Кружева

Эрвин позволил опрокинуть себя на спину и нависнуть сверху. Ривай медленно потерся о него животом, и атласные оборки дразняще прошлись по возбужденному члену, вызывая волну сладкой дрожи. Эрвин отставил согнутую в колене ногу, подтянул под голову подушку и погладил Ривая по затылку, ероша короткий ежик волос. Вопросительно взглянув на него, Ривай хотел было что-то сказать, но передумал и поцеловал где-то в районе солнечного сплетения, а потом еще раз и еще, прихватывая кожу губами. Когда в ход пошли зубы, Эрвин взял его под мышки и потянул на себя, выше, вызвав недовольное фырканье, как и всегда, когда с ним обращались чересчур вольно, но от поцелуя Ривай уклониться не пытался, распластавшись сверху и тихо постанывая ему в рот. Эрвин скользил кончиками пальцев по его пояснице, задевая пышные оборки, Ривай крутился, пытаясь одновременно и прижаться покрепче, и подставиться под ладонь, сам трогая его плечи, шею, проводя по линии ключиц, и недовольно хмыкал, потому что получить все и сразу не мог. При должном настроении они, бывало, могли и час так проваляться, целуясь и лаская друг друга, но не заходя слишком далеко. Однако сейчас хотелось большего. Он сгреб Ривая за задницу, перебирая мягкое кружево, и тот сразу зашипел, когда Эрвин сжал сильнее: − Ш-шов этот блядский в яйца врезается… – он приподнялся, поправляя то, на что вряд ли рассчитывала делавшая выкройки портниха. − Да на кого это шили?! − На какую-нибудь милую девушку? – предложил Эрвин. – С горячим ротиком… крепкой попкой… соблазнительными ножками… − словами он не ограничивался и, поглаживая голую кожу чуть выше верха чулок, едва не пропустил тот момент, когда Ривай вышел из себя. Перехватив кулак в паре сантиметров от собственного носа, Эрвин улыбнулся и чмокнул Ривая в лоб, прямо в сердитую складку между бровей. – И скверным характером. Я пошутил, не кипятись. − Терпеть не могу, когда ты начинаешь сюсюкать, − процедил Ривай, с легкостью высвобождаясь из его хватки, хотя Эрвин и пытался удержать его за руку. – Телячьи нежности. − Не вижу в этом ничего плохого, но не буду, раз тебе не нравится, − сказал он и резко подсек Ривая под колени, перекатывая по кровати и наваливаясь сверху. Пинка избежать не удалось, но он пришелся вскользь по плечу. – Все, что захочешь, − выдохнул многообещающе, ловя за ногу и бережно целуя небольшую ступню, обтянутую тонкой материей. – Все. Судя по смягчившемуся виду Ривая, брыкаться ему расхотелось. Он любил иногда подурачиться в постели, тиская и щекоча, и тогда прелюдия становилась похожа на состязание в ловкости, которое, если Ривай не сдавался, Эрвин обычно проигрывал. Самому Риваю это не всегда было по душе, он предпочитал не развлекаться, а заниматься делом – как сам выражался, но Эрвин не терял надежды, что рано или поздно он тоже распробует любовную возню. Ривая хотелось тормошить, вытаскивать из шкатулки, в которую тот постоянно прятался, любой пирушке предпочитая внеплановую уборку, а посиделкам с друзьями – одиночество. Для него уже давно не было секретом, почему Ривай избегает общения – он боялся. Страх снова привязаться и потерять был его постоянным спутником, впрочем, как и у всех остальных разведчиков, вот только никому из них не удавалось избегнуть этой доли. Эрвин смотрел и не мог насмотреться, потому что таким Ривай бывал нечасто – тихий и неуверенный, посматривал из-под ресниц, смущенно отводя взгляд, когда Эрвин поднимал на него глаза. Он боялся нежности, откровенности, изо всех сил делая вид, что ничего особенного не происходит, а Эрвин поглаживал тонкие щиколотки, вел вверх по икрам, сжимая колени, разводил ноги, целуя прямо сквозь кружево чулок, прикусывал нежную кожу на внутренней стороне бедра, накрывал ртом член, зная, как горячо ощущается каждый выдох через несколько слоев ткани. Кажется, Ривай что-то шептал, по крайней мере, губы у него шевелились, но Эрвин за шумом крови в ушах не мог ничего разобрать. В какой-то момент Ривай непостижимым образом оказался у него на коленях, обхватив за шею и целуя с таким напором, что пришлось опереться позади себя, чтобы не упасть. Дурацкое недоразумение обернулось чем-то большим, чем просто возбуждающее переодевание. Быть может, Ривай наконец-то поверил, что для Эрвина он так же важен и дорог, как и Эрвин для него? − Масло… где это долбаное масло, когда оно так нужно? – бормотал Ривай, вслепую шаря у изголовья. – Ага! – он победно потряс бутылочкой и тут же ругнулся: − Черт, на донышке, еще и загустело. Может, обойдемся… А, нет, у меня же есть еще! Он буквально впрыгнул в сапоги, не