(сборник) let me kiss you

Они сталкиваются у входа в супермаркет ровно через пять дней (Бэмбэм соврёт, если скажет, что не хотела с Джексон видеться, но и обратное тоже будет, собственно, враньём), и… ну просто сталкиваются, что тут. Бывает. Джексон тоже, кстати, если присмотреться, особо такой ранней встрече не рада (даже если на самом деле считала часы и жевала ногти, но); она неловко, заломив брови, смотрит прямо в глаза уткнувшейся руками ей в плечи Бэмбэм. Она на пару-тройку сантиметров ниже, но подошва на криперах полностью стирает всю разницу в росте, и они - нос к носу. Бэмбэм вспыхивает, причём не сразу, а секунд через пять, успевши вдоволь полюбоваться на растерянное выражение лица друга. Она резко отстраняется от неё и утыкает глаза в пол, позволяя чёрной (“какого чёрта чёрной?!” - воет всё у Джексона внутри, но на самом деле, чёрт, как же ей нравится) чёлке упасть на глаза, и сжимает край своей огромной толстовки покрепче. Сказать, на самом деле, друг другу нечего. То есть, до кучи всего, конечно, и тысячи часов бесконечных разговоров им не хватит, чтобы всё рассказать друг другу - но здесь, сейчас, вот так вот неуклюже вечером в супермаркете после пяти дней старательного выслеживания и избегания друг друга - нечего. Они молча улыбаются друг другу, после чего ненадолго расходятся по магазину, чтобы закончить покупки. Стоя через пару минут на кассе, всё так же молча и переглядываясь, они быстро всё оплачивают, и, пару раз сталкиваясь ладонями, выходят из магазина. Кайе косится на Конпимук, на её ни разу не тяжёлый бумажный пакет с какими-то булочками и чёрным перцем, и, чёрт её знает зачем, тянется к ней, чтобы перехватить пакетик. Бэмбэм удивлённо уставляется на неё, но пакет отдаёт, и улыбается как-то совершенно по-ребячески. Домой не хочется, расходиться - тем более, всё пресловутое смущение куда-то подевалось; у Конпимук самый развязный изо всех шальных ветров в голове, и она прижимается к Джексон поближе, и даже подхватывает её под свободную руку. - Пойдём ходить, - говорит она, удивляясь ровности своего голоса; щёки-то, может, уже и не горят алым огнём, но вот сердце гремит гулко, и отдаётся это в ушах, горле и затылке. Однако это только добавляет ей какой-то странной смелости. - Ходить? - улыбается Кайе, и сворачивает с перекрёстка, от которого расходились две улицы - в сторону джексоновского и бэмбэмовского домов - в полностью противоположную сторону. Около девяти часов вечера, и солнца уже не видно из-за щерящегося силуэтами высоток горизонта, только небо легонько розовеет на краюшке, почти отдавшись во власть чернеющей синевы. Джексон с веселящейся Бэмбэм под одной рукой и двумя пакетами в другой неторопливо идёт вверх по аллее (той самой, на которой библиотека; правда, она уже пройдена минут десять назад). - Давай здесь присядем, - говорит Конпимук, указывая рукой на симпатичную скамеечку на этой же аллее. Они молчат, уставившись на тёмную небесную гладь, какое-то время. Наконец, Бэмбэм потягивается и поджимает ноги под себя, укладывая подбородок на колени и поворачиваясь в сторону друга. - Мне так хорошо, - говорит она, жмурясь. - А мне немного страшно, - отвечает Джексон, и коротко смеётся; кажется, что она до сих пор в том ступоре, в который они оба впали, встретившись в магазине. - Будем уже говорить об этом, или ещё друг от дружки побегаем? Кайе хмыкает, опуская глаза. Потом закрывает их, фыркает, прыскает, заходится смехом, запрокидывает голову и громко, заливисто хохочет. Бэмбэм улыбается, глядя на неё, и почему-то чувствует, как бешеный стук сердца сменяется рваным, медленным; к глазам подступают слёзы, и вот это уже совсем странно. Кайе, отсмеявшись, опирается на руки и смотрит Бэмбэм прямо в начинающие слезиться глаза, и та очень надеется, что в полумраке их подозрительную красноту будет незаметно. Что, блин, такого в простом человеческом чувстве облегчения? Может, её действительно это потихоньку убивало? - Будем говорить, - хрипит Джексон, - хочешь, всю ночь тут просидим?

▼▲▼▲▼