— Марк Лоуренс, Король Терний
***
Всякий раз, когда Луи смотрит в зеркало, он видит перед собою незнакомца с запавшими глазами, острыми скулами и впалыми щеками. Волосы незнакомца в отражении слишком тонкие; они представляют собой некий беспорядок, похожий на воронье гнездо, и отдалённо напоминают изломанный нимб. Парень в отражении смотрит на него в ответ с настороженностью, страхом и усталостью. Это происходит с Луи каждый день, сколько он себя помнит. Он устал от всего. Устал от того, что не может узнать своё отражение в зеркале. Каждое утро он произносит одну и ту же фразу, пытаясь запомнить. "Это я. Это то, как я выгляжу". Он повторяет эти слова так часто, что теперь для него это стало обычным делом; и даже тогда, когда лунный свет гаснет и начинается новый день, это единственная вещь, которая остаётся неизменной. Наряду с возрождением нового дня, когда его разум ещё не способен управлять сухими губами, чтобы вымолвить хоть слово, его руки вслепую дотягиваются до прикроватной тумбочки, где лежит блокнот в кожаном переплёте. Несмотря на свою старость и нехватку нескольких пожелтевших страниц, этот блокнот по-прежнему хранит все незначительные мелочи, которые понятны только его обладателю. У Луи уходит минута на то, чтобы прочесть следующее: Тори, женщина, соседка, 32 года, светлые волосы, кривая улыбка; Джейк, мужчина, сантехник со стажем, 45 лет, тёмно-каштановые волосы, родинка на носу. Луи должен делать это каждое утро. Это необходимо по одной простой причине: в его сознании никогда не отпечатывается образ человека, с которым он знаком или же которого видел однажды. В нём бушует бесконечный шторм, создающий хаос и разрушающий всё его существо - опасное сочетание гнева, отчаяния и печали. Это бесконечная буря, убившая его много лет назад, в день, когда он услышал крик матери, которая узнала, что её собственный ребёнок будет забывать свою мать изо дня в день. Правда, это верно лишь отчасти, потому что, несмотря на то, что лицо матери в сознании Луи искажено и размыто, он до сих пор помнит, как звучит её беззаботный смех, как все другие посторонние звуки в комнате словно тонут под напором её харизмы и как сладко пахнет её парфюм с нежным ароматом лилии, но этого недостаточно. Никогда не будет достаточно. Хоть Луи и взрослый двадцатидвухлетний парень, он всё ещё не в состоянии развеять одиночество, затмившее всё его существо и медленно подталкивающее его душу к неизбежной смерти. Но он думает, что так должно быть. Если бы он остался со своей матерью, то с приходом каждого нового дня он бы разбивал ей сердце или же то, что от него осталось. Поэтому он проглатывает своё одиночество и кутается в кокон из напускного блаженства, сталкиваясь лицом к лицу с новым днём, чтобы продолжать двигаться дальше и не сломаться под могущественным весом обособленности.***
У Луи нет определённого маршрута, которому бы он следовал. Никогда не было. Он просто позволяет своим ногам вести его куда угодно, потому что он убеждён в том, что тело способно привести человека туда, куда стремится его сердце. Всепоглощающее чувство любопытства и беспокойства сдавливает его сердце и сжимает грудь, перекрывая кислород, и Луи не может понять, почему так происходит, а это худшее, что может быть. Он всегда жаждет ответа на один простой вопрос: "Почему я здесь?", но так и не находит его - он словно бы ускользает. Дело в том, что Луи, в общем-то, знает - хоть и смутно, - куда идёт. Он направляется в сторону пекарни, которая находится в конце улицы, неподалёку от пляжа, откуда открывается прекрасный вид на бесконечно-синий горизонт. Но он не знает, зачем идёт туда. Ему вроде как не нужно покупать хлеб на завтрак, и он помнит, что поблизости есть другая пекарня, в которой продаются кексы намного вкуснее. Когда Луи подходит к пекарне со странным названием "Twisters", чувство тревоги усиливается, пульсируя в венах и вспенивая кровь. По какой-то причине ему хочется убежать прочь, но, даже несмотря на необъяснимое волнение, он дёргает дверную ручку на себя, открывая дверь в пекарню. Его приветствует веселый перезвон