Воегнум

О воегнуме знают немногие и по сей день. Это то, о чем не стоит разглагольствовать направо и налево, чего я так боялся всю свою жизнь. Старался избежать. Это хуже смерти и страшнее пытки. Воегнум – это связь. Её нельзя назвать любовью или сильной привязанностью, какую можно испытать к понравившемуся человеку. Нет. Это что-то иного рода - намного запутаннее и сложнее. Точно знаю, что воегнум возникает при первой встрече, и ты ощущаешь влечение сразу же. Невозможно описать всю ту боль и наслаждение, которые ты испытываешь, отдавая все свои переживания и эмоции кому-то другому и точно также получая всё это взамен. Воегнум можно назвать некого рода слиянием душ, живущих в разных телах. Однажды столкнувшись, вы уже никогда не сможете оторваться друг от друга, не в силах даже противиться этому «проклятью». Ты чувствуешь то, что чувствует он или она. Ты способен не просто читать её мысли, ты видишь то, что видит она, как она слышит то, что слышишь ты. Иногда даже представление об этом пугает. Понимание, что ты можешь быть привязан к кому-то на всю жизнь, что ты зависим от кого-то, просто сводит с ума. Ты осознаешь свою обреченность, не хочешь мириться с этим, но и не можешь освободиться. Это подобно вирусу, стремительно убивающего твою независимость, уничтожающего твоё одиночество, лишающего тебя покоя на века. Наша история началась слишком давно, но мы всё еще помним каждый момент проведенный вместе. Я уже сбился со счета времени. Не знаю, сколько восходов мы встретили и проводили закатов. Время после слияния начинает проходить незаметно: оно либо бежит со скоростью ветра, либо стоит на месте, растягивая каждую минуту на мучительные десятилетия. Так происходит со всеми после обмена воспоминаниями и ощущениями, когда вы узнаете друг о друге абсолютно все, становитесь одним целым, разделяете одну жизнь на двоих и каждое утро начинаете задавать себе один и тот же вопрос «С кем точно это происходило?» В моих глазах лишь изредка угасал огонь ярости и желания, тщательно прятавший во взгляде слабую надежду о скорой смерти. Я никогда не молился, ведь близкие мне люди, как и всё моё окружение, не верили в существование бога. Но всякий раз после пробуждения я выходил на улицу и, устремляя болезненный взгляд в лазурное небо, просил хотя бы кого-то исполнить моё единственное желание. Мне не нужны были горы алмазов и власть над миром, я просто хотел свободы. Свободы от самого себя. Ведь не было и дня, чтобы они не называли меня чудовищем. Не было и дня, чтобы на меня не бросали испуганных взглядов, в которых я видел не только всепоглощающий страх, но и, кажется, всю прожитую ими жизнь. По их искаженным лицам пробегала тень отчаяния, в то время как пересохшие губы безмолвно умоляли о пощаде. Да, я монстр. Я беспощадный зверь и убийца, но разве я выбирал свою судьбу? Разве я был бы таким, если бы мне предоставили выбор? Если бы мне дали шанс изменить своё будущее? Нет. И осознание того, что невозможно что-то изменить, злит меня ещё сильнее. Конечно, я бы предпочел родиться слабым и никчемным, но человеком. Впервые я задумался об этом, когда, проснувшись ранним утром, обнаружил себя лежащим на полу своей комнаты, полностью нагим и перепачканным кровью. К тому моменту она уже высохла, превратившись в коричневую корку, неприятно стягивающую кожу. Я знал, что это не моя кровь. Знал, что однажды я проснусь в таком состоянии. Но почему-то я не был готов к этому. Всё казалось страшным сном. Будто ночью я не был самим собой. Это был кто-то другой. Кто-то чужой, кого я совсем не знаю. Тот, кто обрел над моим телом власть. В здравом уме я никогда бы не разорвал человека на части. Я не убегал бы вглубь темного леса, казавшегося на тот момент таким страшным и безграничным. Я не мчался бы к одинокому охотнику, отыскивающему следы очередной дичи, ничуть не боясь бродить по такому мрачному, ничего хорошего не предвещающему месту. Я не хотел никому вредить, в отличие от них. В отличие от моих близких. От моих друзей. От моего дома, стены которого покрывались кровью каждый раз, когда к нам наведывался очередной незваный гость в виде заблудившейся