Кружева

Целоваться, склонившись в три погибели и одновременно расстегивая рубашку, было не очень удобно, но Эрвин уже успел приспособиться. Он мог одной рукой распустить узел на шейном платке Ривая и снять его за пару секунд, даже не помяв, однако специально медлил. После одиноких ночей Риваю требовалось время, чтобы снова к нему привыкнуть. Совсем немного, и это было почти неощутимо, но Эрвин слишком хорошо его знал: если в движениях прослеживалась хоть малейшая неуверенность, это означало, что Ривай колеблется. Поэтому сейчас они неторопливо целовались, предвкушая более интимные ласки, ведь у них было полно времени. До рассвета, до следующей экспедиции, до конца жизни – целая вечность. Эрвин просунул руку между подушкой и коротко стриженым затылком, зарываясь пальцами во влажные волосы. Видимо, Ривай действительно соскучился, раз так спешил, что они не успели высохнуть. Он погладил большим пальцем за ухом, чуть ниже, по линии роста волос, и Ривай довольно выдохнул ему в губы – это было одно из заветных местечек. − Иди ко мне, − пробормотал Эрвин, хотя они и так были очень близко. Но иногда даже этого ему было недостаточно, и хотелось вобрать Ривая в себя, вплавить в мышцы, в кости, чтобы надежно, чтобы знать, что теперь не сбежит, никуда не денется, и если умрут, то тоже вместе. Подобными мыслями Эрвин не делился, держал свою одержимость при себе, благо накатывала она только временами, чаще всего после экспедиций. Может, Ривай бы его понял, может, даже сам чувствовал нечто похожее, но рисковать попусту не хотелось. Крепкие руки обвились вокруг плеч. Ривай чуть запрокинул голову, обхватил ногами за пояс, прижимаясь тесно-тесно, и Эрвин переложил его повыше одним движением. Иногда разница в росте была очень удобной, вот как сейчас, когда член так удачно вжался в горячее тело… Черт, надо раздеться. Ривай, скорее всего, подумал о том же самом, завозившись с пуговицами. Он расстегнул брюки и себе, и чуть приподнявшемуся Эрвину, не прекращая целовать в шею, и потянул вниз, сладко проходясь костяшками внизу живота. Эрвин резко выдохнул и заставил себя встать, буквально сдирая штаны вместе с трусами и сапогами, пинком отбросив их в сторону. Ривай смотрел на него, закинув руку за голову и не пытаясь раздеться – знал, что Эрвину нравится это делать самому: стягивать узкие голенища форменных сапог, подхватывая под икры, неторопливо снимать одежду, глядя в глаза и чуть улыбаясь, понимая, как печет обоим, но оттягивая удовольствие. Единственное, чего он не любил, так это расстегивать привод – терпения никогда не хватало, однако сегодня Ривай не надел свою любимую сбрую после душа, хотя с него бы сталось. *** В конце концов они оказываются друг напротив друга, голые и возбужденные; Эрвин упирается ладонью рядом с головой Ривая, нависая над ним, достаточно немного качнуться вперед, но никто не хочет проигрывать в импровизированной маленькой дуэли. В отличие от него самого, Ривай смотрит без улыбки, а глаза горят и обещают так много, если он только сдастся, однако Эрвин – крепкий орешек, у него отличное самообладание, превосходная выдержка и просто железные нервы. Но Ривай играет грязно: приподняв бровь, закидывает ногу за ногу, словно невзначай цепляя его член, и Эрвин срывается. Он почти рычит, переворачивая Ривая на живот и краем глаза успевая заметить торжество, промелькнувшее на обычно бесстрастном лице. Ривай скуп на эмоции, только когда они наедине, в нем просыпается та юношеская горячность, которую раньше Эрвин считал безвозвратно потерянной. Он накрывает собой чувственно выгнувшееся тело, подхватывает под ребра, вжимаясь стоящим членом в маленькую крепкую