— Привет, Кэролайн. Как ты? Ты не берёшь трубку. Я звонила твоему отцу. Билл сказал, что ты в больнице. С тобой что-то случилось? Ты заболела? Не знаю услышишь ты это сообщение или нет, но... просто позвони, ладно? Я очень волнуюсь...
Далеко-далеко, из-за горизонта, медленно, словно ленивый кот, выкатывался алый клубок света, окрасивший проплывающие мимо облака в огненный цвет. Прохладная свежесть утра проникала в помещение, вызывая мурашки по телу. Ледяной, но одновременно мягкий ветер еле заметно подобрался к девушке и нежно, будто рука возлюбленного, прикоснулся к пшеничным волосам, затем скользнул вниз, к оголённой ножке. Кэролайн поморщилась, но оставалась в том же положении. Солнечные лучи красными пятнами бегали по молочной коже, лаская замершее тело. Кэролайн глубоко вздохнула и отвернулась от окна, поворачиваясь лицом к однотонной стене. Очередное, ничем не отличающееся от других утро впервые достигло девушку в больничной палате. Раньше Кэролайн никогда не ночевала в так невыносимых ею больницах. Этой ненависти не было причин. Просто так вышло, что это место стало неприятным для неё.***
Снова утро, снова рабочий день, снова будущий разговор «Почему? — Я не знаю». И всё снова и снова, как по замкнутому кругу. Не жизнь, а День сурка какой-то. Один плюс — отработка в клинике закончилась, а значит, можно попробовать запереться в кабинете и просидеть всё рабочее время у компьютера, играя в очередную дурацкую игру, но, во-первых, в больнице есть стукач, подлизывающийся к главврачу, а во-вторых, игра «добить Форбс» не доиграна, а значит, пациент всё ещё не выписан. Эх… А так всё хорошо начиналось. Пять утра. Майклсон в своём кабинете. Он не уходил с работы. А зачем? Всё равно дома его никто не ждёт, а так хоть на работу не опоздает. Рядом, на столе, пластиковая коробка с завтраком и стакан с кофе, которые принесла медсестра, работающая в ночную смену. Поодаль располагалась интересная штучка — колыбель Ньютона, которую Никлаус недавно запустил, и теперь она отстранённо выстукивала секунды, минуты, часы его одиночества. Окно было раскрыто настежь, из-за чего по помещению гулял лёгкий сквознячок, а нечастые звуки, доносящиеся с улицы, залетая в тупик разбивались о голые стены кабинета. Неосторожный ветер врезался в спину Клауса, вызывая у того табун мурашек. Холодно... Как внутри, так и снаружи... Что-то не так. Жизнь, казавшаяся до этого такой беззаботной, вдруг превратилась в терпкую тёмную пустоту. Клаус не в первый раз задумывался об этом. Эти мысли не давали ему покоя. Ему двадцать восемь, а он всё никак не может расстаться с клубами и одноразовыми отношениями. У него есть работа, есть любящие и любимые родные, но нет личной жизни. Он просто хочет в реальность. Он устал от бутафорской, светящейся словно неоновая вывеска, жизни. Клаус поднял глаза на настенные часы. Уже в который раз. Полшестого. «Спит, не спит?» А, впрочем, к чёрту. Клаус резко поднялся со своего кресла и направился к двери, надеясь, что он дойдёт до цели прежде чем иссякнет его и без того хрупкое стремление.***