девушки, собирающей цветы, или старого ослепшего грибника, который мог едва ли разглядеть землю под своими ногами. И всему виной был зверский голод, лишающий нас рассудка. «Так и должно быть. Ты должен гордиться этим!» - вспоминаю я слова наставника. Он сказал мне это после того, как я, с криками и скатывающимися по раскрасневшимся щекам горькими слезами, выбежал из комнаты, с жуткими воспоминаниями о прошедшей ночи. На тот момент мне было почти тринадцать, и я был первым среди своих ровесников, кто обратился. Я превратился в монстра слишком рано и поэтому не ощущал подобных мучений, которые испытывал Кроар двумя годами позже. Он тоже был со мной одного возраста, но мы никогда не были друзьями. Думаю, что причиной этого являлась именно зависть, которую я испытывал каждый день, только представив мирную и беззаботную жизнь простых людей. Я завидовал им, а мне завидовали мои соплеменники, явно не подозревая, что я отдал бы всё, чтобы никогда не становиться таким. Из той ночи я почти ничего не помню. Может, только страх и странный голод, который было никак не утолить оставшейся после ужина запеченной индюшкой, сохранившей свое тепло в неостывшей печи. Нужно было что-то большее. Мне нужна была новая еда, и, поняв это, я тут же умчался на её поиски. Тогда я ещё не понимал, как резко изменился окружающий мир, как обострились запахи, как изменился я сам. Мною управлял только голод. Неутолимый животный голод, с которым я старался бороться. Я не желал лишать жизни невинных людей, поэтому делал всё, чтобы они не мучились перед смертью. Однажды, стоя перед старым пыльным зеркалом, я глядел в его отражение, не веря, что представшая передо мной фигура и есть я. Я медленно пятился назад, боясь, что отражающейся в зеркале монстр вот-вот накинется на меня. Помню, как вертел головой в разные стороны, наблюдая за тем, как светятся в полумраке кровавые глаза. Это был взгляд настоящего хищника. Настоящего убийцы. Короткие на тот момент клыки были не особо заметны, а лапы казались нелепо большими в отличие от тонкого туловища. Сильно выделялись стоячие треугольные уши, узкая морда и мешался длинный прямой хвост. Я напоминал неуклюжую лису огромных размеров. Тогда я даже и не подозревал, что уже спустя каких-то четыре года, когда мне исполнится семнадцать, я буду походить на настоящее чудовище. Что мой хвост станет намного короче, по сравнению с огромным, покрытым твердыми мышцами телом, а из громадных лап будут расти крепкие острые когти. - Ты прекрасен, - говорили мне, когда как я прекрасно знал, что больше никто кроме них так считать не будет. Я становился крепче с каждым днём. Каждую ночь пробегал на несколько десятков километров больше, преодолевая трудно проходимые участки леса, забираясь на вершины холмов и прислушиваясь к ночной тишине. Я искал крупных животных, усердно оббегая те территории, по которым часто бродили охотники, но вскоре и это перестало помогать. Чем старше и больше становился я, тем сильнее становился голод, всё больше мешая контролировать себя. Самым страшным был запах крови. Именно он лишал рассудка и не позволял удерживать голодного зверя, в шкуре которого я находился. Это было главной причиной, по которой моя охота занимала куда больше времени, чем у остальных членов стаи. Я боролся с собой, и если бы они узнали об этом, то непременно уничтожили бы меня. Когда мне исполнилось девятнадцать, к одной проблеме прибавилась другая – я узнал о воегнуме. Предки говорили, что воегнум настигает каждого, но в разные сроки. Возможно, это произойдет даже перед самой смертью или могло наступить ещё до первого обращения. Я часто задумывался об этом, стараясь не встречаться с жителями соседних деревней, предпочитая умереть в полном одиночестве, нежели отдать жизнь такому же чудовищу. Но дни проходили, а я оставался всё таким же независимым, страшась от одной мысли о том, что судьба преподнесет мне в будущем. Был поздний вечер, и мы готовились к празднику Тохран. Старшие говорили, что именно в этот день человеческая кровь смешалась с кровью оборотня. Только в эту ночь никто не был вправе обращаться, дабы по-человечески провести такой великий день. До