Седьмое Рождество

      Это было самое обычное утро самого необычного дня в моей жизни. За окном толстым и пушистым шаром на землю ложился мелкий снег, а ветер почти не оживлял его размеренное падание. Солнце только недавно показалось из-за горизонта, лениво рассеивая свой свет над замком. Я ещё валялся в постели в полудрёме, когда Бродяга своим громким, басистым голосом поставил всю нашу комнату на ноги.       — Рождество! Ро-о-ождество-о-о!.. — протяжно затянул он. — Ну что вы как вялые колбаски, просыпайтесь скорее, ведь уже Рождество!       — Ну чего ты кричишь? — еле слышно отозвался Ремус. — Успокойся, твои подарки никто не откроет. Тыкву тебе в зад, Сириус, каждый год одно и то же… — пробубнил он, уткнувшись носом в подушку.       — Почему ты так в этом уверен? А вдруг их упаковка слишком красивая, и кто-нибудь решит открыть их за меня?.. Или ещё хуже — вообще их украдёт! — в голосе Сириуса проскользнула немного истеричная нотка.       — Лунатик, — наконец-то вылез из-под одеяла я, — ты как будто не знаешь Блэка. Лучше сейчас спуститься вниз, чем потом выслушивать его причитания по поводу того, какие мы плохие друзья. А если его подарки действительно кто-то тронет…       — ЧТО?!       — Да шучу я, — я взлохматил и без того лохматые волосы и подмигнул Сириусу. — Истеричка. Пошли, пошли, сынок, буду дарить тебе подарки. Мой ненаглядный малыш, — сказал я, поднявшись на ноги, и погладил его по голове, прежде чем Блэк смог сказать ещё что-то бессмысленное.       Тяжело вздохнув, Ремус тоже встал с кровати. Питер, как и множество других студентов, уехал домой накануне вечером, и, признаться, в комнате без него было непривычно пусто. Мы накинули на плечи халаты и втроём спустились в гостиную.       — И не говори, что мы на тебя никак не влияем, — сказал я Ремусу, положив руку ему на плечо.       — О чём это ты? — спросил он, остановившись на ступеньках.       — Я о твоей фразе про тыкву и зад Блэка, — тут я уже не смог сдержать смех.       — О Мерлин, а я и не заметил даже, — Ремус выглядел слегка обескураженным. Я хлопнул его по спине, и мы продолжили путь в гостиную в сопровождении тяжелых вздохов Люпина.       Большие часы, стоящие в углу комнаты, показывали половину седьмого утра. Я хотел сделать Сириусу замечание по поводу того, что он поднял нас так рано, но, увидев его безумно счастливые глаза, передумал. Он подлетел к ёлке, как бабочка, и присел около неё на корточки. Мы с Ремусом встали за его спиной. Луни поднялся на носочках, с интересом разглядывая яркие упаковки множества подарков, которые лежали под елью.       — Не то… тоже не моё… О, вот! — он торжественно поднял золотистый конверт над головой. — Это от дяди Альфарда. Как-то скромненько, — сказал он, и мы с Люпином синхронно закатили глаза. — Я ожидал от самого нормального члена моей сумасшедшей семьи большей щедрости.       — Ты открой сначала, — сказал я. — Может, там пароль от твоего семейного банковского хранилища.       Сириус посмотрел на меня не очень доверчиво, но, приняв позу лотоса, принялся открывать загадочный конверт. Внутри лежало письмо, по которому Бродяга быстро пробежался глазами. Его лицо приобрело странное выражение, которое я никак не мог истолковать.       — Вы не поверите! — задыхаясь, выпалил он. — Да нет… не может такого быть!       — Что там? — сгорая от нетерпения, я вырвал у него из рук пергамент и стал читать вслух.       «Дорогой Сириус,       От тебя очень долго не было вестей, с тобой всё в порядке? Или ты, как всегда, не найдёшь несколько минут на маленькое письмо своему любимому дяде? Я ведь всегда говорил, что в тебе есть что-то от матери…»       — Это неправда! — перебил меня Бродяга. — Между мной и моей матушкой нет ничего общего!       — Да знаем мы, Блэк, остынь, — сказал я. — Это наверняка просто шутка.       — Ладно, продолжай.       «…от матери. Надеюсь, твоя гордость захочет доказать мне обратное, и ты всё-таки черканёшь мне пару строк.       Прежде всего, поздравляю тебя с Рождеством. Надеюсь, предыдущий год принёс тебе много радости, чего и желаю в следующем. Я решил, что дарить тебе мотоцикл, о котором ты так мечтаешь, не слишком разумно с моей стороны (поскольку я в последнее время, наверное, единственный член семейства Блэков, который заботиться о твоей безопасности).       Знаю, что ты сейчас недоволен, но дочитай письмо до конца.       Стоит упомянуть, что я недавно навещал знакомого колдомедика. Ты должен помнить доктора Грега Фрицшемберга, Вальбурга часто тебя к нему водила в детстве. Меня уже очень долгое время волнует боль в пояснице. Грег сказал, что меня одолевает серьёзное заболевание, которое может запросто свести меня в могилу уже в ближайшее время. Я не хочу, чтобы ты лишний раз волновался за меня и ухаживал за мной, как за беспомощным инвалидом, поэтому и не позвал к себе на рождественские каникулы. К моему величайшему сожалению, ты мне всё равно уже ничем не поможешь.       А теперь перейдём к главной сути письма. Ты и сам понимаешь, что после моей смерти Вальбурга явно захочет владеть моим домом. А если не она, то кто-нибудь ещё из этого ненормального семейства. Вчера вечером я навестил Министерство Магии и утвердил свой окончательный вариант завещания. Так что посредством этого письма я официально осведомляю тебя о том, что с момента моей смерти мой дом (Суссекс, Годрикова Впадина, улица Подрика Бэтворфи, дом 5) и всё мое состояние (счёт в банке Гринготтс № 711) переходит в твоё владение.       Но не стоит зазнаваться, я всё ещё жду тебя в гости.       С любовью,       твой дядя Альфард».       На Сириусе не было лица. Мы все молча сидели, не зная, что сказать, и ждали, пока первое слово скажет Бродяга.       — Я… я не знаю, что и думать, — сказал он, вставая на ноги. Он подошёл к окну и всмотрелся в розово-голубое небо. — С одной стороны, я очень рад, что у меня будет свой дом. Вы же видели его, он огромный! Но… дядя Альф всегда меня поддерживал, он был моим примером для подражания. Всегда такой непоколебимый, — Сириус перевёл свой понурый взгляд на нас. В его глазах стояли слёзы.       — Знаешь что, — сказал я, поднимаясь на ноги вслед за другом, — я думаю, тебе стоит его навестить. Сегодня.       — Но разве я могу? — спросил Блэк, сузив глаза. — Об этом надо было думать раньше и ехать на Хогвартс-экспрессе в Лондон со всеми остальными.       — Сходи к Дамблдору, — отозвался Люпин. — Объясни ему ситуацию. Я полагаю, он тебе вряд ли откажет. В любом случае попытка — не пытка, — он улыбнулся своей фирменной доброй улыбкой.       — Да и вообще, — махнул рукой я. — Волшебники живут долго, а зная твоего дядю, могу с уверенностью сказать, что он ещё всех нас переживёт!       — Да, ты прав, — сказал Сириус, и его губы дрогнули, расплываясь в скромной улыбке. — Давайте лучше вернёмся к подаркам, — он похлопал меня по плечу, и мы вернулись к ёлке.       Первым мы заметили небольшой конверт, адресованный Люпину. Родители Ремуса прислали ему длинное и безумно трогательное поздравительное письмо. В связи с затруднительной финансовой ситуацией в семье он ни на что и не надеялся, но стоило видеть его лицо, когда он читал эту открытку. Мы с ребятами предполагали такое развитие событий, поэтому купили Лунатику самый крутой подарок, который только могли придумать. Когда он распаковал здоровенную коробку, битком набитую его любимыми сладостями, под которыми лежала новая тёплая мантия, Люпин чуть не расплакался. В этот момент я по-настоящему понял, как важны для меня эти три человека и как всё же приятно делать людям подарки. Ради этого тёплого дружеского взгляда и твёрдой руки поддержки я готов пойти хоть на край света.       