Сады Семирамиды. Том 1

- Наконец-то, - проговорила Нупта, прохладной рукой убирая со лба Семирамиды прядь волос. Та хотела встать, но Нупта уложила ее обратно. - Полежи, тебе пока не надо вставать. - Почему? – она с трудом подняла голову и оглядела себя, потом свою комнату, потом внимательно вгляделась в беспокойные глаза Нупты. – Разве я больна? Нупта грустно улыбнулась. - Да, госпожа, ты немного больна. Ты ничего не помнишь? Та пожала плечами: - Мне снился сон… Я долго спала? - Почти четыре дня. Семирамида удивленно подняла брови, но вдруг помрачнела, закрыла глаза. - Нупта, мне казалось… Меня окружали одни призраки. Мне было так страшно! А потом, - она открыла глаза и взглянула на рабыню, - ты звала меня? Я слышала твой голос. - Да. Мне казалось, что ты умираешь. Сначала ты была вся в огне, у тебя был такой жар, что я накрывала тебя мокрой простыней, чтобы остудить. А потом жар резко спал. Это было вчера на рассвете. Я проснулась, подошла к тебе, взяла за руку, а рука у тебя ледяная. А лицо спокойное, умиротворенное, будто тебе снится хороший сон, но только вся ты белая, ни кровинки, даже губы побелели. И вот тогда я в отчаянии закричала, я так просила тебя не умирать! Ты нахмурилась, будто я тебя побеспокоила, но зато потеплела. Сегодня ночью стонала и шептала что-то. А вот теперь, наконец, пришла в себя. Ты так меня напугала, госпожа! Семирамида долго молчала, пытаясь разобраться в ее рассказе, потом заговорила, отрешенно глядя на голубей у окна: - Мне было так хорошо, пока ты меня не окликнула. Я шла к какому-то свету, белое облако звало меня, и я чувствовала, что буду там счастлива. Но ты велела мне остаться из-за сына. Он был такой маленький, беспомощный, совсем один. Пришлось вернуться, но только малыш растаял прямо передо мной. - Из-за сына? – изумилась та. - Разве ты не говорила, что у меня будет сын, если я останусь? - Нет. Я много чего говорила, но о сыне ничего. Это тебе привиделось. - Значит, я вернулась зря, - прошептала Семирамида и отвернулась, закрыла глаза. Нупта с тревогой проговорила: - Тебе плохо здесь, госпожа? Она ответила, не поворачиваясь к ней: - Знаешь, я так много думала об этом. До той ночи, что провела с Абистаном, я была куда счастливее и беззаботнее. Теперь все изменилось. Я стала слишком зависима от своих чувств и желаний. Я стала более ранимой. До этого я была словно дикая лошадь, а теперь меня поймали, опутали, объездили и взвалили на спину такой груз, что мне не под силу нести его одной. Нупта, я не могу быть одна! Больше не могу. Я умру от тоски. - Теперь не умрешь. Я вернула тебя, чтобы больше не отпустить. Ты не должна думать об этом. Вспомни лучше, с какими мыслями ты ехала в Вавилон. Ты хотела покорить этот город. Прошло совсем немного времени, а ты уже в двух шагах от трона. Она усмехнулась в ответ: - Ах, Нупта, даже охранник за спиной царя в двух шагах от трона, но это не значит, что он может на него претендовать. Я же не стану царицей, царь никогда на мне не женится. А та власть, что он мне сейчас предоставил – это просто иллюзия… Нупта, разреши мне побыть одной. Я не хочу ни о чем говорить. - Да, госпожа, прости. Ты ведь едва пришла в себя, а я … Я скоро вернусь. Нупта поспешила уйти, чтобы обрадовать царя тем, что Семирамида проснулась. Оставшись одна, Семирамида осторожно присела в постели. Голова не кружилась, и она решила встать. На дрожащих ногах подошла она к окну и прижалась к прохладной резной раме. Голубка, ворковавшая на окне, тут же порхнула на ее плечо, потыкалась клювом в щеку, а затем, взмахнув крыльями, вылетела в сад. Семирамида с улыбкой смотрела на нее, но вдруг