Это Париж, детка!

Они с Фебом стали бы хорошей парой, нет сомнений! Эсмеральда коллекционировала бы накожных паразитов, а Феб – половых. Со временем они могли бы соревноваться, у кого больше болячек. «Феб, я дарю тебе эту вошь. Ты победил…» - пробелькотала бы Эсмеральда, сидя у смертного одра любимого. «Нет, родная, на прощание я завещаю тебе свою гонорею…» - изрек бы Феб и умер. Цыганка поплакала бы над ним и до конца жизни утешала бы себя мыслью о предсмертном подарке де Шатопера… Мы так и не сказали друг другу ничего - в комнату ввалился пьяный в зюзю Клопен. Впрочем, скажу лишь, что он был достойным королем своего королевства. Я поспешила ретироваться. Ловко перебегая по улочкам, я так задумалась, что неожиданно врезалась во что-то твердое. Этим чем-то оказался Клод. Что он делал осталось для меня загадкой, но его вид… Нет, даже вечная жизнь в свободе от хворей Венеры не была бы для меня убедительным аргументом в пользу жития с ним. Острый взгляд, поношенная сутана, изувеченная местами цепкой хваткой архидьякона, холодные руки. Флюиды животного страха распространялись вокруг него. Мы так и смотрели друг на друга, пока я не сделала страшную оплошность. - Мсье Фролло, скажите пару слов для нашего интернет-издания… Ой! – какая непростительная ошибка, теперь меня тоже казнят за ересь. Боже мой, что скажет маменька? «Мою дочь казнили в пятнадцатом веке за еретические мировоззрения». А что после этого скажут о маменьке? «Совсем с ума сошла, если твою дочь похитили инопланетяне, так и скажи!». А что об этом всем подумают инопланетяне?.. - Что? – ответ его кюречества был невероятно содержательным. - Я, пожалуй, пойду… - попытка не пытка. Особенно в свете пыток в подвалах инквизиции. - Эсмеральда, это ты, исчадие Ада! Ты ведьма, но я не склонюсь перед твоими чарами! Я погублю тебя, я полюблю тебя! Будь моей! – я поняла, что мои опасения по поводу койки Фролло вполне реальны. - Господин архидьякон, я не… НЕТ! – а ведь пытливые губки падре уже так и тянулись ко мне… Мама миа, я не хочу быть твоей тян! Резкий рывок и я уже неслась как ветер, оставив недоумевающего священника стоять под одной из стен дома. Ну уж нет, оставлю Эсмеральде эту невиданную честь быть его избранницей. Всю оставшуюся ночь я безуспешно пыталась отыскать туристов – но ясное дело, что завтра их казнят… Я вернулась на Гревскую площадь и посидела у виселицы. Походила вокруг нее, полежала под нею, полазила по ней, посчитала завитки от безделья. Утро не близилось, ночь не грела. Где-то рядом был кто-то. Конечно, это затворница Роландовой башни – немощная и брошенная, как умирающая крыса, она вызывала лишь жалость. Но, увы, я тут ничего не решаю. Пришлось ждать рассвета, первых колоколов. Где-то наверху парил Квазимодо. Несчастный, очень жаль, что он не знаком с Гуинпленом. Они бы рвали залы! Просто невероятно – почему такой талант до сих пор сидит на колокольне? Нет, ну правда! Он бы увидел мир – кучу таких же Парижей, Лондонов и Миланов, полюбовался бы на разлив каналов в Венеции, а потом вернулся бы на родину и гастролировал бы. Жаль, что ему попался Клод, а не Урсус – вот у него поистине была предпринимательская жилка! Но что сказать, надвигался новый день. Поскитавшись, вернулась на Соборную площадь, дабы еще раз попробовать отыскать моих туристов. Нет, что за несчастье? Может, я их уже не узнаю? Ну что за пустоголовые люди! Я же предупреждала их, что каждый день в Париже пятнадцатого века сопряжен с опасностью для обладателя Айфона или же какой-либо другой техники! Я же просила их фотографировать все исподтишка, а не трясти везде зеркалками с трехсотмиллиметровыми объективами! Боже, ну что за напасть!?..