Кэролайн пустым взглядом смотрела в раскрытое окно, которое, благодаря расположению палаты, выходило в больничный сад. Здесь было тихо, из-за чего птички, мирно сидящие на ветках рядом растущей липы, иногда заглядывали в комнату попрыгать на широком подоконнике и посмотреть кто обитает в светлой "норке". Неожиданно дверь тихонько открылась, и испугавшиеся птички вылетели в окно. Стайка, сидящая на ветках дерева, взмыла в небо, создавая характерный звук хлопанья крыльев. Перед глазами появились чьи-то ноги в тёмных джинсах. Чуть выше виднелся кусочек бежевого свитера. Дальше подымать голову было лень. — Не спишь, — шёпотом, скорее констатировал, чем спрашивал, Клаус, присаживаясь рядом на корточки. Кэролайн на минуту зажмурила глаза, дабы расслабить их. Майклсон поднялся на ноги и, подойдя к окну, сел на край подоконника, прямо напротив открытой форточки.***
Секунды длились минутами. Минуты текли будто часы. Солнце поднималось всё выше, окрашиваясь в оранжевый цвет. А эти двое всё также смотрели друг на друга, не произнося ни слова, замерев, будто восковые фигуры. — Эм… Вы так и будите молчать? — спросила вдруг Кэролайн, вытаскивая затёкшие руки из-под головы. Но Клаус молчал, долго, словно и не слышал свою пациентку. Прошло двадцать минут с тех пор, как он пришёл в эту палату и все эти двадцать минут он не проронил ни слова. Пора прекратить это. — Вы хоть слыш… — договорить Кэролайн не удалось — её неожиданно перебили. —Ты из Филадельфии? Она не отвечала несколько минут и, как показалось Клаусу, возможно, и вовсе не ответит. — Из Нью-Йорка, — тихий, едва не шёпот, голос Форбс. И вновь молчание, но на этот раз не такое уж долгое. — Что закончила? — Иешива. А вы? — Рокфеллеровский университет, — Клаус оттолкнулся от подоконника и медленно зашагал по палате. — Но это ведь в Нью-Йорке, — Кэролайн осторожно поднялась и села на кровать, всё также внимательно рассматривая неожиданного собеседника. — Да, мы жили там с семьёй, — нехотя, будто отмахнулся, ответил Майклсон. — Ты где-нибудь работаешь? —Я — гимнастка. В настоящее время тренирую детей. Никлаус резко остановился посреди помещения и, развернувшись всем корпусом к девушке, раздражённо-громким голосом спросил: — Почему ты мне доверяешь?! — Не знаю. Можно прост… — В этом нет смысла! — Клаус подошёл с сидящей девушке и, так же как и в прошлый раз, с недобрым блеском в глазах, опёрся руками о край кровати, внимательно смотря прямо в её глаза, словно пытаясь в них что-то прочесть. — Ни в чём нет, — Кэролайн чуть подалась вперёд, будто бросая вызов. — Смысл есть во всём. — Меня изнасиловали. Какой вы видите в этом смысл? Он резко оттолкнулся от кровати и вновь вернулся к окну, став к Кэролайн спиной. — Говоря ни о чём, мы ничего не изменим. — Изменим. — И снова вызов. — Время. Время меняет всё. — Это всего лишь поговорка. Это не правда. Поступки что-то меняют. Нет поступков — всё остаётся прежним, — Клаус устало прикрыл глаза. Эта девушка его окончательно вымотала. Вновь образовавшуюся тишину прервала Кэролайн своим глубоким вздохом, словно в знак капитуляции, и последующим вопросом: — С вами случалось что-нибудь плохое? — Что ты хочешь услышать? — охрипшим голосом, не имея ни малейшего желания сопротивляться, ответил Никлаус. — Вам же нужен был этот разговор. У вас есть что сказать. Так говорите. Майклсон развернулся к Кэролайн, раздумывая над ответом, и он хотел что-то сказать, но взгляд упал на открывшуюся дверь, из-за которой показалась фигура Эстер. — Доброе утро, — с улыбкой поздоровалась она с Кэролайн, которая кивнула ей в знак приветствия. — Ник, ты здесь, — сказала женщина. «Значит, она меня искала», — мелькнуло в голове Майклсона. — Надо поговорить. — Кэролайн, я еду из аэропорта. Хм… Знаешь, обидно, что ты меня не встретила, а ведь я написала тебе эсэмэску. Жди меня.***