почувствовала, как зашумело в голове, внезапный жар, а затем столь же внезапная слабость окутали тело, ноги стали подгибаться. Руки ослабли, и она упала, только в уплывающем сознании мелькнула мысль, что кто-то ее подхватил. В себя она пришла, снова лежа в постели. Сквозь неясную пелену перед глазами она увидела склоненное к ней лицо. Пелена рассеивалась – рядом сидел Абистан. - Ты? – только и смогла прошептать она. - Я, - так же тихо прошептал он. С минуту смотрела она на него, не веря еще, что он рядом, потом обхватила его руками и прижала к себе. Он сжал ее в объятиях, чувствуя, что все ее тело сотрясается от рыданий. За день до этого он еще был в Куту. Рано утром примчался гонец от Навуходоносора с вестью, что в Вавилоне его ждет царь. Причем ждет немедленно. В чем причина спешки, гонец объяснить не мог, но неясная тревога зародилась в сердце Абистана. Оставив распоряжения на время своего отсутствия, он, почти не тратя время на сборы, помчался в столицу. Навуходоносор принял его в своих покоях, а не в приемном зале. Увидев хмурое лицо царя, Абистан почувствовал, как холод пополз по спине. - Шаррум…- голос его дрожал, он не знал, что должен спросить или сказать. - Сядь, передохни с дороги. - Я не устал, - почти прошептал он. - Что-то случилось? Гонец передал мне, что я должен поспешить. Долго смотрел на него царь, изучая его взволнованное лицо. Как сказать ему, что он знает о том, кто возлюбленная Абистана? Как сказать, что с ней происходит? Царь искал подходящие слова, и не находил. Наконец, он тяжело вздохнул и тихо произнес: - Набу-наид, твоя Семирамида умирает. Абистан покачнулся, кровь отхлынула от его лица. - Что с-случилось с ней? Почему? Что он должен ему сказать? Царь и сам не знал, что с ней случилось, знал только - почему. - Потому что ты уехал. Шквал чувств промчался по лицу Абистана – страх, паника, вина, безысходность. Его взгляд метался по полу, по цветным мозаичным плиткам, в поисках слов, каких ждал от него царь. - Я… могу… позволь мне ее увидеть! Шаррум! - Да. Идем со мной. В дверях они едва не столкнулись с входящим рабом. Тот склонился чуть не до пола и быстро проговорил: - Шаррум, Нупта просила передать, что ее госпожа пришла в себя. - Хвала богам, живущим на небесах! – в один голос воскликнули царь и Абистан. Навуходоносор проводил его до самых дверей покоев Семирамиды. Едва войдя, он увидел ее у окна. Какой-то миг она стояла, глядя в синее небо, затем покачнулась и стала оседать. Он успел подхватить ее, потерявшую сознание, и перенес на постель. И вот теперь она, очнувшись, плачет, прижимая его к себе. - Шаммурамат, что с тобой случилось? – шептал он. - Царь сказал мне, что ты умираешь. Почему, милая? Я так испугался. Я думал, тебе здесь хорошо, думал, ты будешь счастлива без меня. Он отстранился от нее, с любовью заглянул в глаза, утопавшие в слезах. - Абистан, мне было так одиноко! Зачем ты уехал? Не оставляй меня больше. Он вновь обнял ее: - Не оставлю. Если только ты сама об этом не попросишь. Нупта принесла госпоже обед и сказала Абистану, что царь ждет его в своих покоях. Тот осторожно поцеловал Семирамиду и вышел, оставив их вдвоем. Вслед за чернокожим рабом он покинул женскую половину дворца, только сейчас удивившись тому, что царь разрешил ему сюда пройти. Навуходоносор ждал его на большой террасе, примыкавшей к его спальне. Там, на небольшом столике, окруженном диванами, уже стоял обед, наполняя окружающий воздух аппетитными запахами запеченного мяса и горячего хлеба. Царь указал ему на диван, стоявший по другую сторону стола от него; Абистан без долгих колебаний принял его приглашение. Он уже успел позабыть