Взаимовыручка

Очнулся он с дурным предчувствием. Едва уловимое напряжение, как мерный гул электрогенератора, накатывало волна за волной. Он пошевелил пальцами, разминая их, задел что-то – это оказался пиджак, в котором совершенно бездумно нащупалась визитка. «Савада Цунаёши». Точно. Он – босс Вонголы. И у него грядёт приступ мигрени, частый гость после Церемонии Наследования. Его расплата за одно неприятное слово – «да». Он застонал и неловко пошевелился. За спиной кто-то тяжко заворочался, продавливая кровать, и невнятно ругнулся. Цуна похолодел. Ругательство было до дрожи знакомым. – Занзас? Сердце колотилось бешено и тревожно, предчувствие скорой мигрени усиливалось, и в довершение всего – с ним в кровати лежал Занзас. – Не счастлив тебя слышать, Савада. Я уж надеялся, ты там помер. Прозвучало дежурно, почти ласково и по-родному. Цуна выдохнул, справляясь с дрожью и волнением. В голове замелькали, перебивая друг друга, картинки: разноцветная от иллюминации вода бассейна, полуголые стриптизёрши, белоснежная грива Скудерии, стрельба бутылочными пробками – и много, очень много выпивки. А это была чья-то дурная финальная шутка, не иначе. – День рождения Дино... – Этот клоун пытался тебя развеселить, – хмыкнул Занзас. Его голос звучал негромко и невнятно. – Спаивал весь вечер и без толку. – Я ходил трезвый, потом упал? – со знанием дела покивал в подушку Цуна. – Но вряд ли ты здесь, чтобы поднять мне настроение. – Кто бы моё поднял... – Занзас не договорил, мрачно замолчал. Цуна невольно прислушался и внезапно ощутил близость Занзаса очень чётко. Неудобно, непривычно, нереально. – Что? – Не важно, – огрызнулся Занзас. – Паршивым вчерашний день был не только для тебя. – Настолько, что ты предпочёл оказаться в моей постели? Цуна усмехнулся. Столь абсурдного и нелепого с ним, Десятым Вонголой, давно не случалось, и промолчать он не мог. Занзас либо пошлёт, либо врежет, и в любом случае добровольного излияния ждать не стоило. Однако Занзас ответил: – Шлюшке-Албиони не стоит напиваться на чужих праздниках. – Ммм? – скорее от неожиданности, чем из любопытства поинтересовался Цуна. Занзас пнул его коленом – Цуна понадеялся, что нечаянно – и неохотно добавил: – Да весь вечер не давала проходу. Её было проще пристрелить, чем объяснить, почему нет. – Я думал, она в твоём вкусе. – Савада, я не сплю с чужими жёнами. – Поэтому прячешься от них в чужих спальнях? – невольно улыбнулся Цуна. – Твоя просто ближе всех по коридору. Смазанная мысль – Занзас проснулся раньше и почему-то не ушёл – потонула в нахлынувшем едком раздражении. Цуна вспомнил: он вёл себя отвратительно, почти ни с кем не общался, а под конец и вовсе нагрубил Дино. Ему не удалось нормально поспать на неделе из-за множества перелётов со сменой часовых поясов – он пытался разделаться с крайне неприятными делами, издёргался и даже вспылил на Гокудеру, когда тот заметил, что Цуна почти не ест... Вот дурак, все симптомы мигрени были налицо! Перекатившись на другой бок, Цуна чуть не вписался носом в смуглую спину. Подавил неуместное желание потереться об неё щекой, а то и прижаться лбом, словно Занзас мог избавить его от подступающего ада. И приподнялся на локте. Скользнул взглядом по неподвижному телу под тонкой простынёй, облизнул губы: – Занзас, у тебя ведь беретта с собой? – Не дам, – отрезал тот и нехотя буркнул: – Тебе зачем? – Застрелиться, – сообщил Цуна. Не удержался и потрогал длинный шрам на боку. Хотелось немедленно раствориться, исчезнуть или хотя бы заснуть обратно. Приступ мигрени походил на испорченный гипперрежим, когда всё – от света и запахов до мельчайших звуков – становилось резче и громче и размазывало изнутри жутким давлением. Занзас перехватил руку – Цуну едва не подбросило на кровати от прикосновения – крепко сжал, дотронулся до ладони большим пальцем: не то случайно задел, не то погладил. И отпустил. Вяло перевернулся на спину – хмурый, помятый со сна, непривычно бледный – и смерил злым и каким-то усталым взглядом. – Пулю тебе ещё, ха. Вызови прислугу, у неё должен быть аспирин. И кофе, – помолчав, добавил он. Кнопка вызова находилась со стороны Занзаса, но он явно не собирался помогать. Цуне отчаянно захотелось покусать его. Натс в плохом настроении так и делал. – Тяжёлое похмелье – признак алкогольного отравления, – убеждённо сказал Цуна, перелезая через Занзаса на вторую половину постели. Тот был невозможно горячий, жёсткий и гладкий, как полированное дерево. Запах туалетной воды защекотал ноздри: вчера он был ярче, насыщеннее, как тёплый летний вечер; а сейчас аромат – шоколада и базилика – едва различался и будил ноющее чувство где-то внутри. Цуна неимоверным усилием воли заставил себя сосредоточиться на цели «кнопка». Занзас дёрнулся, ворчливо