колокольчиков, стены пастельного оттенка, заманчивый аромат и однотонный плиточный пол. В пекарне уютно и тепло, и это помогает Луи избавиться от причудливого головокружения и тяжёлого неосязаемого груза, который ранее давил на его плечи. Луи признаёт, что это место небольшое, но достаточно оригинальное: излучает уютную домашнюю атмосферу, которая странным образом воздействует на него, частично залечивая раны на его сердце. Но когда он слышит низкий голос, что приветствует его, разносясь гулом по всему помещению, Луи начинает подозревать, что, вероятно, это не домашний интерьер пекарни притянул его к себе, как способна стрелка компаса притянуться к северу. Невозможно описать словами то разочарование, которое пронизывает сердце Луи, когда его грустные голубые глаза разглядывают фигуру высокого парня с копной непокорных кудрей каштанового цвета, - парня, чей голос он знает наизусть, но лицо которого не может вспомнить. Он сглатывает, и Луи, будто зачарованный, наблюдает за движением его адамова яблока. После долгого молчания, которое можно сравнить лишь с вечностью, парень нарушает тишину: - Могу ли я чем-нибудь помочь? - его тон подобен тому, что доводилось Луи слышать ранее, но сейчас он кажется мягче. Луи с некой осторожностью продвигается вперёд, так медленно, словно бы идёт по минному полю, и отвечает: - Я, эм, на самом деле не знаю, зачем пришёл, - вблизи он может прочесть буквы на бейджике, что украшает кремовую униформу парня, стоящего напротив. Его зовут Гарри. - Может быть ты предложишь мне что-нибудь, эм... Гарри, - продолжает Луи. Гарри отступает немного назад, и это движение кажется настолько кротким, что его едва ли можно уловить. - Ну, сегодня четверг, поэтому у нас особое меню. Хочешь посмотреть? О, и у нас распродаётся всё очень быстро. - Конечно, - соглашается Луи, постукивая пальцами по стеклянной стойке, - покажи мне меню. Брюнет кивает и спешит на кухню, а Луи остаётся наедине со своими мыслями, которые звучат в его голове громче обычного на сей раз. Даже посторонние голоса не способны перекрыть тот непрекращающийся гул, что раздаётся в его разуме. Есть какие-то нетронутые воспоминания, но они хаотичны и не последовательны. Когда Луи растопыривает ладонь на столешнице и чувствует холод стекла, который покалывает кончики его пальцев, он вспоминает те счастливые дни улыбок, объятий и поцелуев. Когда Луи вдыхает сладкий воздух, что тает, как мёд, достигая задней стенки его горла, он вспоминает тёплые утренние подъёмы, плескания солнечных лучей в комнате пастельных тонов и проникновенный шёпот под одеялом. Во всех воспоминаниях Луи знает, что он не был один. Рядом был тот, кто разделял с ним их бесконечность, но, Бога ради, он не может вспомнить, как выглядит этот человек. Он отчаянно желает увидеть лицо любимого человека, хоть немного насладиться им, но не может. Он прекрасно понимает, что никогда не сможет, поэтому позволяет своему телу расслабиться, частично избавляясь от тревожного чувства, что находится с ним практически постоянно. Когда Гарри врывается через кухонную дверь с чёрно-белым пакетом причудливой формы, на котором курсивом выведено "Twisters", сердце Луи невольно замирает. Этот парень знает, как напугать. Гарри аккуратно кладёт пакет на стол, и этот жест значительно отличается от его неожиданно пугающего выхода из кухни. Он пробивает цену, при этом не говоря ни слова. - Гарри, - начинает Луи. - Да? - Я вроде как не соглашался ничего покупать. Рука брюнета замирает в воздухе, и он с некой тревогой смотрит на парня напротив. Луи в замешательстве выгибает брови, в то время как палец Гарри будто бы застывает всего в нескольких дюймах от кнопок аппарата. Он отрешённо хлопает ресницами, а затем шепчет с некой комичностью: - Упс. Смех, который Луи изо всех сил старается подавить, невольно вырывается, и ему начинает казаться, что стены, давившие всего лишь несколькими минутами ранее, теперь будто расходятся в разные стороны, и отголоски его смеха рассеиваются в самых дальних уголках пекарни. По правде говоря, это даже не смешно, но Луи почему-то