то время, когда без стеснений составлял царю компанию за обедом. И прежней легкости в общении он уже не чувствовал – слишком многое произошло за это время, превратившее его из друга царя в его подчиненного. - Угощайся, Набу-наид. Впереди у нас с тобой долгий разговор. - Ты перестал называть меня Абистаном, шаррум, - тихо проговорил он, не поднимая глаз к царю, медленно разливая по кубкам вино. Тот усмехнулся и покачал головой: - А я и не заметил. Вероятно, твое подростковое прозвище больше тебе не подходит. - Я перестал быть нужным? - Боюсь, что сейчас ты нужнее всех Семирамиде. Оставь это имя для нее. Повисло тягостное молчание. Абистан пытался есть, но кусок застревал в горле, поэтому он сжал кубок с вином двумя руками и отпивал по глотку, растягивая время, в надежде, что царь сам начнет говорить. Навуходоносор, понаблюдав за ним, вздохнул: - Ты изменился, Набу-наид. - Неужели повзрослел? - Не только. Ты перестал быть мне другом? Ты замкнут и нерешителен, раньше такого не было. Ты был веселым, самоуверенным и гордым, мы с легкостью общались с тобой, помнишь? О чем только не говорили! А сейчас ты молчишь, хотя я жду твоих вопросов. - Вероятно, тому есть причины, - ответил он и только теперь осмелился взглянуть в глаза царю, сидевшему напротив. - Говори. Что за причины? - Одна причина, шаррум. Снова наступило молчание. Абистан подыскивал слова, царь ждал. Наконец, он решился: - Шаррум, как давно тебе известно?.. - С твоего прошлого визита. Точнее, почти с твоего отъезда. - Кто-то рассказал? Она? - Нет, Набу-наид. Что-то я узнал сам, остальное рассказала Нупта. - Зачем? Ей захотелось унизить свою госпожу? - Не говори вздор! Нупта защищала свою госпожу, в первую очередь от меня. - И что же она тебе рассказала? - Думаю, все, что мне стоило знать. Начиная с того момента, как мы с тобою были в походе на скифов, и ты просился домой, потому что переживал о возлюбленной, которая там осталась. Рассказала о том, как ты не нашел свою возлюбленную дома, когда вернулся, и что сказал тебе твой отец на самом деле. Рассказала, как ты просил помощи у матери, и она тебе отказала. Тебе известно, что именно с помощью твоей матери Семирамиде удалось избежать участи стать иеродулой? - Н-нет, - потрясенный его словами, проговорил Абистан, - мне вообще ничего не известно о том, как она смогла выйти из храма. - Она не успела рассказать тебе об этом? Абистан снова уткнулся взглядом в пол: - Мы слишком недолго были вместе, чтобы говорить об этом. Я не спрашивал, боясь, что она вспомнит об этом, и я увижу в ее глазах обвинение. А она не рассказывала, наверное, боясь вспоминать. - Понятно, - выдохнул царь. Он смотрел на собеседника и не мог поверить, что перед ним действительно его бывший друг – невозмутимый, отчаянный и веселый. Где же тот Абистан? Его больше не было, вместо него остался этот хмурый, неуверенный в себе человек. Царь начал понимать, почему Семирамида отказывалась уехать с ним. Такому Абистану он бы тоже не доверил свою жизнь. Хотя, может быть, Семирамида вернется к нему, и тогда он станет прежним? Вопрос Абистана вернул его к беседе: - Что еще рассказала Нупта? - Что еще? То, что ты пил после того Нового года. Пил столько, что твоему рабу пришлось просить помощи у Нупты. Ты не помнишь? Абистан только беспомощно покачал головой. - Я помню, что она запретила мне даже вспоминать о ней. Сказала, что ее больше нет. - Ты не знал, что она во дворце? - Я узнал позже. Мне сказал мой раб, а ему сказала Нупта. - Но ведь ты знал об этом тогда, когда пришел ко мне во дворец? Когда я устроил пир для того, чтобы ты смог забыть об умершей возлюбленной? - Да, шаррум. Тогда