Толерасты

Стёпа подошёл к возложенной миссии с размахом человека, которому терять нечего, так дайте хоть баян порвать. Демонстративно и напоказ, не чураясь таких грязных приёмов, как слёзы и откровенная лесть, он шёл к своей цели напролом. При этом умудрялся филигранно балансировать на той тонкой грани, когда дать в морду уже хочется, но ещё пока, вроде, не за что. Что бы Коган ни делал, куда бы ни шёл, где бы не прятался, везде поджидали его печальные, чуть влажные глаза, закушенные губы и щенячья готовность разбиться в лепёшку. Вовремя сообразив, что на его внешность объект, кажется, не клюнул, Стёпа решил стать незаменимым. Он и его помощь были вездесущи. Гора платежек, сложенная с вечера по индексу, с утра оказывалась аккуратно перетасована в алфавитном порядке. Чеки же, приготовленные для раздачи подрядчикам — в соответствии с регистрационными номерами компаний. Любимая кружка обзавелась оттиском малахольного котёнка, голова раскалывалась от одуряющего чада ароматических свечей, расставленных в кабинете под предлогом отпугивания злых духов, почтовый ящик забил спам с последними новостями балета, рабочий телефон отключен, чтобы дать возможность отдохнуть… Пожалуй, впервые в своей жизни Роман Матвеевич начал понимать, за что же его так ненавидят сотрудники. Он решительно не успевал абсолютно ничего. Даже учитывая, что и так практически ничерта не делал. Но и это «ничерта» оказалось под угрозой тотального срыва, благодаря Грицько и его помощи. Не получившие вовремя оплату подрядчики грозили физической расправой. А вот инспектор налоговой, получивший Степкиными стараниями те самые документы, о существовании которых не должен был даже догадываться, остался весьма доволен. Что очень огорчило генерального. А генеральный в свою очередь огорчил Когана на минус три премии. Коган попытался было передать «добро» дальше по цепочке и огорчить Степана, весьма угрожающе предложив поговорить по душам после работы. Но в результате был вынужден в двадцать какой-то там раз смотреть «Щелкунчика», которого успел уже возненавидеть благодаря давней взятке в тридцать четыре контрамарки, выбросить которые, особенно учитывая стоимость билета, не поднималась рука. Он почти даже и не удивился, когда на следующий день офисные коридоры наполнил счастливый щебет секретаря, рассказывавшего всем желающим и не желающим, какое замечательное свидание у них было и какой Коган обходительный джентльмен. Генеральный огорчил Когана на ещё минус одну премию, поскольку отчего-то пребывал в уверенности, что в тот вечер бухгалтер должен был явиться на курсы по повышению квалификации. Возможно, такое впечатление сложилось у него потому, что он сам же его туда и посылал. Пятнадцатое число становилось всё ближе, Стёпа всё настойчивее, Коган — затравленнее. Когда за пару дней до даты «Х» Грицько выложил перед бухгалтером два билета до Вены и, краснея и смущаясь, сообщил, что одиночных номеров в гостинице не осталось, а потому он взял на себя смелость забронировать им двухместный, Роман Матвеевич не выдержал. — Да нормальный я, нормальный! — орал он, нависая над перепуганным секретарём. — Какой номер? Какая Вена? Вы сдурели тут все нахер, пидорасы чертовы! — Рома, — глотая слёзы, бормотал Степан, — Ромочка, ну что же ты? Я ведь так стараюсь, а ты даже не даешь мне шанса. — Да не хочу я давать тебе никаких шансов! — Ну тогда просто погуляем, заграницу посмотрим, а? — увещевал его парень и, заметив, что Коган начал успокаиваться, добавил: — Заодно познакомимся поближе. Всё же, что ни делается, всё к луч… — Закрой рот, Стёпа! — не выдержал Коган. — Просто заткнись. Всё! Всё… С меня хватит этого вашего дурдома, — и, вытащив из верхнего ящика стола какой-то официальный бланк, грубо подвинул парня и решительно направился в сторону приёмной генерального. «По собственному желанию», — успел прочесть семенящий следом Стёпа, заглянув через плечо. В этот раз Коган был непреклонен. Ни три премии, ни четыре, ни обещанное повышение, ни месячный отпуск за счёт фирмы не заставили его изменить своего решения. «Счастливо оставаться, сволочи!» — бросил он, покидая, уже навсегда, коридоры родных «Этажей». Тихий и интеллигентный мальчик Стёпа Грицько печально проводил его до самого выхода, немного постоял в холле, приподнял правую бровь, громко и пошло чмокнул воздух перед собой и со словами «Ну вот, делов-то?» отправился получать свой кровный, честно отработанный гонорар, на который скидывалась вся компания кто сколько мог, включая тайное, но очень щедрое пожертвование от зама генерального. «Всё к лучшему», — открывали шампанское бывшие сотрудники, празднуя желанное избавление и стараясь не вспоминать то самое «следом отправитесь». «Всё к лучшему», — думал Стёпа Грицько, восстанавливаясь на платном отделении в институте. «Всё к лучшему, — заявил представитель австрийской стороны. — Я, конечно, понимаю, Николай Владимирович, что ваш главбух, видимо, замечательный человек, раз вы так переживаете его уход, но, между нами, на работе прежде всего важны профессиональные качества, а он у вас, простите, ничерта не делал». «Всё к лучшему», — хищно ухмыльнулся через два месяца новый инспектор налоговой Роман Матвеевич Коган, отправляясь по знакомому адресу.