восхода солнца мы были «безоружны». И даже не смотря на мирное торжество, никто не подозревал, что в нашу кишащую жуткими убийцами деревушку наведаются незваные гости. В святой для оборотней день земля покрылась бурой кровью... Они были настоящими мастерами, искусными бойцами, ловкими и беспощадными войнами. Это знал каждый зверь. И даже те, кто никогда не сталкивался с ними. Ведь просто глядя на них, ты уже мог почувствовать приближение смерти. Никто бы и не заметил врага, если бы он сам не показался на глаза. И я не чувствовал чужого запаха и не слышал посторонних шагов, опустошая одну кружку эля за другой. Смотрел, как все поют и веселятся, пьют и танцуют. Один лишь я сидел в стороне с натянутой улыбкой и мечтал поскорее уйти в пьяный сон, в то время как зверь внутри меня всё яростнее бушевал, нервно дергая хвостом, требуя вместо предложенных вкусностей живой добычи. Нам так тяжело с ним сосуществовать, трудно побороть друг друга, что порой становилось невыносимо, поэтому я частенько напивался в подобные моменты. Держался из последних сил, чтобы не ринуться куда подальше и не загрызть какого-нибудь отбившегося от стаи оленя или, того хуже, заблудившегося человека. И только от подобных мыслей я начинал злобно скрипеть зубами, специально улыбаясь шире. - Вайлевс, давай танцевать? – Лурия была самой яркой девушкой нашей деревни. Каждый раз, когда она оказывала мне внимание, все начинали шептаться о нашей связи. Возможно, что ей льстили подобные сплетни, но я не желал этого изначально. Лурию я ни за что не смог бы принять, ведь для воегнума нужен кто-то схожий по духу, кто-то, кто смог бы не просто понять тебя. Это слишком тонкая и прочная связь, которая происходит между нами, кровожадными монстрами. Я слышал, что воегнум редко является двухсторонним, поэтому в большинстве случаев кто-то один погибает. И, глядя на женщин, до последнего надеялся, что со мной подобного не произойдёт, ведь я сам не знал, чего хочу на самом деле – скорой смерти или вечного страдания от одиночества… - Ну, пойдём же! – пока я подбираю нужные слова, стараясь собрать запутавшиеся от хмеля мысли, она хватает меня за руку и втягивает в толпу танцующих людей. Чудовищ в обличье людей… - Я не особо… танцую… - заторможено отвечаю я, после того, как она уже обняла меня за плечи. Ловлю на себе недовольный взгляд Кроара, который, по-видимому, намеревался пригласить её на танец. Мне плевать на его ненависть, но я не понимаю, почему ей приглянулся именно я. Такой хмурый, безрадостный, глубоко в душе ненавидящий себя и других. Ведь тот же самый Кроар подошёл бы куда лучше. - Как ты здорово танцуешь! Не танцуй больше ни с кем, понял? – она смеется так весело, так задорно. И я заставляю смеяться себя в ответ, когда как представляю в этот самый момент как Лурия, в облике зверя, кидается на человека и убивает его. Впивается в его плоть зубами и бурая кровь хлещет в разные стороны, покрывая её гладкую смуглую кожу. Я углубляюсь в свои представления настолько, что мне уже кажется, будто следующей её жертвой буду я. Что она будет меня также беспощадно рвать на части, а потом обгладывать мои кости, и её черные глаза будут гореть бешенством и неутолимой жаждой. Опускаю взгляд на широкую улыбку Лурии, смотрю на её короткие острые клыки, через которые, спустя мгновение, просачивается кровь. Я не совсем понимаю, что происходит. Кажется, что всё это наяву, а не моя не знающая границ фантазия. Спираю всё на нетрезвую голову, но когда отхожу от девушки, то она, уже неестественно дергаясь, падает к моим ногам. Передо мной появляется убийца убийц. Его зеленые глаза игриво блестят, розовые губы растягиваются в улыбке, а по завивающимся золотистым волосам скатываются маленькие кровяные капельки. Он выглядит совсем как мальчишка, годясь мне в младшие братья, вот только его взгляд кажется уж слишком взрослым. Это немного пугает. Мы смотрим друг на друга всего пару секунд, а за это время я уже заново переживаю все самые запоминающиеся моменты своей жизни. Вот мне семь: я впервые вижу мать в облике чудовища, но она мне не кажется страшной. Я касаюсь её мягкой шерсти, совсем не такой как