Клаус, ещё раз посмотрев на отвернувшуюся Кэролайн, двинулся вслед за матерью, которая уже стояла в коридоре и ждала его. — Избавь меня от этого, — он кивнул на только что закрывшуюся дверь. — Клаус, ты проверял их только на венерические? — Эстер пропустила мимо ушей просьбу сына. — Там у всех один диагноз. Пожалел денег на лаборантов. А что? — Я не пожалела. Она беременна, — Эстер кивнула на закрытую дверь и продолжила: — Сам справишься или я? — Нет. Я сам, — заплетающимся языком пробубнил Клаус, до сих пор не до конца вникнув в слова матери. Видимо, его работа осложняется. —Хорошо. Тогда я пойду. Эстер ушла, оставив Никлауса одного в безлюдном коридоре.***
Шумный зал, откуда раздавались весёлые детские голоса девочек, казался Кэролайн чужим и ужасно большим, а женщина, которая недавно объявила о перерыве, выглядела не очень добродушной. Девочка расстроено вздохнула и, покрепче обняв свои коленки, продолжила разглядывать паркет. Мистер Форбс яро хотел сделать из своей дочки спортсменку, бойца, чтобы всю оставшуюся жизнь с гордостью следить за её победами, но он забыл спросить у Кэролайн «хочет ли она этого сама». Так и пошло дальше: отец не спрашивал, дочка не говорила, боясь огорчить своего старичка. Уже пять месяцев в этой школе, а заходя в неё Кэр всё ещё чувствует дискомфорт. Ни тебе друзей, ни тебе результатов, но тренер строгим голосом говорит, что нужно работать усерднее. — Привет, — перед Кэролайн, улыбаясь, стояла худенькая девочка такого же роста и возраста как она. Коротко остриженные волосы собраны под ободок, а те пряди, что выпали из-под него, зацепились о еле заметные серёжки-гвоздики в виде маленького цветка. — Можно я сяду здесь, с тобой? — Да, конечно, — Кэролайн немного подвинулась в сторону, скорее из приличия, ведь рядом и без того было достаточно пустого места. Тем не менее, девочка села рядом, прислонившись плечом к стене так, чтобы было видно свою собеседницу. — Тебе скучно? — Скорее одиноко. — Сейчас мы вдвоём, значит, больше не одиноко, — девочка снова улыбнулась и протянула Кэролайн руку. — Я Хейли. — Кэролайн. Можно просто Кэр, — ответила Форбс и пожала руку новой знакомой. — Мои родители три раза в этом году переезжали, поэтому я тебя понимаю. Надоело быть новенькой. Надеюсь, здесь мы навсегда, — девочка замолчала, но, не останавливаясь на грустном, продолжила более бодрым голоском. — Ты не хочешь есть? Я проголодалась. Пойдём в раздевалку. Мама мне дала с собой батончики и сок. Давай скорей, пока мисс Морисон на нас не смотрит. Хейли быстро поднялась на ноги и, потянув за собой Кэролайн, побежала в раздевалку. — Кэролайн, ты меня слышишь? — Клаус пощёлкал пальцами у лица девушки, которая, после неожиданной и не очень приятной новости, застыла в одном положении и уже несколько минут смотрела в одну точку. — А? Что? — тихим голосом спросила она, переведя растерянный взгляд на Майклсона. — Ты в порядке? —Я не знаю, — «снова это я-не-знаю». — Понимаю. Но ты больше или меньше чем раньше в порядке? — Как и раньше, — Кэролайн устало приложила ладони к лицу и, словно умываясь, провела их по лицу, остановившись в волосах. — Ясно, — он поднялся с кровати. — Процедура прерывания неприятная… но… — Я не хочу прерывать, — словно очнувшись, заявила Форбс. — Это плод насилия, ты должна от него избавиться. — Аборт — это убийство. Я против этого, а вы за? — она непонимающе уставилась на врача. Разве он, работая