Сириусу я торжественно вручил большую коробку. Он моментально расплылся в улыбке. Кому, как не мне, знать, что для Блэка главное — красивая упаковка. Когда Бродяга открыл коробку, его выражение лица так и застыло. Улыбка медленно сползла с губ Сириуса, когда он достал оттуда длинную металлическую трубу.       — Это что ещё такое?       — Это — первый шаг к твоей мечте, Бродяга, — гордо произнёс я. — Познакомься, Сириус, это — твоя новая выхлопная труба!       На какой-то момент его лицо приобрело непонятливое выражение, но затем глаза Блэка засверкали, и он залился хохотом. Его смех был таким заразительным, что уже через несколько секунд мы смеялись вместе с ним.       — Пожалуй, повешу её над кроватью, — сказал он вскоре. Сириус вытянул трубу перед собой и пристально её рассмотрел. — Эх, всегда вы знаете, что мне нужно, — хохотнул он.       — Ну, Поттер, остался только ты, — сказал Сириус, отложив трубу в сторону.       — Ты же знаешь, что мы всегда будем рядом, — Ремус хлопнул меня по плечу и протянул мне коробку, завернутую в тёмно-синюю бумагу.       Я аккуратно раскрыл подарок. Это была среднего размера колдография в деревянной рамке, на которой была изображена вся наша скромная компания. Я вспомнил этот момент: это было в начале шестого курса. На дворе была средина октября, и это был памятный день для меня — первая победа в роли капитана команды Гриффиндора по квиддичу. Я стоял в центре фото и держал в руках большую бутылку сливочного пива, из которой выливалась пена. Слева от меня были Ремус и Сириус, которые хлопали меня по плечу и пытались растрепать мои волосы. Питер стоял справа и улыбался во весь рот, выкрикивая что-то. В следующий момент из-за моей спины начали появляться все члены нашей команды, и все они были безумно счастливы. Это отражалось в их глазах, в их улыбках, и казалось, что эта колдография создавала какую-то особенную атмосферу. Я знал это чувство не понаслышке — это было заветное чувство победы и облегчения.       Я поднял глаза и понял, что на лицах ребят было такое же выражение, как и на моём. Я знал, что все мы сейчас думаем об одном — как же хорошо, что мы есть друг у друга.

***

      Бродяга и Лунатик поднялись в комнату, чтобы собраться на завтрак, но у меня было ещё одно невыполненное дело. Я дождался, когда в гостиной никого не будет, и подошёл к письменному столу в углу комнаты. Из кармана халата я достал коробочку, обёрнутую в зелёную упаковку, с красным бантиком сверху. Я открыл коробочку и снова полюбовался на подарок, который приготовил для Лили Эванс. Я очень нервничал, но понимал, что подарка лучше я бы ни за что в жизни не придумал.       Сев за стол, я достал небольшой лист пергамента и взял в руки перо. Слова крутились в моей голове, но я не знал, что стоит написать. Я думал над этим около десяти минут, а потом решил просто писать то, что думаю, не выбирая слова. Мне показалось, что таким образом моё письмо будет максимально откровенным.       Спустя несколько минут в моих руках лежало готовое послание для Лили. Я в очередной раз пробежался глазами по письму, проверяя, не сделал ли я какой-то глупой ошибки в элементарном слове.       «Дорогая Лили,       Честно сказать, эти слова, которые я сейчас пишу, мне даются очень сложно. Наверное, я никогда не решился бы тебе сказать их в лицо, но терпеть больше нет сил, и держать свои чувства к тебе запертыми в моей голове и сердце я тоже больше не могу. И каждый раз, когда я смотрю в твои глаза, мне хочется прокричать, что ты — лучшее, что случалось со мной в жизни, но каждый раз я теряюсь, и всё, что ты от меня слышишь, — это скупое „привет“.       