мыча, но даже не попытался скинуть его или двинуть кулаком под рёбра, подозрительно апатичный ко всему. Содрать бы простыню, растормошить и… Цуна фыркнул. За дверью раздавались шаги и негромкие голоса: большой дом семьи Каваллоне просыпался, готовился к пробуждению пока ещё тихих гостей. Что-то во всём происходящем царапало узнаванием, но Цуна не желал думать об этом. Его несло: – Либо ты выпил столько, что организм не справляется, либо выпивка была некачественной. Дино плохую не держит. Значит, твой организм передаёт привет. – Я был не прав, пожалев для тебя пули. – Занзас приподнялся, часто заморгал и скривился. Это кольнуло смутным дежа вю: Гокудера, званые ужины в осенне-весеннее межсезонье, запах кофе и взъерошенный друг, едва не по стенке добирающийся до обеденного зала с руганью и вялыми протестами. Неужели... В глазах Цуны вспыхнули и поплыли яркие пятна – он зажмурился, но пятна продолжали то сливаться друг с другом, то превращаться в бесформенные кляксы. Занзас припечатал его ладонью между лопаток; провёл сверху вниз – прикосновение волной скатилось по позвоночнику, в груди сладко и тепло сжалось. – Савада? – Аура перед мигренью, – судорожно выдохнул он. – Ещё минут десять, и всё. – Дай угадаю, каких-нибудь таблеток у тебя с собой нет. – Доел в предыдущий приступ. Занзас сжал плечо Цуны, потянул на себя, и тот неохотно поддался, уже плохо соображая, что и зачем. Неловко вытянулся – чужое сердце под щекой бухало ровно и быстро. – Луссурия как-то гнал, – глубокий хриплый голос звучал где-то над макушкой, вибрацией отдавался под рёбра, и Цуна вслепую нащупал губы Занзаса пальцами. Тот запнулся, прикусил их зубами и тут же выпустил. – Гнал, что от мигрени помогает потрахаться. – О... – Протест и возмущение оцарапали горло, но Цуна проглотил их, потому что на самом деле хотел Занзаса. Ловил на себе его тяжёлые взгляды последний год и никак не мог решить, мерещится ему ответное желание или нет. Цуна прислушался к себе. Довериться уже страшно не было. Тем более если это поможет. Вспомнился вечер незадолго до битвы с Бермудой. «Занзас, одолжи мне свою силу». – Давай попробуем, – сдавленно засмеялся Цуна и охнул: Занзас резко дёрнул его за волосы на затылке пятернёй. – Вперёд, Савада. Захотелось возразить, но он лишь дрыгнул ногой, окончательно сбрасывая простыню. – Почему я? – Потому что мне лень, – ухмыльнулся на ухо Занзас и всё-таки схлопотал укус. – С-с... А поцеловать, Савада? Шутил или нет, но целовался Занзас хорошо. Только хмыкнул, когда Цуна, сам себе не веря, очертил изгиб рта языком и протолкнул его между зубов. Кровать вздыхала в такт быстрым ласкам, за дверью ходили слуги и даже слышался голос Дино. Глядя, как исчезает сонная муть из глаз Занзаса, Цуна опирался на локоть и торопливо, жёстко дрочил им обоим. Ныло запястье, от горячего пота лицо пылало, и всё хотелось лизнуть темнеющий шрам у брови, но Занзас не давал. Хуже того, снова потянул за волосы и больно, до искр в глазах, укусил за подбородок. Цуна вскрикнул, заехал коленом по бедру Занзаса, и тот опрокинул его на постель, рядом с собой. Закинул на бок тяжёлую горячую ногу, ладонью накрыл руку Цуны на своём члене, переплетя их пальцы, и этот жест завёл похлеще любых ласк. Поддавшись бездумному порыву, Цуна уткнулся носом в смуглую шею. Мягко провёл языком по колючей от щетины коже, ловя биение пульса; по кадыку, очерчивая полосу шрама. Занзас не то рыкнул, выгибаясь навстречу, не то глухо заурчал. Прижал большим пальцем головку члена, закружил по ней твёрдой шершавой подушечкой, задевая уздечку, и Цуну прошило удовольствие раскалённой иглой. А Занзас облапил его задницу, вжимая в себя, мстительно потёрся щетиной о саднящий подбородок и увлёк Цуну в жадный поцелуй. В голове белым росчерком мелькнуло, что сейчас они позволяют друг другу одуряюще много. Внутри полыхал пожар, кровь пульсировала в паху, держа на острие наслаждения. Он стиснул в кулаке оба члена, когда Занзас длинно застонал ему в рот, а сперма брызнула между пальцев. Цуна напрягся всем телом, проваливаясь в растянувшийся вдоль позвоночника ослепительный взрыв, – и обмяк, жадно хватая ртом терпкий воздух, потрескивающий от пламени. А отдышавшись, озвучил то, что давно уже маячило на грани сознания, сложившись из множества мелких деталей: – Занзас, у тебя давление падает от выпивки. У Гокудеры иногда очень похожий вид по утрам. – Пошёл ты, – Занзас лениво пихнул его ногой. – И тебе спасибо за помощь, – негромко поблагодарил Цуна, с блаженством ощущая, что мигрени не будет, и откатился. И улыбнулся, почувствовав невесомое прикосновение шершавых пальцев к плечу. Всё это – молчаливые признания, взаимопомощь – обязательно когда-нибудь во что-нибудь выльется. Но не сейчас. Сейчас было просто хорошо.