2256 миль между нами

"Отношения на расстоянии не работают. Они продлятся полгода, год, может, чуть больше, а потом круговорот новой жизни, знакомств, новых соблазнов затянет тебя. Общих тем для разговоров будет становиться все меньше, звонки все реже... Пока все не рухнет и вы не поймете, что стали чужими друг другу. А я так не хочу, Крис. Я хочу испытать эти новые эмоции, эту свободу вместе с ним. И если мы когда-нибудь расстанемся, то пусть это будет только наш выбор. Я не хочу, чтобы это решение за нас сделали тысячи миль, лежащих между нами."

      Пробираясь на ощупь в абсолютной темноте - из-за грозы отключилось электричество, - я подхожу к маминой спальне и бесшумно открываю дверь.       Не спит... Лежит на самом краю кровати и смотрит на незашторенные окна, за которыми от порывистого ветра раскачиваются деревья и одна за другой вспыхивают молнии, озаряя все вокруг, в том числе и комнату, ярким светом.       Мне приходится позвать маму два раза, прежде чем она, встрепенувшись, поворачивает голову в мою сторону.       - Милая? - рассеянный взгляд, словно я вмешалась во что-то личное, вязкое, затягивающее, что-то терзающее ее долгое время. - Ты не нашла таблетки? Новая упаковка - в верхнем ящике тумбочки.       - Видела. Но я не принимала их. Просто... - я обнимаю себя руками. - ...на улице дождь с градом.       И этот дождь, и барабанный стук града по крыше, и завывания ветра мысленно возвращают в самый жуткий кошмар, пережитый мною.       - Иди ко мне. Ты так давно здесь не спала.       Если быть точнее, то семь лет. Последний раз я спала в постели родителей семь лет назад, когда еще папа был с нами. После его внезапного исчезновения я несколько раз порывалась в грозу как всегда спрятаться в родительской спальне, но слышала за дверью мамин плач и возвращалась к себе в комнату. И это была одна из первых связанных с отцом привычек, которую пришлось оставить в прошлом.       Я забираюсь под одеяло и ложусь поперек кровати на бок, умостив голову на животе мамы, чтобы лучше видеть ее лицо.       - Мам, расскажи что-нибудь.       Она слабо усмехается:       - Просишь, как твой отец в ту ночь.       Удивленная тем, что непредумышленно нащупала тему, в которой давно должна разобраться, я приподнимаю голову.       - В какую "в ту"?       Она снова переводит задумчивый взгляд за пределы оконного стекла.       - Когда я наконец посмотрела на него другими глазами.       Вот она - бездна, из которой минуту назад вытянул маму мой приход. И в которую затянула обратно моя просьба.       - Долговязый, нескладный, сутулый, с чувством юмора, которое многим, в том числе мне, было непонятным, - мама с ностальгией улыбается. - Полная противоположность Майкла. Я тогда всех без исключения парней сравнивала с Майклом, и сравнение, естественно, шло не в их пользу. Это выглядело странно: я пыталась забыть Майкла и переводила свои чувства к нему чуть ли не в ненависть, и между тем искала кого-то похожего. Но с его обаянием и харизмой не мог конкурировать никто, тем более твой отец, которого точно нельзя было назвать душой компании. Слишком простой, слишком честный, слишком обычный - для меня он всегда оставался частью фона, на котором я строила свою жизнь без Майкла...       Я закрываю глаза, позволяя умиротворению завладеть моим сознанием.       Пока отец был с нами, мне в силу возраста были не интересны подробности их с мамой знакомства и зарождения отношений, а потом... Потом привычная жизнь перевернулась, и его имя и даже простое "папа" стало давить со страшной силой, и мы обходили стороной любые упоминания о нем. А лично я так вообще его образ надежно заперла внутри. Как бесконечно я боготворила отца, с такой же глубиной стала его презирать. Словами не описать, как я была на него обижена за предательство - именно предательство, ведь он обещал не бросать меня! И сейчас обижена. Осуждаю. Но и понимаю одновременно. Жалею. И остро нуждаюсь в его поддержке.       - Так вышло, что за год до нашего с Дарреном знакомства умерла от рака его мама. Мистер Кингстон, отец Даррена, не смог справиться с горем и потерял всякий интерес к жизни: замкнулся в себе, почти перестал есть. Даррен изо всех сил старался его вытянуть, но тот потонул в пьянках и "сгорел" вслед за женой. И в ночь его смерти, в середине марта, Даррен пришел ко мне домой. А я ведь была ему по сути никем. Мы не встречались, не дружили, но, просидев вдвоем на крыльце до рассвета, стали неразлучны. Не то что бы Даррен открылся мне с новой стороны - и до этого было ясно, что он хороший и ответственный парень, - но я вдруг с удивлением обнаружила, что рядом с ним мое сердце бьется подозрительно ровно. Будто бы оно успокоилось и нашло свою гавань. Такое чувство было в новинку, но оно мне понравилось. Вот так мы с Дарреном стали друзьями... В сентябре тест на беременность показал две полоски - так что друзьями в прямом смысле этого слова мы пробыли недолго, - в завершении рассказа усмехается мама, а потом, неожиданно решив воспользоваться моментом, будто бы невзначай интересуется: - А как далеко зашли вы с Алексом?       Я невозмутимо приоткрываю один глаз.       - Следующим вопросом будет: "Вы предохранялись?"?       - А вы предохранялись?       - Мааам! - стону я, перекатываясь на спину и скрывая пылающее от смущения лицо под одеялом.       - Ладно, ладно, - тихо бормочет мама, словно успокаивая себя. - Алекс, может, и склонен к опрометчивым поступкам, но все же умнее тебя - той еще сумасбродной дурочки. Он бы не стал рисковать.       Пока я возмущенно соплю в одеяло, мама продолжает философскую беседу сама с собой:       - Интересно, всем родителям так непросто принимать начало половой жизни детей? - и под конец жалостливо: - Ты еще такая юная для секса!       - Говорит та, которая в девятнадцать лет выскочила замуж по залету! - я высовываюсь из-под одеяла, радостная от того, что перевела щепетильную тему на более важные в данный момент факты.       Мамино лицо озаряется улыбкой, но в этой улыбке отчетливо заметна печаль.       - И ни капельки не стыжусь этого, - она ласково дотрагивается ладонью до моего лица. - Да, ты оказалась незапланированным ребенком, но очень желанным. Я счастлива от того, что мы с Дарреном были неосторожны. Беременность стала переломным моментом, когда я твердо определилась, чего хочу от жизни. Я хотела быть с Дарреном и нашим ребенком.       - Тогда почему ты оставила папу? Почему бросила? - задаю вопрос на удивление спокойно. Без шумных истерик, оскорблений и визгов, что сопровождали все прошлые попытки выяснить подробности истории, в которой оказались замешаны дорогие мне и Алексу люди.       - Я никогда не бросала Даррена. Я боролась за него. Так сильно, как даже за Майкла не боролась. Но мне пришлось его оставить. Даррен сам настоял...       Поколебавшись и в упор посмотрев на меня, мама добавляет:       - Я была не совсем честна с тобой, детка. Мы с папой развелись не только из-за того, что наложенные на Даррена штрафы могли перекинуться на нашу семью. Даже без ареста и судебного процесса мы бы расстались. Даррен не простил мне измену и держался только из-за детей. Он не хотел бросать вас, но жизнь со мной угнетала его.       Каждое ее слово наполнено чем-то необъяснимым: болью, смирением, виной.       - Пока он отбывал срок в окружной тюрьме Коннектикута, я регулярно навещала его. И если поначалу он принимал мои свидания, то потом все чаще стал отказываться от них, а если и приходил, то интересовался только детьми. Не мной. Будто я была совершенно посторонним для него человеком... А через несколько месяцев Даррен и вовсе подал прошение о переводе в Вирджинию. Он сделал это, чтобы не видеть меня. Да и я сама не могла напрямую смотреть ему в глаза. Я предала человека, который когда-то, в самый тяжелый момент своей жизни, пришел именно ко мне за поддержкой... Я одна виновата во всем. Если бы я не позволила себе вновь увлечься Майклом, Даррен не попал бы за решетку.       Сосредоточив взгляд на чем-то, что видит только она, мама замолкает. А я не смею влезать в ее молчание, ощущая, как неприкрытая правда, которую я так рьяно требовала от нее, уже сейчас начинает по нарастающей жечь в сердце. А ведь это лишь маленький кусочек. Второй фрагмент из четырех. Первый получен от Майкла.       - У нас были трудности, - продолжает мама, мысленно уже покинув комнату. - Только что родилась Ханна, и денег катастрофически недоставало. Даррен не подавал виду, но я чувствовала, как он бесился изнутри, потому что не мог дать вам самое лучшее. Выдерживать гнетущую атмосферу дома становилось труднее, и я едва ли не поселилась на работе. Повела себя как типичный подросток: вместо того, чтобы решать проблемы в семье, элементарно сбежала от них. А Майкл как раз проходил в клинике плановое обследование из-за врожденного заболевания сердца. И... Не понимаю, как все закрутилось... Мы будто окунулись во времена старшей школы и не думали ни о чем. Семьи, дети - то, что должно было тормозить обоих, вдруг потеряло сдерживающую силу. И все запустилось заново с того момента, где оборвалось...       Губы дрожат. Пальцы крепко-накрепко сцеплены между собой. Мама. Такая несломленная, волевая, принимающая все решения в нашей семье, чье слово мы никогда не смели ослушаться. И одновременно такая хрупкая и потерянная в своем прошлом и бесконечной вине.       - Оливия, я не прошу тебя понять, но в шестнадцать лет Майкл стал для меня всем миром, настоящей вселенной драйва и опьяняющей свободы. А потом меня внезапно этого лишили, не дали насладиться до конца. Я скучала по всему, что происходило в школьные годы: как я сбегала из-под домашнего ареста к Майклу, как мы отрывались на вечеринках, ночевали вдвоем в палатке на берегу реки, гоняли на сумасшедшей скорости по ночному городу, врубив на полную мощность музыку, занимались сексом в его машине...       - Заниматься сексом в машине не очень-то и удобно, - бесцеремонно перебиваю я, вспомнив собственный опыт с Алексом. - Движения стесненные, ноги сложно пристроить так, чтобы не задеть коробку передач, головой в потолок упираешься. А кожаная обивка кресла противно липнет к вспотевшему телу.       Ни на миллионную долю не тактично - вот так вмешиваться. Знаю. Но просто в какой-то момент, наверное, мама и сама не поняла, в какой именно, все самое сокровенное, что она хранила в памяти, перешло границу, когда оно уже не освобождает от боли, а топит в этой самой боли безвозвратно. И какой бы глупой, неуместной ни была моя попытка ее "вытащить", но успех она все же возымела. Мама отвлекается от воспоминаний. И как-то беспомощно смотрит на меня, явно представляя позу, которую мы с Алексом изощрились принять в тесном пространстве на водительском сидении. Не выдержав, я начинаю осторожно смеяться первой, увлекая за собой и маму.       - Почему разговор о сексе меня смущает больше, чем мою несовершеннолетнюю дочь?       Я не отрываю от нее глаз. Забытое ощущение - видеть ее такой беззаботно смеющейся. С арестом отца мама погрязла в житейских проблемах, изнуряющей работе и необходимости поднимать на ноги троих детей. Мы могли весело праздновать дни рождения друг друга или просто дурачиться за завтраком, но мама никогда до конца не выныривала из своих мыслей. Будто прикидывала, на сколько дней хватит продуктов или не выйдем ли мы за пределы кредитного лимита, если купим Адаму новые кроссовки.       - И почему мы раньше так не болтали? - со вздохом, но еще улыбаясь, спрашивает мама. - Избежали бы многих проблем в отношениях.       Я переворачиваюсь на живот.       - Предлагаю ввести традицию - в грозу устраивать вечера откровений. А когда я уеду в колледж, продолжишь с Ханной. Здесь от тебя точно не укроется ни ее первый парень, ни первый поцелуй, ни первый секс.       Мамины пальцы бережно перебирают мои волосы, заплетенные в не тугую косу.       - Без тебя дом будет пустым, милая. Время, когда ты жила у О‘Доннелов, показалось мне мертвой вечностью. Словно потерялась важнейшая деталь механизма, без которой он не может бесперебойно функционировать.       - Прости, что ушла и наговорила кучу... всего...       - Прости, что не пыталась вернуть тебя. Столько раз приказывала самой себе, что не позволю гордости встать между нами. Но боялась, что объяснениями еще больше отдалю тебя от себя и ты возненавидишь меня за предательство.       