у меня сейчас, и она прикрывает глаза, после чего я тут же успокаиваюсь и обнимаю её широкую шею. Вот мне тринадцать: я очнулся на полу своей комнаты, отрывками вспоминая прошедшую ночь. За несколько часов до этого, проснувшись от неприятных ощущений, я забежал на кухню и начал пожирать недоеденный ужин, а потом, поняв, что этого не достаточно, убегаю из деревни. Кроме испуганного лица охотника и его криков я больше ничего не вспоминаю. Вот мне четырнадцать: Я научился контролировать монстра. Смотрю на себя в старое пыльное зеркало и вижу нелепого пса. Его короткая черная шерсть блестит на лунном свету. Пусть и выглядит звереныш весьма безобидно, как большой щенок, но в полумраке выделяются его сверкающие глаза. Я пугаюсь самого себя только из-за этого жуткого взгляда. Вот мне шестнадцать: Я замечаю, насколько крупнее своих сверстников. Наверное, это связано с тем, что обратился я слишком рано. Что со мной будет, когда я достигну их возраста? Вот мне семнадцать: Лурия целует меня в губы, когда я нахожу её плачущей в лесу. Это происходит за день до Тохрана. Она говорит, что во всем виновата эта связь. Что воегнум приковал её ко мне, и что нет ничего хуже этого чувства, особенно, если оно безответно. Я изображаю сочувствие, когда как сам трепещу от страха, что однажды испытаю подобное. - Лурия! – крик Кроара приводит меня в чувство. Я отстраняюсь, прежде чем острое лезвие касается моей шеи. Это не ловкость. Нет. Это чистое везение, потому что нет никого быстрее и опаснее, чем убийцы убийц. Они непредсказуемы, расчетливы и умны. Не удивительно, что они пришли за нами именно в этот день. Кроар, не следуя правилам, превращается в оборотня и кидается на убийцу убийц, который, удивившись, что не задел меня, тут же направляет всё внимание на взбешенного парня. Я же, вместо того, чтобы помочь соплеменнику, бегу к матери. Она ранена и когда я вижу её несчастный взгляд, то ощущаю странную пустоту. Я не злюсь. Нет, я не злюсь. Я не впадаю в бешенство как Кроар и не плачу, как маленькие дети. Также я не чувствую сейчас страха. Я бы назвал это отчаянием, удивлением и непониманием. И это непонимание заключается лишь в том, что я никак не могу осознать, почему же я не чувствую той боли, что читается в кровавых глазах матери. - Беги, - говорит мне она. И я бегу. Быстро бегу в сторону леса на своих двоих. И только выйдя за пределы деревни, начинаю приходить в себя. Страх буквально поражает меня. Не даёт мне двигаться дальше. Но страх не перед смертью, а страх перед осознанием того, что я могу остаться в одиночестве навсегда. Но ведь я всегда этого хотел? Там сейчас настоящая бойня. Война не на жизнь, а на смерть. А я здесь? Почему я здесь? Почему за мной никто не пошёл? Вряд ли они меня не заметили… Разворачиваюсь и какое-то время смотрю на поднявшееся над деревней густое облако дыма. Я не хочу бежать как трус и поэтому решаю умереть вместе со всеми, возвращаясь к смерти, но непослушные ноги еле передвигаются. Главная улица уже устлана кровью. Бездыханные тела соплеменников знатно нервируют и я пытаюсь дать волю накопившейся за все эти годы ярости, но она затаилась слишком глубоко. Что со мной? Скорее всего, это из-за четкого понимания, что в любом случае я обречен. Я уже мёртв. Моя одежда трескается по швам, спустя секунды лоскутами спадая на землю. Я втаптываю её в грязь, что образовалась после того как чья-то кровь смешалась с пылью. Сохраняю безмолвие, даже когда вижу среди горы тел своего наставника. Он лежит в неестественной позе, наполовину обращённый. Ему не хватило всего лишь нескольких секунд до полного превращения, когда как им хватило всего лишь десяти минут чтобы вырезать всю деревню. «Так и должно быть. Ты должен гордиться этим!» Да. Конечно. Я должен гордиться, что я безобразное чудовище, кидающееся на людей в приступе голода. Что я дал слабину, бросившись в бегство, как последний трус и замираю на месте, когда замечаю изящные тени, медленно ступающие ко мне навстречу. Из-за дыма мне трудно дышать и я морщу нос. - Ух, какой здоровый! – торжественно восклицает один из них, будто бы меня уже давно ждал. Я узнаю в нём убийцу