Цепной пёс

      «Будь ты проклят!» - прорычал я сквозь стиснутые зубы, что было сил, но измотанное и ослабленное глубокой раной тело предательски прогнулось под чужим напором, вжимаясь в землю. Мерзкий, пыльный воздух прилип к поверхности языка и режет глаза. Хотя и не такой мерзкий, как осознание собственного поражения. Не такой мерзкий, как слащавая ухмылка этого заносчивого блондина. Я не вижу его лица, но уверен, что он ухмыляется за моей спиной, вдавливая острый локоть под лопатку и с громким хрустом выворачивая плечевой сустав. Даже охваченное едва стерпимой болью плечо несравнимо с всё нарастающим желанием оторвать голову этому, на первый взгляд, тощему пареньку. Даже удивительно, откуда в его тонких и бледных ручонках берётся столько силы. А, может, и правда, только моя рана даёт ему фору.       - Значит, я теперь должен служить этим чертовым Ястребам? – произношу вслух, но в моих мыслях засел другой вопрос, не дающий покоя и заставляющий хмуро всматриваться в спину этого белокурого, бодрой и безмятежной походкой направившегося в сторону лагеря, со всех сторон облепленный вниманием своих любопытных подчинённых, так восторженно обсуждающих его маленькую победу. И моё крупное поражение. Какая, к черту, разница, за кого поднимать меч, если мне дают кров и еду? «А, черт с ним… Я согласен», - будто уговариваю сам себя, ища и положительные стороны в своей новой команде.       Вечером закатили небольшую пирушку, даже не знаю, по какому поводу. Гриффит сказал, что это в честь принятия меня «в семью», как нового её члена. Звучит слишком слащаво, как и его смазливая рожа. К тому же, я замечаю только колкие выпады в свой адрес от членов этой чокнутой «семейки», один взгляд той сумасшедшей бабы чего стоит, да она готова меня загрызть насмерть, ей-богу.       Хотя, мне же не привыкать. Однако, между собой они, вроде бы, дружны. Разговаривают, пьют и смеются, но совсем не так, как наёмники, среди которых я служил раньше. Может, и я рано или поздно смогу влиться в этот коллектив. Хах, какие смешные мысли сейчас промелькнули в моей хмельной голове. Я вдруг представил, что обрёл крылья. Белоснежные крылья ястреба.

***

      «Будь ты проклят…» - рычит он сквозь стиснутые зубы, едва сдерживая злобу. Он зол на себя и на Гриффита за его глупейший поступок. В голове не укладывается, как только главарь банды и «непобедимый Ястреб» смог так оплошать в бою. Вот так вот подставиться под меч врага. Еще мгновенье, и тяжелое вражеское лезвие надвое разрубило бы белокурого, раз уж такой удар пробил немалую брешь в его серебряном доспехе.       Гатс всегда видел в лице Ястреба достойного противника и умелого воина, способного, в случае чего, защитить собственную жизнь. Кроме того, Гриффит был главой отряда, а значит, и мудрым стратегом, осознающим ценность собственной жизни как полководца для своих подчиненных.       «Так какого черта же ты?..»       Пальцы Гатса предательски дрожат, судорожно размыкая металлические застежки по бокам от разрубленного доспеха, быстро и неосторожно разоблачая грудь потерявшего сознание Гриффита. Крови много, а значит, рана глубокая. Возможно, смертельная. Насквозь пропитанная багровым, рубаха с трудом отлипла от окровавленной груди. Тяжело и часто вдыхая, наёмник рассеянно хлопает глазами, наскоро осматривая изувеченное тело. «Какого черта? Каска... Джудо...» - хриплый рык отозвался гулким эхом в пустых, каменных коридорах замка. Хваленый «талисман» Гриффита, защитивший его от отравленной стрелы, на сей раз не смог послужить ему щитом, и Гатс, наспех сооружающий тугую перевязку из лоскута собственного плаща, сокрушается в адрес Ястреба самыми грязными ругательствами, обвиняя его в беспечности и коря себя самого за то, что Гриффит подставился грудью под такой удар именно из-за него.       Гатс не может вынести его в таком состоянии, а значит, нужно дождаться, по крайней мере, пока кровотечение не прекратится, молясь, что Гриффит не помрёт раньше, чем это случится.       Слабые, болезненно бледные, почти мертвенные пальцы осторожно вползают в жесткие, черные волосы на макушке лежащего вплотную бойца, как только сознание Гриффита возвращается к нему ненадолго. Едва различимая улыбка вызывает беспокойный взгляд в ответ и тщетные расспросы о самочувствии, на которые он не успеет ответить прежде, чем забудется лихорадочной агонией.