Не отрекаются, любя

      Мы недолго оставались в королевском дворце. Уже на следующий день нам предстоял переезд в другой замок в глубине английских земель. Путь занял два дня. Толком не отдохнув от первого путешествия, второму я была уже не рада. Настроение было неопределенным, а точнее, его не было вообще. В основном ехали молча, всю дорогу я безучастно смотрела в окно или дремала, уютно устроившись у графа на плече.       — Александра, — муж легонько потряс меня, и я проснулась. — Мы почти приехали.       Я села и протерла глаза.       — Смотри, — граф отдернул занавеску. — Вот он, Ноттингемский замок!       Коляска легко катилась по дороге, петляющей между двух невысоких холмов. Их склоны поросли густой растительностью, уже подернутой желто-бурыми нотками наступающей осени. Солнце, словно неласковая мачеха, равнодушно взирало с небес, изредка прячась за дымчатыми облаками. Вдали, у самого горизонта чернел массив леса, а справа, сразу за холмом, постепенно по мере нашего приближения вырастал каменный исполин, будто бы вросший в землю.       — Ноттингемский замок… — задумчиво проговорила я. — Знакомое название, где-то уже слышала…       — Он упоминается в легендах о Робин Гуде, — ответил граф, почему-то нахмурившись, — средневековых сказках старой Англии.       — Да, точно! — вспомнила я. — Отец читал мне их в детстве, а с братом мы даже играли в отважного разбойника и принцессу.       При воспоминании о брате мне немного взгрустнулось. Я потеряла мать в возрасте одного года, и моим воспитанием занимались отец и старший брат. Папа, при всем своем благородстве и непоколебимой верности традициям, был довольно слабохарактерным человеком и непременно бы меня избаловал, если бы не вмешательство Гэбриела. Старше меня на десять лет, брат отличался серьезностью и рассудительностью и вполне сознавал свое положение второго мужчины в семье. Поэтому заботу о маленькой сестренке воспринял как личный долг и всегда принимал во мне самое живейшее участие. Он играл со мной, защищал и всячески следил за моральным и нравственным обликом.       В ответ я платила брату самой искренней и чистой любовью. Он был для меня воплощением совершенства и идеалом всех человеческих качеств. Я очень хотела быть похожей на него и перенимала все его интересы. Гэбриел любил верховую езду, и я потребовала себе лошадь. Гэбриел мастерски стрелял из арбалета, и я не успокоилась, пока не научилась неплохо обращаться с оружием. Гэбриел был самодостаточен и уверен в себе, и я тоже стремилась к самостоятельности.       Когда в нашем тандеме появился третий участник — его любимая девушка Анна — и брат стал отдаляться от меня, я поняла, что детство закончилось, и отныне у каждого из нас будет своя, отдельная жизнь. Принятие этого далось мне нелегко, я ревновала, даже плакала, но потом смирилась. Я понимала — пройдет несколько лет, и я тоже кого-нибудь полюблю. Однако безграничное уважение к брату и теплые чувства остались в моем сердце навсегда.       К сожалению, семейному счастью Гэбриела не суждено было осуществиться. Анна бросила его ради другого мужчины, а когда тот в свою очередь оставил ее, не перенесла унижения и покончила с собой. По злой иронии коварным разлучником оказался тот самый человек, в которого впоследствии влюбилась и я. Соблазнение Анны и ее смерть сделали моего брата и графа Дракулу заклятыми врагами, однако последнего это не сильно беспокоило. Дуэль между ними запретил король, не желающий, чтобы фаворит рисковал жизнью, и невозможность отомстить еще более распаляла гнев Гэбриела. Нетрудно представить, что было, когда он узнал о моей симпатии…       Вообще, история нашего знакомства и любви с графом довольно интересна и захватывающа и стоит, наверное, отдельного рассказа. Поначалу противившаяся чарам красавца Владислава, я все же не устояла, они с братом чуть не поубивали друг друга, я тоже нашла приключений на свою голову… но, в конце концов, Гэбриел смирился, а граф неожиданно для всего света сделал мне предложение. После свадьбы брат покинул Румынию и отправился путешествовать, чтобы развеяться и переосмыслить ценности. Я не знала, когда он вернется и вернется ли вообще, поэтому его отъезд огорчал меня.       Пока я предавалась этим невеселым мыслям, мы подъехали к замку. Граф выпрыгнул из кареты и подал мне руку, помогая выйти. Спустившись по ступенькам экипажа, я подняла голову и окинула взглядом высившиеся передо мной серые глыбы.       