я уже знал. - Так почему ты мне ничего не рассказал?! – воскликнул царь. - Почему смотрел на меня и лгал, что она умерла? Ты мой друг! Он не мог смотреть в глаза царю, он сам себя ненавидел за это. - Наверное, я смирился. - Смирился?! С тем, что у тебя украли любимую, что чуть не сделали ее рабыней, что она вот-вот станет царской наложницей?! Как можно было с этим смириться?! - Шаррум, я наделал много ошибок, но не вини меня за эту. Отец не простил бы мне, если бы все началось сначала. Ты знаешь, мы зависимы от родителей. Да и все кругом твердили мне, что моей Шаммурамат место во дворце. Я и сам поверил в это. Особенно потом, когда приехал… В прошлый раз… Когда она приняла меня в тронном зале… Она была настоящей царицей. Царь вдруг разозлился: - Однако это не помешало тебе провести с ней ночь! - Ты можешь казнить меня за это. Я безумец, шаррум. Я предал ее, потом предал тебя. Как мне жить с таким грузом? Навуходоносор поднялся, Абистан тут же последовал его примеру. - Набу-наид, я скажу тебе еще совсем немного. Ты уехал, и она впала в отчаяние. Она нуждается в тебе. Если сможешь ее уговорить, увези ее с собой, иначе она погибнет. Если не уговоришь, увози силой. Если, конечно, ты сам еще хочешь этого. Она свободна. Ты ей нужен. Я дам вам возможность побыть вместе. Сейчас можешь вернуться в гостевые покои или в дом отца, я тебя найду. - Если позволишь, шаррум, я бы остался во дворце. Абистан ушел вслед за рабом, сопровождавшим его до гостевых покоев. Навуходоносор остался один. Он обдумывал свой разговор с Абистаном, и не находил себе места. Он не мог понять поступков, рассуждений и решений Абистана. Как бы поступил он сам на его месте? Если бы у него отобрали любимую? Нупту? У него даже похолодело в груди от одной этой мысли. Но он знал точно – он бы не смирился. И плевать на то, что кто-то решил, будто так будет лучше. В любви есть место эгоизму. И каждый влюбленный должен, прежде всего, думать о себе. Особенно, если любовь взаимна. А что наделал этот мальчишка? Пожалуй, Нупта была права, решив, что ее госпоже он не пара. Подумав о Нупте, царь вдруг успокоился. В самом деле, если такой противник, как Нупта, ведет такую игру, противостоять ей очень сложно. Других объяснений просто не находилось. Но сейчас он должен не допустить, чтобы Нупта снова вмешалась. Семирамида и Набу-наид должны разобраться сами, что им делать дальше. Навуходоносор рассказал Нупте о своем разговоре с Набу-наидом и спросил, что она собирается делать, если ее госпожа решит уехать. - Ничего не собираюсь делать, - спокойно ответила она, - даже думать об этом не собираюсь. Потому что Семирамида никуда не уедет. - А если он увезет ее силой? Выражение ее лица говорило – а сам-то ты веришь, что он может это сделать? - Ты думаешь, он ее не уговорит? - Нет, мой повелитель. Я знаю его, я знаю свою госпожу. Он может сколько угодно встречаться с нею по ночам, если ты готов это допустить, но дальше этого дело не пойдет. - Но почему ты так не веришь в него? Нупта обвила руками его шею и проворковала: - Он по сравнению с тобой – неуверенный в себе подросток. Что нашла в нем моя госпожа, я не понимаю. Царь обнял ее, тихо засмеялся и потерся носом о ее щеку: - Пчелка, перестань меня дразнить. Ты сбиваешь меня с мысли. Я хотел тебя попросить кое о чем. - Все, что пожелаешь, мой господин. - Я желаю только одного – не вмешивайся. Ладно? Она освободилась от его объятий и пожала плечами: - Я и не собиралась. Нет необходимости. - Ты что, так уверена в своих видениях? - Конечно, - кивнула она, - они еще ни разу меня не подвели. А я вижу Семирамиду только во дворце, рядом с