доктором, может считать прерывание беременности правильным? — Ну, не в качестве общей нормы. — А лишь для нерождённых? — договорила Кэролайн то, что Майклсон пытался изложить в мягкой форме. — Да. Мы с тобой предпочтём убить того поддонка, но где провести черту? Каких поддонков следует убивать, а каких нет? Для одних людей я подонок, и они бы предпочли убить меня, а для вторых я врач, спасший их жизни, они меня благодарят. Так стоит ли меня убивать или нет? — Клаус бросил вызов, который приняла Кэролайн. — Каждая жизнь священна, — ответила она, словно священник в храме, на что Майклсон поморщил нос. — Говори со мной, а не Библию цитируй. — Но это правда. — Гитлер. Его жизнь тоже была священна? Его жизнь нужна была Богу? — Клаус вопросительно уставился на Кэролайн, остановившись посреди комнаты и раскинув руки в стороны, ожидая ответа от собеседницы. — Да. Это было испытанием человечества. Возможно, и наказанием. — Не говори ерунды. Никому не нужны такие жёсткие испытания. Кэролайн устало вздохнула, и неожиданно лёгкая улыбка нарисовалась на её лице, а глаза встретились с глазами Клауса. — Вам нравится этот разговор. — Не вопрос — утверждение. — Такие разговоры — мой конёк, — Клаус присел рядом на кровать. — У тебя есть время до вечера. Где-то в седьмом часу я приду, прогуляемся по саду, — он кивнул в сторону окна. — Будь готова. А утром я тебя выпишу. Майклсон похлопал Кэролайн по плечу и, не оборачиваясь, быстрым шагом вышел из палаты. А Кэролайн предстояло выбрать и, возможно, сделанный выбор изменит её последующую жизнь. Либо жизнь в своё удовольствие, либо жизнь, посвящённая миленькому карапузику.***
Обеденный зал. Пожалуй единственное место в больнице, где эти трое могут просто поболтать и поесть в хорошей компании. Стефан и Ребекка Сальвадоре и Никлаус Майклсон снова за одним столиком. — Кэтрин уже целый месяц не обедает с нами, — обиженным голосом пожаловалась Бекка. — Что поделаешь. Через десять дней свадьба. Она не переживёт, если что-то пойдёт не так, — Стефан пожал плечами. — Кого-то напоминает. Правда, Стефан? — Никлаус заговорчески подмигнул другу, вызвав у того улыбку и заставив сестру покраснеть от злости. — Не смешно, Ник. Я сделала половину этой свадьбы, в то время как вы отсиживали свой зад дома. — Не принимай близко к сердцу, сестрица. Кстати, Кэтрин не сказала, куда вы едите на девичник? — Сказала. Мы вместе выбирали место. И оно секретное, — Бекка переглянулась с мужем и молча принялась за свою еду. — Елена приехала с нами. Недавно ушла к бабушке. Ты напрашивался — забирай. Следи за ней хорошо. — Я когда-нибудь вас подводил? — Клаус задал риторический вопрос, но Сальвадоре ответили на него. Вместе. Коротко и ясно. — Да. — Взять хотя бы тот случай с бедной старушкой. — Эй-эй-эй… Всё было под контролем, — Клаус вновь начал спорить, посчитав себя оскорблённым. — Елена мне отлично помогла. — Это ребёнок, Клаус, — Ребекка недовольно посмотрела на брата. — Она довольно взрослая, кроме того умна не по годам. — Делай что хочешь, — Стефан, уставший от лишнего трёпа, махнул рукой. «По крайней мере он её дядя. Надеюсь, он это помнит».Когда у человека болит душа, он видит эту боль во всём… В фотографиях на стендах, в прохожих людях, в случайных фразах, которые слышит на улице. В музыке. В запахах. Как будто бы весь мир чувствует эту боль, но всё равно пытается сделать ещё больнее, освежая в памяти каждую мелочь. Василиса Володькина.
