По договору (Другой Дом, Жираф)

Краем глаза Жираф замечает, как Раскол смеется. Над чем, интересно? Во всем, что он только что говорил, не было, по мнению черного, ничего смешного. Но его вожака трясет от смеха так, что даже матрас под ними дрожит. - Что смешного? Раскол опрокидывает голову на ладони и продолжает ржать. До Жирафа начинает доходить, что это нехороший смех, нервный. Он, наконец, понимает, что у Хозяина Дома банальная истерика. «Ну ничего себе поворот. Интересно, мне когда-нибудь можно будет расслабиться и хоть на пару часов забыть о том, что нужно делать что-то для кого-то, кому-то и ради кого-то, забивая на себя?» С этой мыслью Жираф кладет руку на плечо вожака и слегка трясет его. - Раскол. Хватит. Но тот не успокаивается. Кажется, серьезность состайника только еще больше веселит Хозяина Дома, потому что он вдруг резко распрямляется и запрокидывает голову, зажмурившись и безудержно хохоча. - Прекрати истерить! Хватит. Возьми себя в руки! – С этими словами Жираф грубо встряхивает вожака за плечи. Расколу этот маневр явно не нравится. Он пытается оттолкнуть состайника, скинуть с себя его руки, ударить. Не самая удачная идея для человека, обессилевшего от смеха. Ситуация начинает раздражать черного. Он перехватывает руки вожака за запястья и грубо заламывает, опрокидывая его лицом в матрас. В любых других условиях это было бы не так просто сделать, учитывая почти равное соотношение сил. Но Раскол сейчас не способен сопротивляться и вряд ли достаточно хорошо понимает происходящее. - Успокойся! – рявкает Жираф, стараясь быть максимально убедительным, и, не зная, что еще сказать, добавляет, уже тише. – Это ни хрена не смешно. Раскол, чуть притихший и, кажется, даже не отследивший того момента, когда мир перевернулся на девяносто градусов, а Жираф навис над ним, вжимая собой в матрас, с усилием поворачивает голову так, чтобы его слова можно было прочитать хотя бы в профиль. - Ты что, правда не понимаешь? Это же дохуя смешно! Хозяин Дома – пидарас! А еще неудачник, слабак и истеричка! Таким нельзя быть даже вожаками, не то что… - он захлебывается словами, и Жираф немного ослабляет хватку, давая Расколу возможность развернуться, но не отпускает его совсем. Впрочем, он, похоже, этого даже не замечает. – А знаешь, что самое смешное?! Долго восторженно смотреть на состайника, будучи уверенным, что он нихуя не такой, потом узнать, что ошибался, потом все же признаться ему, но не самому, а только более смелой и наглой альтер-личностью. А после, став снова собой, не сделать ничего! Ни-чер-та не сделать!! Потому что страшно же! Вдруг на хуй пошлет, поржет в лицо и пошлет на хуй?! Вот это – самое! До хуя! Смешное!!! Блять! Раскол жмурится и снова отворачивается, утыкаясь в грязный замызганный матрас. По его лицу, скрытому теперь волосами, уже невозможно ничего прочитать, и Жираф представляет себе, что теперь будет дальше. Что будет после того, как Хозяин Дома успокоится, возьмет себя в руки и навсегда закроет свой поток откровений. Он, с отчетливой ясностью представляет, как Раскол сдержанно извиняется за истерику, призывает Жирафа забыть все сказанное, не думать об этом никогда. Потом представляет, с каким удвоенным остервенением вожак будет напиваться в кофейнике, реагируя на всех еще более агрессивно. Особенно на самого Жирафа. От стыда, разумеется. Представляет, как ему самому будет неловко смотреть в глаза Расколу, оставаться с ним случайно наедине на перекрестке или в курилке, сталкиваться в коридоре. И решает, наконец, что все уже и так слишком плохо и безвыходно. Что после Самой Длинной мир и так перевернулся с ног на голову. И что, в конце концов, почему, собственно, нет? Он отпускает и разворачивает к себе обмякшего и уже совсем не сопротивляющегося Хозяина Дома и, сгребая его ворот в кулак, резко дергает к себе, пока тот не успел опомниться. Целует. Можно было бы, конечно, этого не делать. Но Жирафу это сейчас кажется правильным. Губы Раскола сухие и горячие. В первый момент он пытается дернуться назад, оттолкнуть состайника. Но вместо этого лишь вцепляется в его жилетку и отвечает как-то судорожно. Жираф стаскивает с него рубашку через голову вместе с надетой под ней футболкой и мельком ловит взглядом вопрос Раскола: - Зачем? - У нас же был договор. А я как раз… «такой». Не поднимая больше взгляда на лицо вожака, он кладет руку между его ног, сжимая член через джинсы, не удивляясь тому, что он стоит. По привычке поймав бегло взгляд Раскола, кажется, никогда не выражающий ничего, кроме ненависти ко всему миру в целом и к тому, на кого он смотрит, в частности, Жираф расстегивает его штаны и без лишних церемоний, запускает руку под резинку трусов. Раскол вздрагивает, когда пальцы черного