Love is drowning in a deep well All the secrets, and nobody else to tell. Take the money, why donʼt you honey? Blindness.
Доктор старательно полировал ротор, когда в консольной появилась Клара. — Я так устала, как будто… — Вместо одного дня прошло несколько? — перебил он, не поднимая глаз и спешно накручивая всевозможные регуляторы. Осекшись, Клара с силой надула губы. — Зачем ты это сказал? Не успела она поинтересоваться, как ощутила исполненный уважения, дружеской симпатии и деликатности шлепок. Доктор, ожидавший разрушительных последствий, какие сулил проведенный маневр, разочарованно пожал плечами. Преодолевая расстояние от одной стороны консоли до другой, он наконец добавил: — Не знаю. Я говорю чушь. Не обращай внимания. Старательно передразнив пожатие плеч, Клара скроила на красивом недобром лице гримасу крайней усталости и, поудобнее перекинув мокрое полотенце, двинулась к выходу. — Ты чувствуешь себя в безопасности? — вдруг спросил Доктор, опершийся по обыкновению о консоль. Лоб его покрылся глубокими продолговатыми морщинами, и глаза, знаменитые древние и печальные глаза, метались, как у затравленного воришки. — Разумеется. Выдохнув, Доктор качнул головой, и надгубье его, и без того напряженное, неприятно дернулось — словно начало тика. — Назови число, — начал он, повернувшись к замершей у выхода Кларе, — от одного до десяти. Десять значит «вуу-хууу!», один — «р-р-р-р», — сопровождая исполненную мистического смысла речь помахиванием тряпкой и пугающе выразительной мимикой, продолжил Доктор. — Ты странный, — заключила Клара, когда с эффектным выступлением Тайм Лорда было покончено. Едва ли кто-нибудь подверг бы сомнению это безупречное суждение. Доктор ссутулился сильнее обычного и заговорил снова: — Я должен знать, чувствуешь ли ты себя в безопасности? Я должен знать… Поднявшаяся на ступеньку Клара вдруг оказалась так близко, что в нос впился грушевый запах шампуня, исходивший от еще влажных волос. — … что ты не боишься. — Не боюсь чего? О, будь Доктор не так осторожен, он мог бы рассказать, чего, или вернее, кого именно ей стоит опасаться. Дал бы небольшую подсказку, дал бы понять, что ровно до тех пор, пока она не разгадана, ТАРДИС будет возвращаться за ней, хочет она того или нет. Дал бы понять, что Клара на беду себе пренебрегла советом дражайшей покойной матушки — не брать конфетки у незнакомцев, даже если эти конфетки — время и пространство. Впрочем, Доктор не настолько жестокосерден — он будет жалостлив и даст ей вполне весомый намек. Останется — быть игре. Уйдет — пусть благодарит судьбу за то, что та так милостива. — Будущего, — очень серьезно сказал Доктор, заглядывая в темно-вишневые, мутноватые по краям глаза Клары. — Бежать за пришельцем из будки. Может случиться все что угодно, — добавил он, вкладывая в эти слова все свое умение сеять тревогу и пробуждать инстинкт бегства. Рот Клары, насмешливо осматривавшей его, растекся в томной ухмылке. — На это я и надеюсь. Жми на кнопочки, — добавила она и, чтобы умерить собственную неотразимость, которая, как хорошо знала Клара, косила и стар и млад — никто не мог избежать чар тончайшего, изысканнейшего, кружевного флирта, — многозначительно кивнула на пульт. Доктор улыбнулся вслед удаляющейся фигурке, мелко перебиравшей ножками. «Игре быть», — вернулся он к консоли. Быть игре! Дернув один из рычагов, Тайм Лорд расхохотался в голос. На душе было легко и пусто.—
Always something there to remind me I was born to love her and I will never be free Youʼll always be a part of me