Кэролайн, устав от бесполезного сидения в уже надоевшей палате, решила проветрить голову и заодно познакомиться с больницей. Выходя из палаты, она осмотрелась вокруг: нужно запомнить место, дабы случайно не заблудиться на обратном пути. Идти по пустынному коридору было немного боязно: напоминало фильм ужасов, но, увидев выходящего из-за поворота санитара, Кэролайн более-менее успокоилась. Выйдя из коридора, она очутилась в холле терапевтического отделения, где в это время вовсю кипела жизнь. И даже показалось странным, что при таком скоплении людей кресла для отдыха пустовали. На один из таких села Кэролайн, желая хоть немного отдохнуть от одиночества и серых стен своей палаты. На журнальном столике, стоявшем подле мягко диванчика, лежала кипа разнообразных глянцевых брошюр и журналов, некоторые из которых были слегка потрёпаны из-за частого просматривания. Кэролайн взяла одну брошюру, что попалась под руку и, взглянув на название, тотчас бросила бумажку обратно. Реклама детского дома. Девушка вымотанно провела рукой по волосам. «Как отсюда можно выйти в сад? Мне нужен свежий воздух». — Привет. Кэролайн слегка подпрыгнула от неожиданности и повернула голову к источнику звука. Рядом стояла маленькая девочка с идеально прямыми волосами и милой улыбкой на красивом личике. Видимо, она подошла сзади, раз Кэролайн её не заметила. — Привет, — с улыбкой ответила девушка и огляделась вокруг, пытаясь увидеть родителей маленького ангелочка. «Неужели она здесь одна?» — Тебе грустно? — с интересом спросила девочка, подсаживаясь на ручку соседнего кресла. Кэролайн вдруг онемела, удивляясь насколько эта встреча, этот разговор напоминают ей знакомство с Хейли. — Мне тоже стало скучно. Дядя куда-то пропал, а мне велел прогуляться по больнице. — Видимо, ты здесь всё хорошо знаешь, раз тебя отпустили одну. — Да, это так. Хочешь, я покажу тебе все наши отделения? — девочка спрыгнула с подлокотника и, не дожидаясь ответа, потянула свою собеседницу на себя, заставляя ту встать на ноги. — Да, конечно. Кэролайн по-детски засмеялась, еле успевая за шустрым ребёнком, который уже стоял в раскрытом лифте. — Я Елена, — только-только представилась девочка. — Кэролайн. — Приятно познакомиться. — Мне тоже, — ласково ответила Кэролайн, продолжая улыбаться. «Какой воспитанный ребёнок», — мелькнуло в мыслях, прежде чем закрылись дверцы лифта.***
Кэролайн застёгивала свои сапожки, когда Клаус легонько постучался в дверь и спустя пару секунд вошёл в палату. — Ты готова? — Да, — Кэролайн пожала плечами. Майклсон некоторое время продолжал сканировать девушку с ног до головы, на несколько секунд задержавшись на животе, но, встретившись с голубыми глазами, встрепенулся и, не мешкая более, подтолкнул Кэр к выходу. Мои родители тоже, как и дядя, работают в больнице. Мама иногда ездит в другой город помогать сиротам. Она часто возвращается оттуда грустной. Я слышала, как она однажды рассказывала папе о жизни этих детей. Тогда папа целовал маму в волосы и покрепче обнимал, а потом говорил, что дети должны рождаться от любви. Я так и не поняла до конца эту фразу, но когда я спрашивала об этом маму, она улыбалась и говорила, что это как я. «Должны рождаться от любви». — Кэролайн. Ты вообще меня слышишь? — Клаус потряс её за плечо. — Кээролааааайн… — Да, я слышу, — она спихнула его руку и, не оглядываясь, пошла дальше. — Либо ты была такой, либо это причуды беременных. — Врач вы, а не я. — Но я тебя не знаю, так что сравнивать мне не с чем. Кэролайн, не смотря под ноги, уверенно шла вперёд, но споткнулась об выбившийся из тропинки камень. Она, вспомнив старые падения на уроках гимнастики, зажмурилась и закрыла лицо руками, ожидая боли от соприкосновения с каменной дорожкой, но что-то пошло не так, ведь удара не последовало. Вместо этого была лишь лёгкая боль в районе живота, словно ты повисла на верёвке, и тепло, идущее от неё. Кэролайн рефлекторно ухватилась за опору руками и осторожно открыла глаза. Высокая трава, растущая между камнями, почти касается лица. Кэр поняла, что случилось, когда перед глазами на несколько секунд всё поплыло, а сильные руки всё ещё покоились на талии и крепко держали. — Может, я понесу тебя? Иначе чувствую, до утра ты не доживёшь, — насмехался Клаус, с улыбкой глядя на вырывающуюся Кэролайн. — Отпустите меня! — Хорошо. Майклсон нехотя отпустил, но взамен, не обращая внимания на сопротивление, крепко взял её за руку. — Если что, покрепче держись за меня, — улыбаясь, сказал Майклсон, из-за чего девушка снова начала вырываться. — Шучу… шучу… — Клаус, закатив глаза, покрепче сжал руку Кэр и повернул налево, сходя с злосчастной тропинки.Эти солёные слезы никак не высохнут Я вытру своими рукавами Твоё лицо Сегодня вечером наши сердца могут разорваться от чувств. Я вытру своими рукавами твои слёзы (Ed Sheeran — Shirtsleeves).