Правильнее было бы назвать это сооружение крепостью. Мощные неровные стены заканчивались зубчатыми выступами, специально предназначенными, чтобы скрывать армию лучников от ответных стрел. Вместо окон на равном удалении друг от друга располагались узкие прорези — бойницы. Четыре больших башни по углам заканчивали образ и представляли крепость этаким суровым стражем, навеки застывшим на охране своих владений.       Камни, из которых были построены стены, потемнели от времени и сырости, а понизу заросли мхом. Вокруг был вырыт глубокий ров, но вода в нем отсутствовала. Массивный деревянный мост, являвшийся по совместительству откидными воротами, сейчас был поднят и закреплен на цепях.       — Внушительно, — произнесла я, — однако наш замок в Карпатах нравится мне намного больше.       Кучер слез с облучка и что-то прокричал по-английски. Из одной бойницы высунулась голова человека, он крикнул в ответ и помахал рукой. В ту же минуту ворота дернулись, лязгнули и с тяжелым рокотом разматывающихся цепей стали опускаться. Граф приобнял меня за талию.       Вздрогнула земля, приняв на себя огромную массу дерева и железа. Кучер почтительно застыл, предоставляя право своим высокородным пассажирам первыми пройти по мосту. Охрана, которая верхом на конях сопровождала нас всю дорогу, тоже толпилась поодаль.       — Добро пожаловать в наш временный дом, — сказал граф, протягивая мне руку. Мне показалось, или он действительно украдкой вздохнул?       Пройдя по настилу моста, отзывавшемуся на каждый шаг гулким эхом, мы очутились в довольно просторном внутреннем дворе. Ворота, грохоча, стали подниматься. Я оглядела открывшееся пространство: вход в жилое здание, колодец, несколько дворовых служб и… вот она, любовь моей жизни — конюшня!       — Я уже предвкушаю захватывающие верховые прогулки! — я радостно потерла руки.       — Не хочу огорчать тебя, Аликс, — супруг повернулся ко мне, — но верховые прогулки невозможны. Тебе не следует покидать замок, ни одной, ни в чьем бы то ни было сопровождении.       Я удивленно вскинула голову:       — Почему?       — Из соображений безопасности.       — Ты так беспокоишься о безопасности, — я сжала губы, — но не хочешь поделиться причинами беспокойства. Неужели твое задание настолько секретно?       — Оно не секретно, — отмахнулся граф, — я просто не хочу тебя вмешивать.       У меня не было желания спорить, и я промолчала.       Потянулись однообразные дни, наполненные хмурым светом вечно прячущегося в облаках солнца и свистом сквозняков, дующих из всех щелей этой средневековой развалины. Внутреннее убранство замка было суровым и аскетичным: ни ковров, ни портьер, ни деревянной обшивки на стенах, то есть ничего, что хоть как-то прятало бы холодный камень толстенных стен. Даже в погожий день внутри комнат стояла прохлада, что уж говорить про холодные сентябрьские ночи, когда температура падала неприлично низко. Вечером камины топили, но это не очень-то помогало, и, кутаясь ночью в одеяло или крепче прижимаясь к спящему мужу, я все чаще с тоской вспоминала недавнюю августовскую жару.       Впрочем, поначалу было даже интересно. Несмотря на запрещение покидать замок, а также подниматься на зубчатую стену, все внутренние помещения были в моей власти. За несколько дней я обошла почти всю крепость, изучила потайные ходы, которые на самом деле были никакими не потайными, поскольку об их существовании знала вся прислуга, поделившаяся своими знаниями со мной (хотя, подозреваю, на самом деле тайников было гораздо больше). Покопалась в библиотеке, к своему разочарованию не найдя иных книг, кроме написанных на английском и латинском языках; постреляла в оружейной из старинных луков, сохранившихся здесь, наверное, еще со времен средневековья.       А потом я заскучала. Больше заняться было нечем, и я бесцельно бродила по комнатам, наблюдала за работой слуг во дворе или пыталась перевести какую-нибудь книжку попроще. Граф почти все время проводил в своем кабинете, обложившись бумагами и картами. Иногда он принимал у себя странных темных личностей, закутанных в плащи, или надолго уезжал с ними верхом. Он сделался немногословен и задумчив. Когда он не был занят, я приходила к нему, и нередко наша беседа скатывалась к вопросу о его загадочных обязанностях и причинах моего домашнего ареста. Однако каждый раз граф мастерски переводил тему или просто отмалчивался. Конечно, мне давно следовало смириться и прекратить расспросы, но он окутывал происходящее ореолом такой тайны, что разжигал во мне нешуточный интерес и тревогу. Однажды мы поссорились.