задницу, кусает за плечи, и Ривай стонет, комкая в кулаках одеяло, и сам трется об него, приподнимаясь на локтях и коленях. Под ладонь попадается что-то странное, жесткое, и Эрвину сначала кажется, что это часть привода, прежде чем до затуманенной головы доходит – это корсет. Вряд ли он стал бы снова акцентировать внимание на своей промашке, но сейчас соображать получается слабо, да и другого шанса увидеть Ривая в чем-то подобном может и не представиться, поэтому он не дает себе передумать: − Я хочу, чтоб ты все-таки это надел, − говорит он, поворачивая Ривая лицом к вороху атласных лент. Тот задыхается и некоторое время не может выдавить из себя ничего внятного, только мотает головой. Ясное дело, ему хочется не одеваться, а трахаться, но Эрвина уже несет: − Пожалуйста, Ривай, − шепчет он на ухо, прикусывая мочку. – Для меня… Хочу увидеть тебя в этом… − И… извращенец! – наконец прорывает Ривая, и он отпихивает Эрвина плечом. – Даже не думай. Я это, − он двумя пальцами подхватывает корсет за тонкие ленточки, брезгливо хмурясь, − ни за что не надену. Сам купил? Вот сам и носи теперь. Эрвин садится, притягивая его к себе, потому что рядом теплее, да и ругаться не хочется. Главное − не дать упереться, а уж преодолевать сопротивление он умеет. Ривай и сам не в настроении пререкаться, ему хочется продолжить то, что они с таким жаром начали, и он охотно льнет к ласкающим рукам, спиной откидываясь Эрвину на грудь и раздвигая ноги. Эрвин гладит его по внутренней стороне бедра, почти касаясь яичек, ведет губами по шее, обжигая дыханием: − Для меня… надень это для меня. Не только Ривай знает запрещенные приемы. Слова эти практически волшебные, и раньше действовали безотказно, правда, самым сложным, что он просил до этого, было попридержать язык на официальном слушании. − Зачем тебе? – угрюмо спрашивает Ривай. – По девкам соскучился? Все-таки переживает, что он может вернуться к женщинам, хотя сколько уже говорено-переговорено… Женщины мягче, мужчины крепче, а Ривай такой один – в этом уже с год заключается вся философия Эрвина. − Ривай… − с мягким упреком говорит он. − Тогда зачем ты принес эти тряпки? Он немного раздражен, но не злится. Хочет понять. И Эрвин, вздохнув, разгоняет дымку вожделения, чтобы внятно объяснить ситуацию: − Я действительно решил, что ты говорил о женском белье, ты же ни разу не сказал, что имеешь в виду постельное. Ривай издает протестующий возглас, потом склоняет голову к плечу, вспоминая их разговор. − Даже если и так… Ты не дотумкал, почему я на кровать показывал? Туго соображаешь, командор. − Ну, ты же сам сказал – "трахнуться в кружевах". Я и подумал, что тебе просто хочется заняться сексом в этом… э-э… наряде. − А оказалось, что хотелось этого тебе. Надо же, как удобно! Признавайся, ты задумал это с самого начала? − Нет. Ты и представить не можешь, насколько я был далек от этой идеи, всю дорогу пытался себя убедить, что нет в этом ничего ужасного, небольшая милая странность… − Иногда ты меня пугаешь, − заявил Ривай. Правда, одновременно, вздохнув, он откинулся головой на его плечо. − Устал сегодня? – спросил Эрвин, откидывая ему волосы со лба. − Угу, − промычал Ривай, закрывая глаза. – Замотался с этой деятельной ребятней. Трент смастерил для девчонок качели из старых тросов, направить бы его шило в заднице в верную сторону… Но не будем отвлекаться. Эрвин подгреб под спину подушку и чуть сполз, устраиваясь удобнее: − Да тут особо нечего рассказывать. К тому времени как я закончил дела, мне уже было интересно. А когда добрался до галантереи и ознакомился с товаром, то, знаешь… м-м… проникся. − Вот этим? – Ривай взял чулок и