Лурии. – Каков этот по счёту? - Тридцать седьмой, - мрачно отвечает другой, протирая длинный тонкий меч белоснежным платком. Ткань быстро окрашивается в алый цвет и, кажется, что хозяину оружия это не особо нравится. Пока убийца Лурии медленно приближается ко мне, я быстро оглядываюсь. Смотрю на каждого. Считаю. Их девять. И они явно мне рады. Они напоминают детей. Снаружи такие невинные и прекрасные. Я завидую им, ведь в отличие от нас, монстров, они не пожирают людей и не трогают даже животных. Они защищают их, хоть для кого-то являясь спасителями, когда как мне другой роли не дано. - Стой, - тихо говорит один из них. Голос слышится за моей спиной, а значит, есть десятый. Но почему я его не заметил? - Зачем нам такой здоровяк? – удивляется кучерявый мальчишка, что намеривался прикончить меня до того, пока его не остановили. Лезвие его клинка застыло прямо перед моим носом. - Ошибаешься, - говорит некто и его голос не такой звонкий как у остальных. От него меня бросает в дрожь. Мне не нравится это странное чувство. Чувство тревоги. Некой опасности, которой я всегда искал, и найдя, не получаю должного удовлетворения. Почему этот тихий и спокойный тон так будоражит меня? - Что? – убийца отходит от меня и быстро убирает клинок в ножны. Он удивлен и явно чего-то не понимает. - Ты шутишь? - Посмотри на этих и на него! – восклицает другой убийца, кивая на Дайю и Чета, маленьких по сравнению со мной зверят. Они только на днях обратились и поэтому выглядят неуклюжими щенками. Рядом с ними, сидит связанный Кроар. Он дергается и пытается высвободиться, обнажая свои клыки и издавая утробное рычание. На их шеях я замечаю металлические цепи. Неужели их берут в плен? Зачем? - Он просто другой, - наконец-таки, некто обходит меня и хватает за ухо, заставляя задрать голову. Наверняка он ожидал встретиться с полными ненависти глазами монстра, а не с пораженным и перепуганным взглядом загнанного в угол зверя. Быстрее убей меня. В таком случае нельзя тянуть. - Это особая порода, - произносят бледные губы, медленно растягиваясь в слабой улыбке. Теперь я вижу, что он отличается от своей команды. В глаза сразу же бросаются длинные прямые волосы странного цвета. Скорее его можно охарактеризовать как «бледно-коричневый», они будто давно выцвели. Впервые вижу подобное. У остальных же убийц волосы золотистые и кудрявые. То, что он их лидер понять не трудно - они смотрят на него с уважением и толикой восхищения, беспрекословно подчиняясь ему. Первое, на чём я заостряю внимание - это его длинная прямая челка, скрывающая глаза. Одежда их лидера не такая как у других. Если «светлые» одеты в темно-зеленые плащи, что едва ли касаются земли, он же во все темное и обтягивающее, явно, чтобы было легче двигаться. Черная одежда делает его слишком тонким, отчего кажется, будто он не способен поднять и стального меча, но это лишь своего рода «обман зрения». Я чувствую, что он сильнее любого из нас. И даже любого из них. - Прекрасно, – выворачивая моё ухо, причиняя неимоверную боль и заставляя тихо скулить, говорит он. – Повезло с находкой. Все, молча, наблюдают за нами. За тем как огромное чудовище смиренно прогибается перед убийцей убийц. - Господа, имею честь продемонстрировать вам редчайший вид меланизма среди оборотней. Самое удивительное, что его дальними родственниками являются альбиносы, что сказалось на его внешних данных. Как ни странно, он ещё молод, но если подождать несколько лет, то этот зверь станет настоящим монстром, - перейдя на ледяной шепот, закончил их наставник. В тот момент я подумал, что он наконец-таки убьёт меня, и сделает это как-то изящно, красиво и жестоко, но всё сложилось совсем иначе. Щелчок – и на меня надевают цепи, а затем ведут на поводу за собой. Троих моих соплеменников ожидает та же участь. Дети, глядя на меня, помалкивают и подчиняются. Сопротивляется лишь Кроар, получая взамен повышенное внимание к своей бунтарской личности. - Ты уверен, что это сработает? – шепчутся убийцы убийц, когда мы уже выходим за пределы нашей сгоревшей деревушки. - Не знаю. Но если что, Вивей убьёт их. Смотрю на Чета и Дайю и понимаю, как сильно они напуганы.