тобой. - Пчелка! Рядом со мной место занято! Она снова пожала плечами: - Это ничего не меняет. Говорю, что вижу. Он поймал ее за руку и снова сжал в объятиях: - Ты готова меня поделить? Но она беззаботно ответила: - Даже не надейся. Ты только мой. На всю жизнь. - Твою или мою? Она притянула ближе его голову и сказала на ухо: - Нашу. На всю нашу с тобой жизнь. Царь с Нуптой решили, что Семирамиде лучше переселиться в гостевые покои на то время, пока она не разберется в своих чувствах и не решит, что же ей делать дальше. Новая комната находилась в другой части дворца, отдельной от женской половины. Она была отделена от других гостевых комнат длинным коридором, так что Семирамиде не приходилось сталкиваться с другими гостями во дворце. Абистан находился с ней почти все время, им прислуживал незнакомый раб, такой же молчаливый, как страж ее бывших покоев. Семирамида понемногу приходила в себя после болезни, и Абистан все не решался начать важный разговор. Она была так беззаботно счастлива рядом с ним, что он боялся разрушить эту ее иллюзию. Когда Навуходоносор спросил его, как продвигаются дела, он только пожал плечами – никак. Царь понял, что разговора еще не было. Тогда он решил сам навестить Семирамиду и оценить ее душевное состояние. Он пришел во второй половине дня, отправив Абистана прогуляться. Она встретила его так, словно ждала каждую минуту. - Шаррум, где ты был? Она подскочила со своего кресла, в котором сидела до его появления, и бросилась в его объятия. Он был удивлен этой радостной встречей. - Семирамида, ты действительно так рада моему приходу? - Конечно, рада! Я не видела тебя целую вечность! Поселил меня в этих дальних покоях, я сижу здесь одна, без Нупты, без тебя, без Сирруша. Мне даже выходить никуда не хочется, боюсь заблудиться. - Ты разве одна? Она замялась: - Ну, нет, конечно, не одна. Абистан все время рядом. Я очень благодарна тебе за это. Но мне не хватает привычной жизни. Расскажи мне что-нибудь. Какие новости во дворце? Как идет строительство моего сада? Его должны были закончить. Он ухватился за эту фразу: - Я как раз пришел тебе сказать об этом. Работы почти закончены. Ты можешь сама посмотреть. - Правда? Сегодня? Он кивнул. Она радостно закружилась по комнате, не зная, что ему предложить. Он смотрел на нее с удовольствием, но не мог понять, отчего она такая радостная, кто тому причиной. - Семирамида, ты счастлива? – спросил он, заставив ее замереть с кувшином в руках. Она собиралась налить ему вина, его вопрос остановил ее. - Да, шаррум, да. Но… - Что «но»? - Что будет дальше? – она смотрела на него настороженно, ее веселость вмиг пропала. - Дальше будет то, чего ты сама хочешь. Она поставила кувшин на столик, так и не налив вина, и теперь смотрела себе под ноги: - Я хочу вернуться в свою комнату. - Семирамида, ты же понимаешь, я не об этом. Комната – это мелочь. Но она в женской половине, а Набу-наиду там находиться нельзя. - Я хочу выехать в город, как обычно. Разве люди не спрашивают обо мне? - Я не стану отвечать. Это сейчас тоже не важно. - Ага, - удовлетворенно кивнула она, - значит, спрашивают. - Семирамида, чем только забита твоя голова? Я жду от тебя решения, ты не понимаешь? - Понимаю, - она вздохнула, - я не хочу ничего решать. Мне хорошо сейчас. - Это не может тянуться долго, пойми. Рано или поздно, Набу-наиду придется уехать. - Опять? – она подняла к нему испуганные глаза. - Конечно. Он занимает должность, которая приносит ему доход, за счет которого он живет. Это его обязанность, и я ее не отменял. - Ясно, - тихо проговорила она, задумалась, а потом попросила: - шаррум, дай мне еще несколько