уставился на него, будто тот мог открыть ему все тайны мироздания. – Ну и как я в это влезу? Успех. Безоговорочная победа. Было даже легче, чем он думал. Теперь только не спугнуть, потому что член откликался на фантазии распаленного воображения с удивительным энтузиазмом. Эрвин поцеловал Ривая в висок, потом лизнул подставленное горло: − Спасибо. Тот пробурчал что-то нечленораздельное, что можно было интерпретировать как угодно, и тоже поцеловал его в ответ. − Я так понимаю, сначала вот это? − переводя дыхание, спросил Ривай, когда они смогли оторваться друг от друга. Он поднял короткие панталончики и взъерошил кружево: − Ты только глянь! Я буду выглядеть как идиот. − …Вовсе нет, − хрипло сказал он, приглаживая оборки, и Ривай с интересом на него посмотрел: − А ты завелся из-за такой ерунды! Эрвин, предупреждаю, если это один из твоих планов… − Нет, говорю тебе. Все вышло спонтанно, просто небольшое недоразумение… − …которое ты предпочел доразуметь в выгодном для себя ключе. Ладно, черт с ним, давай их сюда, – Ривай оглядел окна, убеждаясь, что шторы плотно задернуты. − Сначала чулки. − Разве? Мне всегда казалось, что трусы идут первыми, нет? – с сомнением уточнил Ривай. − Они слишком пышные. А чулки – на поясе. Если надеть поверх, будет некрасиво. Поэтому сначала надевают пояс. Мне так объяснили. − Ну ладно, раз ты говоришь… − сграбастав сложную конструкцию и растянув ее, он присвистнул: − Надо же! На УПМ похоже, только попроще, и ленточки вместо ремней. − Если хочешь… могу помочь тебе его надеть. − Да ты прямо горишь желанием, как я посмотрю. Ладно, валяй. Пришлось повозиться, прежде чем они закрепили все, как положено. Ривай по привычке пытался затянуть посильнее, отчего швы начинали предупреждающе трещать, а Эрвин слишком много отвлекался и больше распускал руки, чем помогал, но в конце концов они справились. Плюхнувшись на кровать, Ривай воззрился на свой член, по всей видимости, обращаясь к нему: − Просто чтоб ты знал, я по-прежнему считаю эту затею дурацкой. − Но отступать поздно, − сказал Эрвин, беря чулки. Надевали долго, осторожно растягивая тонкую ткань, и он, устроившись меж разведенных ног, целовал колени и покусывал нежную кожу на внутренней стороне бедер, отчего Ривай вздрагивал, упираясь пятками ему в спину, откидывался назад, выгибаясь, а потом снова поднимался на локтях. К тому времени как все ленты были продеты сквозь мелкие колечки и закреплены должным образом, они уже не пересмеивались. Ривай поплыл, под умелым ртом растеряв всю свою язвительность, его глаза подернулись дымкой, щеки порозовели. Эрвин пододвинул стол, зажег лампу и поставил ближе к кровати – он хотел видеть все в подробностях. Неприятный скрежет ножек по каменному полу привел Ривая в чувство, и тот сел, закинув ногу за ногу. Эрвин сглотнул: − Поехали дальше? Ривай взял панталончики, прокомментировав: − Хотя бы с этим проблем не возникнет, − и тут же запутался, не разобравшись, где перед. Пришлось снимать, осторожно выпутывая застежки чулок. Когда он переоделся, Эрвин молча подал корсет. Ривай взял его, покрутил и так и эдак, подергал за ленты, приложил к себе, хмыкнул, глядя на пышный лиф, и протянул обратно: − Не надену, даже и не проси. − Ладно, − легко согласился Эрвин. Прелюдия затянулась, и в паху сладко ныло. – Тогда покажись. Ривай вспрыгнул на кровать настолько непринужденно, словно не в первый раз демонстрировал себя подобным образом. Он был возбужден, нежное розовато-кремовое кружево обрисовывало внушительную выпуклость в паху, видимо, поэтому ему было и не до стеснения. Покачавшись на носках, спросил: − Насмотрелся? – и потянул на себя, не дожидаясь ответа.