Мне отвратна сама мысль об измене, но я должна простить маму: она сполна расплатилась за собственные ошибки.       - Почему у тебя и Майкла ничего не вышло во второй раз?       - Майкл активно строил планы насчет нашего будущего, и развод с Мелиссой казался уже делом решенным. А я запоздало поняла, что не могу потерять семью, и пошла на попятную. Я безумно хотела Майкла, уже не так, как в юности, даже сильнее, ведь страсть переплеталась с трезвой оценкой своих чувств к нему и уважению как к мужчине. Словно моя любовь к нему повзрослела, стала более глубокой и осмысленной. Но при этом я не представляла совместной жизни с Майклом. Не после того, как опробовала ее с другим мужчиной.       И слабая, скорее даже горькая, усмешка прежде чем продолжить:       - Так иронично: мы поменялись местами. В школе расстались, потому что Майкл оказался не готов отойти от привычной жизни. Спустя тринадцать лет не готова оказалась я.       Мама отворачивается, скрывая влажный блеск глаз, но я уже успела его заметить.       - Оливия, какими бы противоречивыми и некрасивыми не казались мои поступки, но я действительно люблю твоего отца, - и тихо, словно это что-то противозаконное, добавляет: - И Майкла тоже люблю.       - Любить одновременно двоих - такое возможно?       - Любовь - это многранное и многостороннее чувство. На нее нет лимита. Наверное, тебе сейчас сложно понять - у тебя был только Алекс...       - Мам, пожалуйста, только не о нем.       У меня больше не осталось сил отшучиваться, когда разговор затрагивает Алекса.       - Оливия, ты всегда была такой стойкой, а сейчас я не узнаю тебя, - в ее голосе звучит неподкупное беспокойство, а глаза по-родительски печально всматриваются в мое лицо. - Словно и не мой ребенок здесь лежит. Куда подевался неукротимый дикий зверек, на которого даже я временами не могла повлиять?       Я увожу взгляд к окну.       - Зверек заперт в клетке и выдрессирован.       - Милая, я понимаю, что Алекс стал кем-то бОльшим, чем просто парнем, с которым ты встречалась. Но ты далеко не единственная, чьи первые серьезные отношения печально закончились. Тебе семнадцать, целая жизнь впереди...       Без Него? Дни, недели, месяцы без Него. Годы без Него...       - Я могу утешить тебя только с позиции собственного опыта. Мне помог другой мужчина.       Не могу представить кого-то на Его месте. Как это возможно, когда мое тело продолжает хранить на себе Его прикосновения, а воспоминания о совместно проведенных минутах и часах так же остры, будто все произошло несколько мгновений назад?       - Мам, я боюсь, что так же, как и ты, никогда не смогу разлюбить, - продолжая неотрывно смотреть в окно, признаюсь я. - Но самое страшное, что вопреки сказанному я не хочу, чтобы мои чувства к Нему ослабли.       - Отпусти его, - мягко и без нажима советует мама.       - Не хочу.       - Милая, так будет проще.       - Нет.       Мне проще заморозить эмоции и чувства к Нему, но не отпускать их. Ни за что. Никогда. Без них я буду неполноценной. Неполной.       - Надеешься, что Алекс вернется к тебе? - спрашивает мама, и все рушится в одночасье.       Я так долго держалась, не плакала с той самой ночи, когда непонятно сколько времени проревела в машине Пола. Потому что не делилась ни с кем своими переживаниями. И потому что никто из друзей не лез в душу и не выводил на разговор. То ли понимали, что наткнутся на агрессию, то ли не хотели вгонять меня в депрессию еще глубже. А оказывается, мне это было необходимо. Хоть немного, но поговорить об Алексе. Заплакать, уткнувшись лицом маме в живот. Прошептать:       - Мам, мне так плохо...       ***       - Пол, ты забываешься!       Я оглядываюсь через плечо на лежащего рядом парня. Его пальцы блуждают по моей оголенной из-за задравшейся футболки пояснице и приносят некий дискомфорт, совсем не связанный с тем, что руки у него ужасающе ледяные.       На мгновение смутившись, Пол убирает пальцы, но потом, заложив руки за голову и сверкнув улыбкой, расслабленно вытягивается на кровати.       - Прости. Все-таки не умею я дружить с девушками. Рано или поздно начинаю воспринимать их как сексуальный объект.       Я возвращаюсь к запущенному на ноутбуке браузеру.       - Пожалуй, пора завязывать со столь интимным времяпрепровождением, пока твоя озабоченная фантазия не подкинула еще каких-нибудь нездоровых идей в отношении меня.       - Я пошутил. Но на будущее давай кое-что проясним, - подмяв подушку под спину, он садится ровнее. - Первое: ты для меня как сестра. Второе: на девушек друга у меня табу. А ты ведь до сих пор принадлежишь ему.       Молчу и не пытаюсь отрицать. Даже для вида. Кого обманывать-то? Хотя бы рядом с Полом не нужно притворяться, что ты сильнее, чем есть на самом деле.       - Так что расслабься, Кингстон. Ты возглавляешь топ девушек, с которыми я никогда не пересплю, - радостно резюмирует парень, но меня берут сомнения: вряд ли в данный топ входит кто-то кроме меня. Возможно, еще Зои. Хотя... Неодобрительный и тревожный взгляд, которым Пол провожает девушку, когда видит ее в компании ее парня Брендана, уже давно заставляет меня подозревать неладное.       - Придешь на вечеринку?       - На "самую отпадную вечеринку среди выпускников Форан Хай"? - с усмешкой цитирую я текст пригласительных листовок, придуманный лично "мегакреативным" тусовщиком у меня за спиной. Мистер и Миссис Ривер куда-то уезжают на выходные, и их сын быстро нашел применение пустому дому, который остается в полном его распоряжении.       - Долго еще будешь издеваться? Времени не было выдумывать что-то более оригинальное. Ну так что, придешь?       Заметив мое замешательство, причины которого видны невооруженным глазом, парень с пониманием вздыхает:       - Алекса не будет. Его рейс из Сиэтла... хм... в воскресенье, а вечеринка завтра, - будто вспомнив о чем-то, Пол достает из кармана лежащей рядом толстовки телефон и, бросив беглый взгляд на экран, выругивается.       - Эмм... Лив, перенесем просмотр фильма на другой день? - парень усиленно строчит кому-то смс и одновременно пытается натянуть толстовку через голову. - Мне тут идти нужно... Дела, короче...       Расстроившись, я прижимаю закрытый ноутбук к груди и... совсем неожиданно от источника этого самого расстройства получаю поцелуй в щеку... Как раз в тот момент, когда в комнату заходит брат.       - Мне не нравится, что ты ошиваешься вокруг моей сестры. Да и сам ты мне тоже не нравишься, - с порога заявляет Адам Полу, неодобрительно скрестив руки на груди.       Пол подходит к Адаму и закидывает руку на его шею.       - Чувак, не парься. Так задумано природой: я должен нравиться девушкам, а не парням.       Я качаю головой, окончательно смирившись с тем, что дебилизм - врожденное качество Пола.       - Увидимся завтра, Кингстон. Нарядись посексуальнее, макияж сделай, из волос смастери что-нибудь... - нетерпеливый взгляд и скривившийся рот Адама заставляет Пола прекратить раздачу советов. - Да ухожу я, ухожу, - смеясь, парень поднимает руки с раскрытыми ладонями и отступает спиной вперед.       Я откидываюсь на спину и заранее готовлюсь выслушивать лекцию о том, как правильно выбирать друзей. Но Адам молча забирает ноутбук - он у нас один на двоих.       - Выйди из моей почты, пожалуйста.       - Даже не будешь читать сообщение, пришедшее две минуты назад? - буднично интересуется брат. - Ладно.       Я резко поднимаю голову. Адам с наисчастливейшей улыбкой держит на руках открытый ноутбук.       - Это оно, да?       - От приемной комиссии, - подтверждает Адам и присаживается рядом на кровать.       - Руки трясутся, - с нервным смешком признаюсь я и глубоко вдыхаю, чтобы успокоить волнение, сжимающее желудок.       Адам улыбается и толкает меня:       - Читай уже.       - "Дорогая мисс Оливия Кингстон"... - вслух начинаю я и сразу осекаюсь.       Бегающий взгляд замедляется на фразах, пока не выхватывает из контекста лишь одно слово. И этого слова достаточно, чтобы сложить общую картину.       "Отклонена".       - Лив, что-то не так? - мой вид с застывшей улыбкой вызывает беспокойство, и Адам слегка поворачивает ноутбук к себе, чтобы прочитать сообщение.       - Отказ?.. - он медлит. Наверное, придумывает способ утешить меня. Наверное, смотрит этим жалостным взглядом, которым абсолютно все на меня смотрят в последнее время. - Лив... Послушай... Это ошибка, я уверен, отказ прислали по ошибке! Скорее всего, произошел какой-то сбой, на самом деле ты зачислена... Ничего не понимаю... У тебя такие высокие балы...       Адам продолжает что-то твердить и уверять меня, что в прошлом году у одноклассника Метта заявку на поступление отклонили, но позже извинились и прислали положительный ответ.       А я сижу, как ледяное изваяние, и в отупелой прострации таращусь в текст письма. В голове ни единой мысли. Шум чужих слов доносится сквозь плотный слой ваты:       - ...Напишем им письмо, Лив...       - Не надо, - не своим голосом останавливаю я его.       - Или позвоним.       - Оставь...       - Они разберутся, - упорствует брат, предпринимая попытку отобрать ноутбук для осуществления своих целей.       - Не надо, я сказала! - тоненькую ниточку нервов словно перерезают, и я со злости отшвыриваю работающий и тихо гудящий ноутбук подальше от себя и Адама. - Это не ошибка! Я не поступила!!!       Я сползаю с кровати на пол и, сжавшись, обхватываю себя дрожащими руками. Пытаюсь вдохнуть, но кислород словно растворился.       Адам опускается рядом и робко, с ярко выраженным испугом в глазах, касается моего плеча.       - Оливия.       Мне становится до безумия стыдно, что брат стал свидетелем очередного срыва. Никто не должен видеть такое.       - Прости, Адам. Это... от неожиданности... - я захлебываюсь отрывистыми фразами, стараясь не встречаться с ним взглядом. - Все нормально, со мной все хорошо. Подумаешь, всего лишь не принята в колледж, о котором мечтала с восьмого класса. Такое иногда случается. Может оно и к лучшему? Как считаешь? У меня же есть запасные варианты. В университете Восточного Вашингтона приличная стипендия, и учебная программа - одна из сильнейших. Буду учиться там. Все здорово, да?       Вот только почему так тяжело? Почему лицо окаменело и подкрепить слова улыбкой не получается?       - Это же Орегон, Лив. Это твоя мечта.       - Больше чем мечта, Адам, - шепотом поправляю я. - Намного больше.       - А что тогда?       Я закрываю глаза. Колледж был моим будущим. Нашим будущим. В котором не было бы Милфорда, Уэстов, препятствий, вражды. В котором все, что нам мешало, осталось бы далеко - в тысячах миль от нас двоих. Орегон был той единственной ниточкой, за которую я держалась и с помощью которой лелеяла надежду когда-нибудь воссоединиться с Алексом. А даже если бы ничего и не вышло, то мне было бы достаточно просто знать, что Он совсем рядом: спит в комнате на пару этажей выше моей, ходит по тем же коридорам, что и я, готовится к занятиям в соседнем зале библиотеки. И что Он никуда не исчез из моей жизни. Он не со мной, но Он рядом.       И вот настал момент посмотреть правде в глаза. При любых путях расклад очевиден. Через несколько месяцев я окончательно попрощаюсь с Алексом. Он вероятнее всего уедет в Кембридж (*), а не в Юджин (*). Я точно буду учиться в Спокане (*).       Тысячи миль не будут отгораживать нас от трудностей. Они будут разделять нас самих друг от друга.       Тысячи миль. Тысячи...       Я резко открываю глаза и, отпихнув в сторону брата, успевшего реанимировать упавший на пол ноутбук, запускаю браузер. Набираю в поисковике запрос "расстояние между городами" и, пройдя по нужной ссылке, ввожу интересующие меня названия.       - Что это? - брат заглядывает в экран, когда я, позволив слабости навалиться на меня, опускаю голову на его плечо.       Для Адама это лишь голые цифры, не значащие абсолютно ничего. А для меня...       Между Кембриджем и Споканом 2 256 миль.       ...Для меня - возможно, самое сложное испытание в жизни.       (*) Кембридж - пригород Бостона, штат Массачусетс - место расположения Массачусетского технологического института.       Юджин - город, где находится Орегонский университет.       Спокан - город в штате Вашингтон, где располагается одно из отделений Университета Восточного Вашингтона