Kodaline — gabriel (включите, пожалуйста, эту песню). Белые листочки черёмухи и яблонь кружились над Кэролайн и Клаусом, словно первый снег в декабре. В воздухе витал приятный запах сирени, который так любит Кэролайн. Солнце закатывалось за горизонт, давая последнюю возможность птицам искупаться в своих, уже красно-оранжевых, лучах. — И что ты решила? — тихо, почти шепча, спросил Клаус, боясь разрушить это хрупкое спокойствие и эту долгожданную гармонию в душе. Кэролайн вздохнула. Нужно сделать выбор и от этого выбора зависит всё. Она сорвала листик с дерева и стала его разрывать на мелки-мелкие кусочки, словно это помогало голове думать лучше. — Я прерву беременность. — И почему же? — Вы услышали то, что хотели. Зачем вам надо знать причины? Кэролайн раздражённо вышвырнула раскромсанный листочек и ускорила шаг. Но Клаус даже не пытался не отставать от неё. Он просто ненавязчиво брёл позади, давая ей время успокоиться и выпустить пар. Майклсон сорвал ветку сирени, свисавшую над его головой. Приятный знакомый запах тут же ударил в нос. «Так пахло в палате Кэролайн. Наверное, у неё такие духи». Неожиданно впереди послышались всхлипы. Клаус посмотрел вперёд и, увидев остановившуюся Кэролайн, зашагал быстрей, дабы скорее дойти до плаксы. — Ты в порядке? — не доходя до Кэр, спросил он, но ответа так и не получил. Клаус обошёл девушку и встал прямо перед ней. Увидев мокрые глаза и слегка покрасневшие щёки, он тяжело вздохнул и неожиданно притянул Кэролайн к себе. Удивлённая Форбс перестала всхлипывать и теперь просто стояла в объятьях Клауса, не понимая, что делать дальше. Минута. Вторая. Третья. Время шло, а они даже не шевельнулись, всё также продолжая стоять в обнимку. Но кому-то нужно было прервать это. —Я не знаю, что делать дальше, — сказала Кэролайн, поднимая своё лицо, чтобы встретиться с взглядом Клауса, который задумчиво рассматривал её. —Дай мне тринадцать… — начал Клаус, заправляя Кэролайн за ухо выпавшую из высокого хвоста прядь. — Дай мне тринадцать дней, и я покажу тебе, насколько прекрасной может быть жизнь. —Тринадцать дней? Мне не нравится цифра, — Кэролайн улыбнулась. —Пусть будет тринадцать. - Клаус вложил в её ладонь веточку сирени, которую недавно сорвал. — Пойдём обратно. На улице холодно. Он отпустил девушку, из-за чего оба покрылись гусиной кожей, ощутив вечерний холод, который в объятьях был не так заметен. Ещё один день в больнице подошёл к концу.