чувствует себя счастливым. Он рад, что та напряжённость, беспокоившая его с самого начала, исчезла. - Ты хочешь, чтобы я отменил покупку? - спрашивает Гарри, усмехаясь, как только смех Луи затихает. - Нет, всё в порядке, - шатен тянется за кошельком в заднем кармане. - Но лучше этой еде быть настолько удивительной, как ты и сказал, иначе я вернусь сюда и отдам тебе этот пакет. На мгновение Луи позволяет себе подумать о том, что Гарри предпочитает второй вариант, но эта мысль ускользает так же быстро, как и появляется. - Конечно, - Гарри улыбается, показывая ямочки на щеках. - Я всегда говорю правду. При упоминании "всегда", хрупкие фрагменты воспоминаний, нанизанные на серебристые нити надежды, любви и терпения, возрождаются, и Луи вспоминает - лишь на долю секунды - руки, обёрнутые вокруг его тела; тёплое дыхание, окутывающее кожу; губы, шепчущие на ухо обещание того, что всё нерушимо. Реальность обрушивается на него и больно жалит, как брызги ледяной воды, что попадают на разгорячённую кожу, и Луи напоминает себе о том, что ему следует держать себя в руках, чтобы не дрожать и не распадаться под натиском доселе незнакомых эмоций. Луи игнорирует обеспокоенный взгляд Гарри и старается не думать о человеке из смутных воспоминаний. Он платит, говоря что-то невпопад, и уходит из пекарни, напоследок слыша перезвон колокольчиков, скрип двери и приглушённый стук обуви о плиточный пол.***
Как только Луи ступает на порог своего дома, одиночество вновь захватывает его в свой плен, и, несмотря на то, что чёрные, как смоль, щупальца сжимают его хрупкое тело, он всё ещё способен игнорировать это сдавливающее чувство несколько блаженных минут. Луи направляется в гостиную и падает на диван, открывая пакет из пекарни. Он действует с некой осторожностью, потому что боится, что может навредить хрупкому материалу, если будет неаккуратен и нетерпелив. Дразнящий аромат, что доносится из пакета, заставляет его рот наполниться слюной, и, когда его взгляд устремляется на золотистую надпись "Twister Thursday", он совершенно не жалеет о сделанной покупке. Панкейки, завёрнутые в пищевую бумагу, оказываются невероятно тонкими; они уложены в пять слоёв и политы кленовым сиропом, а на верхушке этой кулинарной пирамиды лежит подтаявший кусочек масла - всё именно так, как он любит. Пока Луи разворачивает панкейки, он в очередной раз становится жертвой своих воспоминаний, вызванных тем, как кленовый сироп и масло приятно тают на языке. В его голове возникает образ высокого парня с копной непослушных кудрей и в меру мускулистым телом. Луи вспоминает о спокойных днях, что были наполнены приятными бархатными ароматами и заветными поцелуями в лоб. Представшие в голове картины заставляют Луи почувствовать себя любимым, даже несмотря на то, что он не знает, кто этот человек, которому он должен сотни благодарностей. Но вопреки картинкам, мелькающим в подсознании Луи, он не может увидеть лицо. Он видит всё, кроме лица, и это тревожит его, потому что сердце осознаёт важность этого человека, но мозг слишком упрям, чтобы вспомнить. Он не может. Сколько бы Луи ни старался, у него не получается. Он даже не может узнать своё лицо в зеркале, не говоря уже о других. Блины оказываются фантастически вкусными, но они возрождают в памяти Луи слишком много воспоминаний о человеке, которого он отчаянно желает вспомнить, но не может, несмотря на все усилия. Благодаря нахлынувшим отрывкам из воспоминаний, блины вдруг кажутся горьковато-сладкими на вкус, поэтому Луи складывает их и кладёт в холодильник, абсолютно не уверенный в том, что притронется к ним ещё когда-либо. Возвращаясь в свою комнату, где всегда царит спокойствие, Луи берёт ручку вместе с блокнотом и быстро строчит, бесчисленное количество раз повторяя все детали про себя: Гарри, парень, работает в Twisters, около 20 лет (?), высокий, тёмно-каштановые кудри, низкий голос, "вынудил" меня купить Twister Thursday, Упс. Затем он вырывает чистую страницу из блокнота и смело пишет: Зайти к Гарри завтра и заявить, что панкейки отстойные. И потребовать свои деньги обратно!