Я знаю, что на протяжении многих лет ты считала меня глупым и безответственным мальчишкой. Что же, я изо всех своих сил постараюсь тебе доказать обратное, ведь я уже не тот, кем был раньше. Время бежит, а с ним и наша жизнь, просто помни об этом.       То, что лежит в этой коробке, моя мама когда-то велела отдать девушке, которой я буду готов отдать своё сердце. Но тебе, Лили, я готов отдать не только своё сердце, но и всё остальное, что у меня есть.       P.S. Он отлично будет сочетаться с твоими глазами, так что даже и не думай о том, чтобы вернуть его мне.       С любовью,       Джеймс».       Положив коробочку с запиской под рождественскую ель, я поднялся в комнату и начал собираться на завтрак.       Так тщательно и так быстро я никогда ещё не приводил себя в порядок. Сириус смотрел на меня, как на умалишенного, когда я старательно и прилежно расчесывал волосы.       — Пресвятые панталоны Морганы… Поттер, ты что делаешь?       — Я расчёсываюсь.       — Расчёсываешься… — Блэк сделал театральную паузу и, приложив палец к губам, продолжил. — Но ты ведь используешь расчёску. Раньше ты для этой цели использовал только пальцы, и…       — Бродяга, замолчи! — раздраженно кинул я, но быстро взяв себя в руки, обратился к растерянному Сириусу. — Сегодня необычный день. Рождество раз в году! — ответил я на его заинтересованный взгляд.       — Что ты подаришь Лили? — внезапно отозвался из ванной комнаты Ремус.       — Кое-что особенное, — с улыбкой ответил я и, посмотрев на себя в зеркало ещё раз, схватил мантию-невидимку, бросил ребятам. — Увидимся на завтраке. У меня есть кое-какие дела.       Не дав времени парням на улюлюканье и колкие заметки, я выскочил из комнаты, попутно набрасывая на плечи мантию-невидимку. Тихо спустившись в гостиную, я встал в нишу, покрытую тенью. Вид на новогоднюю ёлку мне открывался просто замечательный, так что я притих и приготовился к ожиданию. Всё утро я следил за гостиной с помощью карты Мародёров. Лили туда ещё не спускалась, так что я был на все сто уверен, что не упущу тот момент, когда она подойдёт к куче подарков и отыщет тот, который я приготовил для неё.       Часы показывали почти девять часов утра, но Лили всё ещё не было видно. По комнате туда-сюда сновали гриффиндорцы. Многие уже забрали свои подарки и направились в Большой Зал, а некоторые ждали своих друзей. Я увидел среди этой толпы Тришу Нельсон. Она кружилась вокруг ели, перебирая коробки, но свою, видимо, так и не нашла, поскольку на её лице красовалась недовольная гримаса. Она развела руками и спустя ещё несколько секунд тоже направилась к выходу из гриффиндорской гостиной. Как только портрет Полной Дамы за ней закрылся, я увидел Роберта Керри, выходящего из похожей ниши, в какой стоял я. Он опасливо оглянулся и, быстро поправив красивый блестящий бант, поставил здоровенную коробку под ёлку. Затем ещё раз оглянулся и ретировался из комнаты. Даже со своего места я видел, что на коробке было указано имя Триши. Я улыбнулся сам себе: до чего же эти двое были милыми.       Я подумал о том, что стоило взять с собой карту, и уже хотел отправиться за ней, но передумал. А вдруг, пока я буду ходить за ней, Лили спустится? Я остался стоять на месте, но уже скоро понял, что мог уже много раз сгонять за картой Мародёров.       Прошло ещё около пяти минут, когда я услышал радостные разговоры с лестницы, ведущей в мужские спальни. У меня не было никаких сомнений, кто спускался — это были, конечно же, мои друзья. Сириус шёл впереди и рассказывал Ремусу какой-то анекдот. Но когда они уже почти дошли до портрета, ведущего в коридоры, Сириус подмигнул Лунатику. Они оглянулись и подошли к нише, в которой стоял я.       — Смешной ты, Поттер, не могу, — тихо сказал он мне, убедившись, что его никто не слышит. — Ненаглядная твоя в комнате ещё, но, судя по всему, скоро выйдет.       Он небрежно кинул на пол карту Мародёров, и, подмигнув какой-то девушке, они с Луни вышли из гостиной. Блэк как будто читал мои мысли. Я взял карту и произнёс, направив на неё волшебную палочку:       — Торжественно клянусь, что замышляю шалость, и только шалость!       На ней начали появляться линии и рисунки, и вскоре, отыскав на ней гриффиндорскую башню, я нашёл точку с именем «Лили Эванс». Она действительно была в своей комнате, но очень быстро передвигалась. Рядом с этой точкой было ещё несколько именных пятен, обозначающих её соседок по комнате.       Вскоре точка с именем Лили остановилась посреди комнаты, а вместе с ней и остальные точки тоже. Они стояли на месте всего пару секунд, а потом Лили направилась к выходу из комнаты, пока её соседки продолжали сновать по спальне. Ещё через секунду я услышал звук шуршащей по лестнице обуви, а потом появилась Лили.       Её глаза заблестели, а губы расплылись в скромной улыбке, когда она увидела большую сверкающую ель посреди гостиной. Я не смог не обратить внимания на забавный зеленый рождественский свитер, который она надела. На груди у неё красовался большой олень, окруженный листами омелы и снежинками. Этот свитер очень ей шёл, и её рыжие волосы, красиво спадающие на плечи, казались ещё более яркими на его фоне.       Лили подошла к ели и стала рассматривать коробки, стоящие под ней. Она достала подарок, который ей прислали родители, и принялась его раскрывать.       Пока Эванс читала письмо, которое ей прислали мама с папой, я думал о том, стоит ли выходить из своего укрытия. С одной стороны, я был в мантии-невидимке, и она бы не смогла меня увидеть. Но с другой, а вдруг я споткнусь, и она с меня слетит, или Лили заметит тень, падающую от мантии? Эх, мне бы очень этого не хотелось. Но всё же моё любопытство победило над неуверенностью, и я подошёл ближе.       Лили тем временем закончила рассматривать подарки, присланные ей родителями, и отложила коробку. Она снова подошла к ели и присела на корточки, высматривая другие подарки. Она отложила коробки, предназначавшиеся её соседкам, Мари и Тейлор. Она уже поднялась на ноги, забирая коробки, когда я понял, что она не увидела мой подарок.       Я не знал, что делать. Просто кинуть ей эту упаковку? Нет, ну это уже слишком. Попросить Почти-Безголового-Ника тонко намекнуть Эванс, что её ждёт кое-что ещё? А это неплохой вариант.       Но всё решилось волей случая. Лили споткнулась о круглый свёрток и чуть не упала лицом вниз. В последний момент она схватилась за ветку ели и скривилась от боли. Она поставила подарки, которые несла в руках, на пол и рассмотрела руку. Длинные и острые иглы впились в её ладонь, и Эванс начала их оттуда доставать, тихо ругаясь и проклиная всё, на чём стоит мир. Мне было одновременно смешно и жаль Лили. Я еле сдержался, чтобы не выдать тихий смешок. И когда она уже наклонилась за свертками, она заметила мой подарок, который довольно удачно блестел в праздничных огнях рождественской ели.       Я увидел в её глазах изумление. Она потянулась за небольшой коробочкой и медленно взяла её в руки, как будто обращалась с самым хрупким в мире фарфором. Она оглянулась, как будто сомневалась, что она — та самая Лили Эванс, которой предназначался подарок. Я довольно улыбнулся и затаил дыхание, ожидая реакции Эванс.       Она снова села на пол и открыла коробку. Взяв письмо, лежавшее сверху, она принялась читать его, слегка сдвинув брови. С каждой прочитанной строчкой её глаза открывались всё шире, а брови поднимались всё выше, и я, честно говоря, не мог понять, какие эмоции отображает это выражение её лица. Она долго смотрела в лист пергамента, даже когда давно дочитала моё послание. Потом медленным и прерывистым движением она положила его на пол и аккуратно взяла в руки коробку с моим подарком.       