дней. Совсем чуть-чуть. - Хорошо, Семирамида. Совсем чуть-чуть. Вечером Семирамида встретилась с архитектором, чтобы самой увидеть сады, устроенные на крыше дворца по ее замыслу. Он вывел ее из гостевой части дворца на дворцовую площадь и повел за собой, объясняя на ходу: - Можно было пройти сразу в рощу; портал, соединяющий ее с дворцом, вывел бы нас из царских увеселительных покоев прямо к ее основанию. Но лучше все же идти не оттуда, а с улицы, от подножия лестниц, прежде всего потому, что зрелище, которое открывается снизу, просто захватывающее! - О, боги, да замолчи же, наконец, - засмеялась Семирамида, - я сама все увижу. Она поняла, что ее отвлекали болтовней специально, только тогда, когда оказалась на месте. Ее ждали здесь. Кучка дворцовой челяди толпилась у лестницы, ожидая главного оценщика того, что было создано. Они молча расступились, давая ей пройти. От дворцовой площади почти до крыши самого дворца поднимались громадою семь террас. Соединяли их два ряда широких мраморных лестниц, чередующих цвет ступеней с белого на розовый. Между ними и по бокам от них ручьями и каскадами струилась, бежала, искрилась прозрачная вода. На каждой террасе стояли беседки в окружении кустарников и цветов. А самую верхнюю венчала зеленая корона, возвышавшаяся над городской стеной, и корона эта была из невиданных деревьев. Семирамида осторожно ступила на лестницу. Никто не последовал за нею, и она одна медленно поднималась наверх. Нежной музыкой журчала вода рядом с ней, шаги ее глухо отдавались в мраморных ступенях. Она шла, не чувствуя усталости, не замечая бесконечности ступеней, и ее взору открывался постепенно другой вид – вид сверху. Внизу оставалась убегающая вода, море зелени, цветов, волнами бьющее в холодный мрамор, и все эти люди, в немом восхищении считавшие ее шаги. И вот она в роще. Деревья посажены не кое-как, а каждое на своем месте, сочетаясь с соседними. Привезенные птицы уже обжились здесь, по маленькой лужайке важно прогуливались два павлина, а чуть дальше стояла белая беседка, увитая косами вьюнов и лиан. Ветер донес до нее благоухание цветения, сообщая, что скоро в этом саду будут плоды, и Семирамида уже представляла в беседке столик, а на нем вазу со спелыми фруктами. У верхнего края лестниц и там, где роща соединялась с дворцом, стояли верные стражи, высеченные из каменных глыб: крылатые львы с человеческими головами. Лица этих человеко-львов напоминали того, кто правит ныне этим городом, этой страной. У каждого каменного стража были густые, сходившиеся на переносице брови Навуходоносора, в холодных глазах застыло выражение гнева. Колечки бороды окаймляли суровый лик, полные губы, наполовину спрятанные усами, плотно сжаты вечной немотой. Семирамида так долго смотрела на одно из изваяний, что в душу закрался страх. Но тут же она отогнала его от себя, вспомнив улыбку царя, его мальчишеский смех, его добрый взгляд. Он почти вдвое старше ее, а она не чувствует этого. Да и Нупта тоже - не только не ощущает этой разницы в возрасте с ним, но иногда ведет себя так, словно она старше и опытнее его. Семирамида вновь вспомнила, как увидела их однажды спящими в объятиях друг друга, и грустно улыбнулась. Она не ревновала, не завидовала, ей всего лишь было обидно, что не может она так же спокойно спать на плече Абистана, что нет у него ни власти, ни уверенности в себе, нет такого же самообладания, как у Навуходоносора. И все же она любила его. Только любовь ее была какой-то неправильной, как ей казалось. Она радовалась тому, что он рядом, но не чувствовала его защиты. Наоборот, ей казалось, что она гораздо сильнее, что это он нуждается в