Сигареты

Канда не идиот. Пусть он не может толком выучить ни одного языка, позорно путается в географии, и в этом даже тупой Стручок его превзошёл, но Канда куда больше видел в свой жизни. И сейчас он нутром чует, что в Ордене что-то не так. Научный отдел находится в странной ажитации, учёные постоянно переглядываются и шепчутся между собой, у них вид людей, связанных между собой некой тайной. Комуи ходит по Ордену усталый и бледный, отвечает невпопад, раздражается без повода; он забрасывает свои основные дела, и за прошедшие недели ни один новый Комурин не вырвался из его лабораторий. Ещё в Орден зачастили всякие шишки из Центра. По крайней мере, за последние двадцать дней в Отделение приезжали целых три раза какие-то высокие чины, перед которыми кланялся, стиснув зубы, смотритель, и даже Левелье перед ними ходил по струнке. Да, Левелье... Он и сам выглядел не лучше Комуи, не спит ночами, похоже. И Линка забрал себе от Уолкера, приставив вместо этого к нему какого-то нового мальчишку, с которым Стручок теперь грызётся постоянно. Появилось слишком много чужих, из самого Центра. Идя по коридору, можно наткнуться на Ворона, который, величественно шурша чёрным, до пят, одеянием, проплывает мимо, не здороваясь и даже не поворачивая головы. Это злит. И настораживает. — Лави, — окликает Канда, и молодой Книжник поворачивается, удивлённо приподняв брови: чтобы Канда назвал его по имени, чтобы Канда специально заглянул в библиотеку ради того, чтобы найти его? — Ты знаешь, что здесь творится? Канде претит кого-либо о чём-либо расспрашивать лишний раз, обычно он просто ждёт, пока ему объяснят то, что ему знать необходимо. Но гнетущая атмосфера давит на него, требует выхода. В воздухе пахнет опасностью. И Канда не может сидеть и ничего не делать. Лави ничего не надо лишний раз объяснять, что в нём очень ценят собеседники. — Не знаю наверняка, — медленно отвечает рыжеволосый ученик Книжника, — но, похоже, в нашем Научном отделе завелось нечто любопытное. То, что может повлиять на ход войны... Я сам видел нескольких учёных из Ватикана здесь, они точно не стали бы приезжать из-за пустяка… — Снова мутят с созданием новых Апостолов... — бормочет Канда. — Проект "Четвёртый экзорцист"? — усмехается Лави. — Я не уверен, все держат язык на замке. Старик тоже ничего не смог узнать более подробно. — Или, может... — начинает Канда и тут же сам себя обрывает. — Акума пятого уровня? — спрашивает Лави. — Или... – он оглядывается по сторонам и шепчет почти беззвучно. – …Ной? — Ага, сейчас, — Канда качает головой. — Четвёртый разнёс напрочь всё Европейское отделение. Мы не смогли бы удержать его. Ватикан не станет подвергать риску людей и держать таких противников рядом с нами. Лави пожимает плечами. — Это лишь мои догадки. Не прощаясь, Канда поворачивается к нему спиной и выходит из библиотеки. Лави сказал ему всё, что мог узнать. Обрывки тихих фраз, которыми обмениваются между собой учёные, краем глаза увиденные слова на документах, что переносятся из одного отдела в другой — Книжники на верном пути, и вряд ли они ошибаются. Но неужели Ватикан не боится рисковать людьми? Или, наоборот, надеется, что враг, который попробует вырваться, будет встречен и остановлен экзорцистами. Естественный щит? Чёрт, они все там совсем посходили с ума, говорит он сам себе, яростно мотнув головой. Нет, не может быть. Комуи изобрёл очередного Комурина, более эффективного, который может убивать акума... Или они снова химичат с созданием экзорцистов. Дохимичатся когда-нибудь, вашу мать… Любопытство Канды удовлетворяется довольно быстро и очень неожиданным образом. Левелье вызывает его к себе и сообщает, что Канда временно будет помогать Научному Отделу в неком очень важном и секретном деле. И ему, Левелье, очень хотелось бы, чтобы молодой экзорцист не особо разглашал то, что он может увидеть там. — Чего я там не видел? — не сдерживается Канда, и Линк, стоящий сзади старшего инспектора, недовольно хмурит светлые брови. — Понял вас, — нехотя поправляется Канда. Левелье улыбается и кивает. — Вас введут в курс дела относительно ваших текущих обязанностей. В курс дела его вводит какой-то незнакомый ему учёный, невыразительный мужчина средних лет с мутными глазами под тусклыми стёклами очков, один вид которого вызывает у Канды стойкое чувство неприязни. Канда не любит учёных с детства. Со своего второго рождения. И посвящение в тайну выглядит так: — Молодой человек, в ваши обязанности входит безоговорочное