смыкаются на его члене и начинают двигаться вверх-вниз. Жираф внимательно следит за вожаком. Его взгляд вполне осмысленный и твердый. Рот немного приоткрыт, грудь часто вздымается от дыхания. Для внимания глухого доступны только такие реакции на его действия. Поэтому он рад, что Раскол не пытается отвернуться, закрыть лицо руками или как-то иначе скрыть от состайника признаки того, что он тоже задействован в процессе. Черный окончательно раздевает вожака, стягивая последние детали одежды, и кажется, только тогда Раскол, полностью ушедший было в себя, наконец, спохватывается и торопливо начинает расстегивать рубашку состайника. Стаскивает ее с плеч вместе с жилеткой и снова откидывается на матрас, чтобы перевести дыхание. Высвободив руки из манжет, раздражающе цепляющихся за многочисленные браслеты и ремешки, Жираф перемещается на пыльный дощатый пол чердака и, наклонившись, накрывает губами головку члена. Раскол снова вздрагивает, когда черный начинает у него отсасывать, не закрывая глаз и внимательно следя за его реакцией. Впрочем, кроме удивления, на лице Раскола в этот момент мало что можно прочесть. А через пару мгновений он и вовсе откидывает голову назад. Через некоторое время Жираф отрывается от своего занятия для того, чтобы облизать палец. Вряд ли у вожака до этого момента был «такой» опыт. Поэтому черный старается действовать медленно и безболезненно. Хотя получается у него это не очень хорошо. Жираф все делает сосредоточенно и немного грубо. Впрочем, Хозяина Дома при всем желании невозможно назвать хрупким, поэтому с ним не обязательно осторожничать. Это совершенно новое для Жирафа ощущение снимает многие выстраиваемые годами барьеры. Раскол прогибается, упираясь руками в матрас и, видимо, неосознанно, стараясь подняться выше. Но это мало помогает. Жираф медленно сгибает палец внутри него, заставляя вожака снова изогнуться. Тот больше не пытается отползти, не перехватывает руку состайника, никак не привлекает его внимание, полностью сосредоточенный на собственных ощущениях. И черный, повторив несколько раз свои движения, облизывает и добавляет второй палец. Снова двигает ими, сгибает, то вместе, то по отдельности, пока не решает, что хватит. Когда Жираф снова возвращается на матрас и начинает расстегивать джинсы, Раскол приподнимается в порыве ему в этом помочь. Но черный перехватывает его руки и откидывает вожака обратно на спину. Тот закрывает глаза ладонями и нервно усмехается. Снова заменяя слюной смазку и жалея об отсутствии хоть какого-то ее аналога, Жираф подхватывает Раскола под колени и придвигает ближе к себе. Он входит медленно, но губы Раскола кривятся от боли. Он крепче прижимает одну руку к лицу, а другой упирается в живот Жирафа. Тот замирает на миг, но через секунду с трудом считывает с дрожащих губ вожака: - Продолжай. Уже на третьем толчке Раскол отрывает руку от лица и тянется к своему члену. Черный не дает ему закончить маневр, перехватывая оба его запястья и прижимая их к матрасу. Сам он нависает теперь над Хозяином Дома, все так же не отрывая от него взгляда. Жираф не знает, издает ли Раскол какие-то звуки, но по его выражению лица, прикрытым глазам, чуть запрокинутой голове и выгибающемуся в такт его движениям телу, нетрудно догадаться, что вожаку все более чем нравится. Это еще больше заводит черного, заставляя двигаться грубее и резче. Когда тот отпускает руки Раскола, он даже не сразу это понимает. А осознав, сразу смыкает ладонь на своем члене и начинает дрочить быстрыми резкими движениями. Кончает он первым, запрокинув голову и крепко вцепившись свободной рукой в плечо Жирафа. Несколько раз вздрагивает и расслабляется. Черный не останавливается. Только закрывает, наконец, глаза, полностью отдаваясь своим ощущениям. Перед тем, как кончить самому, Жираф опускается на локти и утыкается лбом в плечо Раскола. Он не издает ни единого звука, лишь напрягается всем телом и шумно выдыхает. Некоторое время вожак и его состайник продолжают молча лежать на матрасе, восстанавливая дыхание и пытаясь осознать произошедшее. Потом Жираф с усилием поднимается, надевает рубашку с жилеткой и застегивает все еще дрожащими руками джинсы. Любые слова или вопросы кажутся ему сейчас неуместными. Он закуривает и ждет, пока Раскол оденется, стараясь не показывать своего смущения. Раскол садится на матрасе, скрещивая ноги по-турецки, и тоже достает пачку сигарет, судя по всему, не собираясь пока никуда уходить. Тоже молчит. - Какие там сроки назначал Война? Каждую неделю? – Черный спокойно улыбается. Хозяин Дома поднимает на состайника вопросительный, все еще немного затуманенный взгляд. - Я говорю, увидимся тут еще, - смутившись, поясняет Жираф и, не дождавшись ответа, уходит с чердака.