утруждая себя затягиванием голенищ, и направился к шкафчику, где хранил разные мелочи. Эрвин перекатился по кровати, расправляя сбившуюся простынь, случайно посмотрел в его сторону и отвести глаз уже не смог: короткие панталончики, закрывавшие только ягодицы, делали их намного круглее из-за пышного кружева, темно-розовый верх обтягивавших ноги чулок усиливал контраст с белой кожей и открывал жадному взгляду стройные мускулистые бедра, а когда Ривай наклонился… Эрвин грязно выругался, на секунду зажмурившись. Ривай выпрямился, оборачиваясь к нему: − Ты дрочишь, что ли? Вот эта хрень так тебя заводит, что пару минут подождать не можешь? – недоверчиво прищурившись, он выгнулся, пытаясь разглядеть себя сзади, и Эрвин застонал, стараясь не так быстро двигать кулаком по члену. − Ривай, бросай, что ты там ищешь, и иди ко мне, − враз охрипшим голосом сказал он. – Зеркало захвати только. Тот пожал плечами, поднимая с туалетного столика зеркало, перед которым обычно брился. Искомая бутылочка нашлась сразу за ним. Ривай поставил зеркало на стол рядом с кроватью, чуть сдвинув лампу, чтобы не мешала обзору. Эрвин сел, опуская ноги на холодный пол. Обычно это было неприятно, но сейчас оказалось даже кстати: немного отрезвило и прояснило голову. − Иди-ка сюда, − он потянул Ривая, ставя перед собой. – Видишь? − Вижу, − отозвался тот, скептически передернув плечами. – Вижу, что ты извращенец, а я дурак, что согласился, вот это вижу очень четко. Эрвин, я выгляжу смешно, представь, если бы меня в этих тряпках засек кто-то еще. − Не поверил бы своему счастью, − отмахнулся он и притянул Ривая, все так же хмуро косившегося в зеркало, к себе на колени. – Какое "смешно", ты только глянь… − разведя ему ноги, Эрвин распустил мелкую шнуровку спереди и сунул руку внутрь, под шелковую ткань. – Смотри на себя, смотри моими глазами, я хочу, чтоб ты видел себя таким, чтобы ты запомнил, какой ты, когда со мной… Ривай откинул голову ему на плечо, почти касаясь лбом подбородка Эрвина, и, полузакрыв глаза, наблюдал, как ласкает его загорелая рука, на фоне бледного живота казавшаяся совсем темной. Шов был действительно дурацким и неприятно врезался в кожу, но ради удовольствия видеть поплывшего Ривая и слышать его рвущиеся вздохи, больше похожие на всхлипы, можно было и потерпеть, хотя тот был не в силах спокойно сидеть у Эрвина на коленях и беспрестанно ерзал, изводя этим их обоих. − Хва-атит, − в конце концов взмолился Ривай. У него уже глаза закатывались. – Трахни меня, не могу больше… Эрвин тоже был на грани, поэтому спорить не стал и ссадил Ривая на кровать. Тот быстро, насколько это было возможно с трясущимися руками, стащил сапоги, приподнялся, помогая Эрвину снимать этот чертов ворох кружев, который вдруг начал раздражать до невозможности! Ткань затрещала, один из швов лопнул, но им уже было все равно, ведь Ривай наконец-то остался в одних чулках. Он встал на четвереньки, прогнулся, ложась грудью на постель и сгребая под себя простыни: − Давай же, Эрвин, вставь мне… Вытаскивая из бутылочки пробку и едва не отломав горлышко, смазав себя одним движением и наскоро растягивая тяжело дышащего Ривая, Эрвин понял одну вещь: корсет был бы ошибкой, никаких сомнений. И окончательно в этом убедился, когда вошел. Держать Ривая за талию, ощущая под ладонями горячую влажную кожу, а не жесткий, обтянутый шелком каркас, было куда приятнее. − Подожди… немного… − прохрипел Ривай, приподнялся на руках и медленно подался назад, сам насаживаясь глубже. Эрвин сосредоточился на поползшей между лопаток капле пота, чтобы отвлечься. У Ривая была красивая спина, он вообще выглядел удивительно гармонично сложенным для своего роста. Эрвин на пробу качнул бедрами − возражений не последовало. *** Несколько мелких толчков, с каждым разом продвигаясь чуть глубже, пока не поймаешь ритм, и тогда Ривай подстроится, прогибаясь в пояснице, начнет подмахивать, сначала едва заметно, потом сильнее, и уже можно отпустить себя, перестать думать о том, чтоб не сделать больно, потому что они подходят друг другу, так охуенно подходят! − Давай, детка… − шепчет Эрвин, кусая его за плечи, и сам толком не понимая, о чем просит. − Я тебя убью! – вскидывается Ривай. – Пото-о-ом… − и угроза переходит в стон, когда Эрвин обхватывает его член. Ривай убирает руку, поворачиваясь чуть набок, чтобы дать ему возможность удобно опереться. Эрвин лижет его в шею, в маленькую ложбинку пониже затылка, тут же трется лбом, щекой, целует, налегая сильнее, и Ривай бьется под ним, хрипло вскрикивая каждый раз, когда на его члене сильнее