ее поддержке, что ему нужна ее забота, словно она ему не возлюбленная, а мать. И порой она ловила себя на мысли, что его неуверенность действует ей на нервы. Она вдруг испугалась, что однажды ее любовь к нему сменится презрением за его слабости. Неужели она согласна провести с ним всю жизнь? Нет, ей вполне достаточно, если он будет время от времени приезжать к ней. Пожалуй, это именно тот ответ, который она должна дать царю. Ее размышления прервал голос архитектора. Он спешил к ней по лестнице, задыхаясь от спешки. Она встревожилась: - Что-то случилось? - Нет, я думал, здесь что-то случилось! Госпожа, ты исчезла, я ждал ответа, а тебя не слышно даже. Тебе не понравился сад? - Ну, что ты. Все великолепно, как в сказке! Я не ожидала, что моя идея будет так чудесно выглядеть. Благодарю всех, кто создавал это чудо! - Это правда? – улыбнулся он с облегчением. Она засмеялась: - Конечно, правда. Ты можешь идти. А я побуду здесь, нет места прекраснее для отдыха и размышлений. - Хорошо, госпожа. Я оставлю охрану на шестой террасе, и ты сможешь их позвать в любой момент. Семирамида осталась одна. Она повернулась к беседке и пошла туда, обойдя невозмутимых важных павлинов. - Семирамида, уже совсем стемнело! Что ты делаешь здесь одна? Она вздрогнула, услышав за спиной голос, разогнавший все ее мысли. - Абистан? Ты напугал меня. Садись. Он вошел в беседку и присел на деревянную скамеечку. - Как тебе нравится мой сад? – спросила она, улыбаясь. - Почему твой? - Потому что создан по моей просьбе и с моей помощью спроектирован. Ну, так нравится? - Разве можно в этом сомневаться? В городе только и разговоров, что у царя на крыше дворца выросли деревья. Этот сад видно из-за стен, каждый, въезжающий в город через ворота Иштар, видит зеленый сад на городской стене и удивляется. А если честно, мне кажется, что я сплю. Такая красота! И здесь тихо, никто не помешает… Семирамида! Он обнял ее, пригнулся к ее лицу и долго нежно целовал. Подхватив на руки, вынес ее из беседки и понес вглубь сада, опустил под цветущим деревом, напоившим воздух вокруг себя дурманящим ароматом. Легкий ветерок сорвал с дерева несколько соцветий и бросил их на влюбленных. - Ты будешь моей на ложе из трав и цветов, - прошептал он. - Я всегда твоя, любимый. Из-за облаков вышла луна, осветив их своими холодными лучами. Семирамида лежала, откинувшись на траву, Абистан сидел рядом, любуясь ее телом, свободным от одежд, расслабленным после любовного танца. С тоской думал он о том, что пора, наконец, объясниться. - О чем ты думаешь? – спросила она. - Семирамида, мне надо спросить у тебя… Ты меня еще любишь? Она присела, коснулась его плеча. - Зачем ты спрашиваешь? Разве не знаешь? - Нет. Не знаю. Семирамида засмеялась, но выражение его лица показалось ей суровым. Она спросила удивленно: - Не знаешь? Не видишь, что живу нашей любовью? - Значит, ты поедешь со мной? - С тобой? Куда? - В Куту. Ты будешь моей женой. - Я не могу. - Почему? – он вдруг схватил ее за плечи. – Почему не можешь? Тебя устраивает такая жизнь, как сейчас? - Меня устраивает. - Но так не может продолжаться. Я должен вернуться в Куту. И ты должна решить, едешь ли со мной. - Я думала об этом. Ты можешь уехать. Потом снова приедешь, когда будет возможность, а я буду тебя ждать. Она подобрала с земли свою накидку и прикрылась ею, почувствовав ночную прохладу. Абистан наблюдал за ней. Потом вдруг сказал: - Семирамида, разве ты не понимаешь, что ты для царя ничего не значишь? Она удивленно взглянула на него: - К чему ты это сказал? - Ты любишь его. Если бы это было не так, ты бы, не сомневаясь, покинула дворец и уехала бы со