— Боже! Ничего не говори о бабочке, — разухабистый голос Доктора за спиной ее претворился в снова неплотный образ, но, заметив, что женщина стояла сгорбившись, он торопливо осекся. — Роуз?.. — Он все забудет, — чуть слышно пробормотала она, пестрая и ломкая, как первая ледяная корка. Она видела тьму, видела свет, но сейчас от этого прошедшего счастливой не казалась совсем. Страшно было Роуз. Страшно и тяжело, потому что даже хрупкой надежды на спорадическое перемирие со Вселенными не осталось. — Но мы-то с тобой нет, — заговорщицки подмигнул Доктор, и стало легче. Не потому, что можно будет чего-то избежать или чего-то сбежать, но потому, что он рядом. — Мы с тобой в глазах Шторма, — продолжил Доктор и потянулся было за объятием, но, вспомнив, что никакой маломальской физической оболочки у него нет, опустил понурые полосатые плечи. Роуз чувствовала себя так, словно в третий раз стояла в Заливе Злого Волка. Нужно было сказать что-то, за что-то извиниться, что-то решить. Удивительно, но с нынешним Доктором, Доктором, которого никогда теперь не существовало, не нужны были ни слова, ни обдумывание этих слов. Слова нужны были ему. Тому, кто просвечивал перед ней. Тому, кто умер против воли. Тому, кто не слышал, как она двое суток выла, запершись в комнате и едва успевая переводить дух; кто не видел, как радужка была окружена красным кровяным кольцом; как под глазами от бессонницы и плача вспухли два громадных синяка; как губы, уголки которых смачивались только горячим и соленым, растрескались в кровь; как на третьи сутки к ней все-таки пришел Доктор из мира Пита; как он, увидев ее, бросился прижимать голову Роуз к деревянной груди; как с силой обхватывал ее лицо, целовал в лоб, повторяя и повторяя, что он рядом. Как заводная игрушка. Что-то важное вертелось на языке, а трещина не спеша начинала сворачиваться с краев. Бежать некуда. Прятаться негде. На этот раз им обоим. — Я видела тебя, — выдавив улыбку, вспомнила Роуз. — Нас. У тебя было новое лицо, и мы… — замялась она, не представляя, насколько уместно было бы рассказать обо всем произошедшем до Матрицы. — Я видела будущее? — Возможное будущее, да, — кивнул Доктор, бороздивший бездонность внутреннего кармана пиджака. — Но другого там не было. — Еще бы, — с энергичной гордостью улыбнулся Тайм Лорд и, вытянув, наконец, очки, быстро нацепил их и пристально осмотрел Роуз сквозь стекла, — этот корабль всегда был себе на уме, у нее свои секреты. Подгоняемый в спину все сокращающимся пространством, Доктор вогнул спину и суетливо переступил ближе. — Но как? Стены закрыты, на той стороне… — Роуз набрала столько тяжелого воздуха, сколько вмещали легкие, но продолжить так и не смогла. — Нет ничего неизменного, — с шутливо-дидактически ответил Доктор. — Все может измениться в мгновение ока, — добавил он и щелкнул пальцами. — Однажды он придет к тебе за долгом. — Долгом? — Ты обещала мне Вечность, — скороговоркой напомнил Доктор, отступая все дальше от края черноты и все ближе к Роуз. По чистому его носу рассыпались лучики веснушек. Приложив ладонь ко лбу, Роуз закрыла веки, и из-под ресниц ее тяжело рухнули две полнотелые слезы. — Роуз Тайлер, он всегда будет верить в тебя, — на секунду перед глазами встал улыбающийся нетвердой, ломаной дугой Доктор. Зазвенело в ушах, в груди остро и огненно танцевало сердцебиение, пальцы правой руки до боли сжимали плоскую розу на медной цепи, линию сердца левой щекотали ходившие под ладонью ресницы.Dancing slowly in an empty room Can the lonely take the place of you? I sing myself a quiet lullaby Let you go and let the lonely in To take my heart again.