исполнение всех моих приказов, без каких-либо ненужных вопросов. Вам понятно? Канда даже не успевает ответить что-либо, как учёный высокомерно спрашивает с явным итальянским акцентом: — Надеюсь, вам не стоит объяснять, что вы должны держать язык за зубами обо всём, что увидите? Дзирелли, — обращается он к своему помощнику, ничуть не смущаясь присутствием Канды, — а никак нельзя заменить этого на какого-нибудь из Воронов? У меня совершенно нет доверия к экзорцистам. Ох, уж это Европейское Отделение, берут к себе чёрт знает кого... Первое же задание повергает Канду в страшную ярость, отчего он хочет сразу кинуться к Комуи и высказать ему всё, что думает о Ватикане и этих высокомерных учёных-итальяшках. Но потом вспоминает измученный вид смотрителя и чуть остывает. По дороге в засекреченное отделение Научного отдела помощник так разозлившего его учёного поясняет с извиняющей улыбкой: — Понимаете, ситуация несколько непривычная для нас... Мы все сейчас немного на пределе. Обычно мы работаем с Воронами, но сейчас в силу определённых обстоятельств мы вынуждены дёргать вас... Это не продлится долго, поверьте. Он спокоен, он совершенно спокоен, не стоит снова начинать перепалку с ватиканскими выскочками. Его, Канду Юу, одного из лучших бойцов Ордена, убившего сотни акума и даже одного Ноя, что не удавалось до сих пор никому из всех остальных бездельников, просят отнести стакан воды в некую комнату. Отлично, самая подходящая для него работа. И Комуи, и Левелье, и весь их чёртов Центр скоро узнает, что Канда думает о них в общем и о каждом в частности. Его гнев несколько остывает, когда он видит количество охраны перед входом в засекреченную часть Научного Отдела, множество всевозможных замков и тысячи этих их Вороновских карточек, ленточек и листочков с заклинаниями, которые порасклеены везде, то тут, то там, на стенах и даже на потолке. — Будьте очень осторожны, — напутствует Канду Дзирелли, вытирая пот с высокого красного лба. — Это существо очень опасно. Я даю вам пластиковый стакан, потому что стеклянным он смог очень сильно ранить прошлого охранника, Ворона, кстати. Разбил стекло и искромсал его осколками. Он чуть не сбежал тогда, поэтому очень прошу вас!.. — Я понял! — рявкает Канда, вырывает стакан и быстро проходит мимо охраны. Перед ним раскрываются одни двери, другие, множество дверей, большое количество охраны, и Канда думает про себя, что мысли Лави насчёт пятого уровня были не таким уж и безумием. ...Последняя дверь закрывается за ним. Канда в небольшой белой комнате, освещённой яркой лампой дневного света. Напротив него на узкой невысокой кровати сидит человек. Обычный человек, весь обмотанный бинтами, грязными и окровавленными. Мужчина поднимает на него мутноватый взгляд, и Канда вздрагивает. Лицо пленника наполовину скрыто бинтами, но желтовато-карие глаза, родинка под левым нижним веком... Тики Микк. У них получилось поймать Ноя, Господи Боже... — О, я знаю тебя, юноша! — с вяловатым воодушевлением произносит Ной, откидываясь назад и опираясь спиной о стену сзади него. — Вода? Как мило. Канда сглатывает и молча подаёт ему стакан воды. Как им удалось?! Он же умеет проходить сквозь стены, он превосходит силой обычных людей. Канда в одиночку еле справился бы с ним. Если справился бы. — Хоть одно знакомое лицо, — продолжает Ной, и хотя он старается говорить беззаботно, голос у него хриплый, измученный. — А то вечно какие-то незнакомые люди, не знающие даже элементарных правил приличия. О, спасибо, — он берёт стакан из руки Канды, чуть задевая её ледяными пальцами. Жадно пьёт. Скашивает глаза на отступившего назад экзорциста. — Не волнуйся, радиус моих передвижений очень ограничен. — Ной приподнимает одну ногу, раздаётся звяканье, и Канда видит на его лодыжке стальной обруч, цепь от которого тянется куда-то под его кровать, к стене. — Я могу лишь ходить вокруг постели и еле-еле достаю вон до того места. — Ной кивает в сторону подобия унитаза, встроенного прямо в пол. — Это так забавно, за мной следят круглыми сутками, и это малыш-голем под потолком не отворачивается, даже когда я его прошу, — Тики отпивает ещё немного воды из стакана и с лёгкой улыбкой смотрит на Канду, наблюдающего за ним с каменным выражением лица. — Очевидно, ваши учёные полагают, что некоторые процессы Нои совершают иначе, чем люди. Надеюсь, они убедились уже, что ошибаются. — Пей быстрее, — хрипло говорит Канда. — О, нет, — Тики наклоняет голову набок. — Куда ты так