мной. Другого объяснения твоему отказу я не нахожу. - Ты просто сходишь с ума, Абистан. Я не хочу больше обсуждать это. - Да, может быть, ты права. Я схожу с ума. Потому что перестал тебя понимать. Я могу дать тебе все, что ты пожелаешь, а вместо этого ты живешь иллюзией, что однажды твой шаррум забудет свою колдунью и сделает тебя царицей. - Не смей так говорить! – в гневе подскочила она. Он тоже поднялся и вдруг шагнул к ней, сжал ее в объятиях и начал жадно покрывать поцелуями ее лицо, плечи, грудь. Он стискивал ее, словно сумасшедший, она уворачивалась и выгибалась в его руках. - Отпусти, – взмолилась она. – Ты делаешь мне больно! - Нет, Семирамида, нет. Я заставлю тебя уехать со мной! Собрав все силы, она вдруг высвободила руки, оттолкнула его и с размаху ударила по лицу. - Ты никогда не заставишь меня делать то, что я не считаю нужным, тем более таким способом. Уходи. Он стоял, не в силах пошевелится от тех слов, что услышал. Она его прогоняет? Он смотрел, как она подобрала свои вещи, укуталась в накидку и, не глядя больше на него, ушла. Пересекла рощу и оказалась в царских покоях. Он остался один. Утром, сквозь сон, она почувствовала, что кто-то опустился на край ее ложа. Сразу всплыла в памяти ночная ссора, и она решила, что Абистан пришел извиниться. Не подавая вида, что проснулась, она лежала, стараясь сдержать дрожь дыхания, и ждала, что он поцелует ее. Минуты проходили одна за другой, и ожидание наскучило ей. В один миг распахнула она глаза – рядом сидел царь. - Надоело притворяться? - улыбнулся он. – Ты думала, это Абистан? Признавайся. Она покраснела – это было самым убедительным ответом. Навуходоносор поднялся и вдруг вздохнул так тяжело, что на сердце ее легла тревога. - Я пришел тебя огорчить. - Что случилось? – она села в постели, и взору царя предстали округлые груди под легким полупрозрачным платьем. Заметив его взгляд, она смущенно натянула на себя покрывало. - Абистан уехал на рассвете. - Уехал? Даже… не простившись со мной? - Разве? Он сказал, что вы попрощались ночью. Он видел растерянность в ее лице. Перед отъездом Набу-наид сказал ему, что если Семирамида опять начнет умирать от тоски, то виноват в этом будет вовсе не он. Взгляд его намекал на то, что виною всему царь. Верить ли этим словам? Царь смотрел в растерянное лицо Семирамиды и не знал, прав ли Набу-наид. Он прошелся по комнате, подошел к распахнутому окну. - Почему ты опять отказалась уехать с ним? После всего, что с тобой случилось? Разве ты его не любишь? Разве не была счастлива в эти дни рядом с ним? В чем причина? Она вдруг разозлилась на него – почему он терзает ее своими вопросами? Разозлилась на Абистана – зачем он докладывает царю о том, что между ними происходит? Разозлилась на себя – почему дает понять, что ее трогает его отъезд? И сколько еще времени будет занимать эта бессмысленная игра «любишь – не любишь»? Она отшвырнула покрывало, вскочила с тахты и закричала: - Оставьте меня в покое! Все вы оставьте меня в покое! Я слышать не хочу больше ни о любви, ни о твоем Абистане! Я сама буду решать, как мне жить дальше! Сама! Она металась по комнате, крича и отшвыривая вещи, попадавшиеся под руку. Легкая туника струилась вокруг разгоряченного тела, заставляя царя любоваться сильной стройной фигурой. Он уже не слушал ее слова. Силы и крики иссякли внезапно. Семирамида опустилась на тахту, с минуту тупо смотрела в угол и вдруг бросилась лицом в подушки и разрыдалась. Навуходоносор предпочел оставить ее одну. * Корона египетских царей состояла из двух частей – белой и красной, являясь символом объединения Верхнего и Нижнего Египта. *********************