сжимается кулак. Их любовь и такая тоже – яростная, резкая, когда Эрвин так натягивает на себя, что искры из глаз, когда пот заливает глаза и капает с челки, а во рту пересыхает и трудно сглотнуть, когда затекают руки, разъезжаются колени, темнеет перед глазами, и хочется орать в голос, потому что так хорошо, так невероятно, невообразимо хорошо, что за это можно умереть. И ради этого стоит жить. − На спину, Ривай, − коротко командует Эрвин, выходя и придерживая член. Звучит, как приказ, и, наверное, нужно бы извиниться, но тот безропотно перекатывается, подхватывая себя под коленями, а он ложится сверху, просовывает ему под спину руки и заключает в некое подобие объятий, скользя губами по виску, пока Ривай помогает снова войти, а потом обхватывает ногами, обвиваясь вокруг Эрвина, как виноградная лоза. Они пытаются целоваться, но ничего не выходит: Ривай буквально давится то ли воздухом, то ли его языком, захлебываясь и стараясь отвернуться. Эрвин не настаивает, он утыкается лицом в смятую простыню, смазанным движением вытирая пот, – с них обоих так течет, что между телами едва ли не хлюпает, − и снова кусает за плечо, продолжая вбиваться в цепляющегося за него Ривая. Самый сладкий момент – за несколько секунд до оргазма, когда он уже неотвратим, но все равно стараешься продержаться хоть на миг дольше. Ривай приподнимается на лопатках, прилипая к нему грудью, крепче сжимает бедрами, и Эрвин, замерев на мгновение, кончает, постепенно замедляя толчки. − Не выходи, побудь так… − просит Ривай. – Я сейчас. Он просовывает между их телами руку и начинает дрочить, не отводя взгляда от дрожащего Эрвина. Хочется расслабиться, по мышцам пробегает судорога, но пока Риваю нужно, он будет терпеть. Ривай сжимается вокруг его члена, зажмуривается, кусает губы и трётся о простыню, вскоре напряженно замирая, только рукой двигает быстро-быстро, задевая его живот. Кончает он тихо, страдальчески нахмурив брови, будто ему больно, а потом понемногу расслабляется, размыкает тиски своих бедер, освобождая Эрвина, и напоследок с кривой ухмылкой вытирает испачканную ладонь о его грудь. Эрвин медленно выходит, морщась от тянущего ощущения, по мокрой спине пробегает холодок. Он ложится рядом, вытягиваясь во весь рост и слушая, как шумно дышит Ривай. Двигаться нет сил, просто невозможно, но Ривай все же встает, пошатываясь как пьяный, и бредет через комнату так медленно, будто с каждым шагом увязает в полу. *** Обуться он не захотел, и Эрвин с улыбкой посмотрел на сползший по левой ноге чулок, а заодно безнаказанно полюбовался голой задницей, раз уж выдалась такая возможность. Обычно Ривай себя раздетого разглядывать не давал, да и что смотреть-то, когда можно трогать? Ривай взял с подоконника кувшин, налил воду в таз, бросил туда полотенце, потом расстегнул пояс, стащил чулки, аккуратно их сложив, и планомерно обтерся сверху донизу, особое внимание уделив паху и промежности. Выполоскав в тазу полотенце, он бросил его Эрвину, и тот едва не заорал, когда на ногу приземлилась ледяная тряпка. По индифферентному выражению лица Ривая было невозможно догадаться, что вода такая холодная. Тот удовлетворенно хмыкнул, и ежащийся Эрвин понял, что его подставили. − Это тебе за "детку". Не называй меня так. − Хорошо. − Никогда, Эрвин. − Ладно. − Ты же все равно будешь, да? Он предпочел отмолчаться, надеясь, что его спина при этом выглядит достаточно ехидно. − Спать будем у тебя, − сказал Ривай, оглядывая то, во что превратилась его обычно аккуратная постель. – И, похоже, мне понадобится новый тюфяк. В комнату к Эрвину пошли вместе, привычно напустив на себя занятой вид. Половина отряда догадывалась об их отношениях, половина точно знала, что они вместе, но следовало соблюдать правила приличия. Хотя бы формально. В спальне было холодно, постель и вовсе казалась сырой, будто в погребе, но разжигать камин не было ни сил, ни желания. Они быстро разделись и забрались под одеяло, прижавшись друг к другу. Скоро станет тепло. Ривай повернулся к нему, устало улыбаясь, и Эрвин поцеловал его, обнимая и чувствуя под пальцами полоску загрубевшей от постоянного ношения привода кожи. − Спокойной ночи, Эрвин. − Спокойной ночи. Когда он снова поедет в столицу, то обязательно купит постельное белье с оборками, как и хотелось Риваю. И в ту лавку тоже зайдет – были там одни чулки цвета старого вина, которые ему приглянулись… Когда-нибудь, когда звезды встанут должным образом, можно будет и повторить… Уже засыпая, Эрвин понял, что Ривай опять что-то шепчет, и на этот раз он все-таки расслышал, что именно.