торопишься, юноша? Обычно я сижу тут один, и заходят ко мне люди, явно не расположенные поболтать. Скучать тут не приходится, но просто дружески пообщаться не с кем. — Дружески? — Канда не может не поддаться на провокацию. — Ты совсем сдурел, Ной. Допивай и давай сюда этот чёртов стакан! — Ладно-ладно, — Тики залпом допивает остатки воды. — Это всё, что будет мне сегодня, верно? Хм.. Ты не мог бы передать своему начальству, что если меня слишком долго не кормить, я вполне могу умереть. Хотя, если их устроит и труп Ноя — тогда они на верном пути. — Отвечай, что спрашивают, и будут с тобой нормально обращаться, — брезгливо отвечает Канда, забирая стакан — Ты думаешь, меня пытают? — охотно и насмешливо спрашивает Ной, снова облокачиваясь спиной о стену и запрокидывая голову назад. — О, я рассказал бы всё, что знаю, в любом случае вам это никак не поможет. Нет, меня не допрашивают, — он качает головой. — Я же говорил, со мной почти не разговаривают сейчас. На мне всего лишь ставят опыты. — Ясно, — Канда окидывает его недоверчивым взглядом. Когда-то лощёный, манерный, а теперь измученный, слабый; на бинтах проступают кровавые пятна, и кожа на лице, где её видно, сероватого цвета, но это не цвет кожи Ноя — просто признак общего истощения организма. Не повезло. — Ваши учёные проверяют, как я реагирую на электрический ток, на яд, на холод и жару, сколько смогу не спать и не есть, — охотно рассказывает Тики. – Ещё у меня берут образцы кожного, волосяного покрова, слизистой, костной ткани. Части внутренних органов, — он прикладывает руку к животу, к расползшемуся по бинтам тёмно-багровому пятну. Канду передёргивает. — Хочешь, чтобы я тебя пожалел? — фыркает он. — Я видел Дейсю в Барселоне после встречи с тобой. Он выглядел не лучше тебя, но он был мёртвый. Переживёшь, — он поворачивается, чтобы уйти. — Ещё они проверяют, насколько сильна у меня регенерация, — Ной словно рассказывает о погоде за окном, настолько спокоен его голос. — Отрезали мне палец и ждут, отрастёт или нет. Только эти их техники — они блокируют и мои способности Ноя, и регенерацию. И сейчас я такой же, как и обычный человек. И палец не вырастет снова. Тебе знакомы все эти опыты, а, юноша? — Хватит, — отрезает Канда. — Всё, я ухожу. — Принеси мне сигарет, это же не запрещено? — вдруг просит Ной, и в его голосе звучат нотки мольбы. Поверженный враг, что может быть противнее? — Посмотрим, — говорит Канда и берётся за ручку двери. — Я люблю "Голуаз," — невинно говорит за его спиной Тики. — Я не говорил, что обещаю, — отрезает экзорцист и приоткрывает дверь. — Ещё можно вопрос? — голос Тики вкрадчив, и Канда знает, что надо просто выйти, не слушать его, но он останавливается. И поворачивается к Тики. — Чего? — Ты всё время теперь будешь здесь на подхвате? — интересуется Тики. — Твоё какое дело? — Будешь помогать им, да? Держать, пока эти люди отрезают очередной кусочек от меня? — Ной улыбается почти дружелюбно. Губы у него чёрные, искусанные, запёкшиеся. — Не знаю, — голос Канды смягчается помимо его воли. — Просто мне было бы чуть легче, если это станет делать кто-то знакомый, — теперь Тики улыбается широко, и Канда замечает, что у Ноя во рту не хватает зубов. "Они берут у меня разные образцы тканей..." — Я ещё приду, — неизвестно к чему произносит Канда отрывисто и почти выбегает из комнаты. — "Голуаз", "Голуаз", — машинально повторяет Канда свою новую мантру по дороге назад. Записать где-нибудь, что ли.... Нет, он вовсе не собирается доставать Ною его грёбаные сигареты. Заслужил, он всё это заслужил. Вон, руку Стручку оторвал, у Сокаро и Найн убил всех их учеников. И Дейсю Канда никогда ему не простит. Из него живьём сердце не выдирают, пусть не жалуется. Тот итальянец, главный у них, предупредил экзорциста, что наркоз и обезболивание они обычно не используют – зачем церемониться с врагом? – и Канда должен будет помогать удерживать Ноя во время очередного опыта или «взятия образцов». Но как же всё это противно, как мерзко… Ему в голову вдруг приходит мысль: а как же Ной закурит, ведь спички ему давать точно нельзя? Обломились твои сигареты… Хотя ладно, Канда сам может зажечь её. Тики заслужил свою участь, он сам никогда не стеснялся пытать людей. Но лучше бы мечник сам тысячу раз его разрубил Мугеном. Куда легче убить Ноя в бою, чем терпеть грязные бинты и спёртый воздух, остро пахнущий медикаментами, тоскливый взгляд жёлто-карих глаз и жалкую улыбку окровавленных губ. "Голуаз". Так, кажется?..