вы из соседнего города? Много с вами людей? Врач с вами не приехал, случайно?..       Альфред открыл рот, чтобы ответить, но отец вдохнул воздуха после тирады и продолжил, будто заданные им вопросы были чисто риторическими.       — О бедный Севастьян!.. вы не знаете Севастьяна? Ах, точно, вы приезжий (отец сказал это с абсолютной уверенностью, хотя Джонс ему так и не успел ничего ответить). Так вот, бедный Севастьян — наш звонарь, храни его Господь. Он звонил до последнего, чтобы нас услышали в Сэйливейле, и ему пришлось прыгать с горящей колокольни...       Снова послышался исполненный боли стон, сквозь который слышались обрывки горячечной молитвы. Святой отец сложил руки и, коротко воззвав к Господу, вновь перешёл на повседневный, быстрый и беспокойный тон.       — Так врач едет с вами?       — Честно признаться, не видел, святой отец, — замялся Альфред и в свою очередь задал неожиданно логичный вопрос:       — А что с пожарной командой у вас? Что-то не видать...       Падре вздохнул и почесал затылок.       — Все на дальних полях были, юноша, возделывали насущный хлеб наш. — Мужчина снова коротко воздел руки, привычным жестом поднимая глаза к небесам. — Видно, так угодно было Творцу нашему...       — Ага, и звонарю ноги ломать ему тоже угодно было? — кинул проходивший мимо бородатый мужчина, взглянув на лежащего бедолагу. — И то, что домишки у Долли и Питерса сгорели? А, отец Родриго?       — Не ропщи, Робби, всё делается Им для какой-то цели, пока нам непонятной, — каким-то оправдывающимся голосом ответил святой отец, печально покачивая головой. Джонс с интересом наблюдал за ним, потому что нечасто видел священников, а этого вообще, кажется, впервые: когда он был в этой церкви в последний раз, там царил приземистый, плотный старик с дребезжащим голосом. Альфред даже не думал, что священники бывают поджарыми и загорелыми.       Пока суетливый отец отвлёкся на группу первых прибывших из Сэйливейла, Альфред решил походить по округе в надежде приметить Фобса. Любопытство никак не оставляло его.       Обогнув дымящееся, закоптелое строение церкви, он двинулся вокруг него и попал на территорию кладбища. Прошлогодняя сухая трава, которую никто ещё не убирал, тоже тлела, и земля воняла горелой гнилью. Выжженное пространство между могилами выглядело даже немного пугающим. Альфред решил навестить старика Теда, раз уж заглянул, и двинулся от церкви по направлению к зарослям, как вдруг услышал негромкие голоса где-то впереди. Один из голосов определённо принадлежал Фобсу, и Джонс, судорожно заозиравшись, зайцем нырнул в ближайшие кусты, произведя поистине медвежий шорох.       Голоса разом затихли, и из-за кустов дикого шиповника появилось вытянутое лицо какого-то молодого человека в скромном одеянии низшей церковной братии. Впрочем, Альфред не слишком хорошо различал церковные чины. Незнакомец огляделся вокруг, и вскоре прерванный разговор вновь возобновился, но как бы Альфред ни прислушивался, не мог ничего разобрать, а потому сидел в кустах, чесал укушенную муравьями ногу и молча чертыхался.       Наконец молодой священник рысцой потрусил меж могил в сторону церкви, чуть позже за ним вперевалку пошёл Фобс. Альфред со злорадцей хохотнул: ноги клерка растопыривались колесом от езды на лошади, и мужчина путался в собственном шаге, напоминая утку. Когда Фобс скрылся из виду, Джонс вылез из своей засады и, размяв конечности, пошёл к тому месту, где они стояли несколько минут назад.       К удивлению Альфреда, в укромном уголке среди зарослей шиповника рядком теснились пять маленьких детских могилок. На всех рядом с именем ребёнка значилась фамилия «Фобс».