Подарок был покрыт вельветовой салфеткой, и она ещё около минуты решалась её убрать. Мне так и хотелось её поторопить, ведь я нервничал, как никогда. Эванс всё же взяла себя в руки и одним резким движением убрала салфетку. Её взгляд застыл над содержимым коробочки, и она даже немного приоткрыла рот в изумлении.       Лили бережно взяла ожерелье и стала его рассматривать. Её челюсти сжались, на губах заиграла улыбка, а на глазах заблестели слёзы. Эванс провела пальцами по изумруду, искусно окутанному серебром, выгравированному в форме капли, и прикрыла рот рукой.       Наверное, она могла бы очень долго так сидеть на полу гостиной и рассматривать ожерелье, но, услышав чьи-то шаги, Эванс заметалась, вскочила на ноги, схватила все свои вещи и быстро взбежала по лестнице.       Я тоже не терял времени. Выскочив из гостиной, я помчался к Большому Залу потайными проходами, оставив в одном из них мантию-невидимку и карту Мародёров. Уже возле Зала я немного отдышался и продолжил свой путь обычным шагом.       Улыбка не сползала с моего лица.       Эванс не вернёт мне ожерелье. Она точно оставит его себе, думал я. Я знал это, я это чувствовал и видел в её глазах, в её решительном взгляде, и это отображалось в тех слезах счастья, которые буквально десять минут назад катились по её прекрасным румяным щекам.       Когда Сириус увидел моё радостное лицо, он не удержался от своего типичного колкого комментария. Хотя говорил он вполголоса, чего я не мог не отметить.       — Ну, всё, — он хлопнул в ладоши и подвинулся, освобождая для меня место. — Надо сказать Филчу, что теперь точно можно гасить все свечи в замке. Ты так светишься, Поттер, что тебя из космоса можно заметить невооруженным взглядом.       — Да ладно тебе, Сохатый, — улыбнулся Ремус и повернулся ко мне. — Ну, рассказывай, что да как. А то ведь и с друзьями не поделишься радостью.       Рассказав ребятам все утренние события, мы принялись завтракать. Ремус искренне поздравил меня с достижением такой высокой цели, но обсудить эту тему и заморить червячка мы не успели, поскольку за Гриффиндорским столом очень быстро собирались студенты, и все, как назло, садились рядом с нами.       — А мне лично интересно, как теперь Эванс будет себя на публике вести, — сказал Блэк немного погодя с ехидным взглядом. — Она же у нас дамочка неприступная.       — Нас половина Хогвартса видела в Хогсмиде, — отозвался я. — Мне кажется, ей после этого будет наср… ей не будет дела до того, как себя вести, — исправился я под агрессивно настроенным взглядом Лунатика.       — Ну, вот сейчас и посмотрим, — улыбнулся он и кивнул в сторону входа в Большой Зал.       Там, под аркой из еловых веток, стояла моя ненаглядная Лили Эванс. Она обвела Зал взглядом, высматривая своих подруг, но на какую-то секунду её взор остановился на мне.       Она смотрела на меня, а я смотрел на неё. И улыбался, потому что на шее самой прекрасной девушки на свете красовалось ожерелье с небольшим изумрудом в форме капельки посредине.       Лили покраснела и застенчиво кивнула мне в знак приветствия. Она быстро подошла к своим подругам и села возле них, стараясь не смотреть в нашу сторону.       Краем уха я услышал, как Сириус и Ремус вполголоса хором напевали:       — Ты нереально мила,       Глаз не свожу с тебя я.       Как небеса далека,       Обнять мечтаю пока…*       — Ну, судя по всему, уже не как небеса, — улыбнулся я ребятам и облегченно выдохнул, думая о том, как сделать этот день ещё более запоминающимся.