Благими намерениями

– Чота я не понимаю, чо я ваще здесь делаю, – в который раз пожимает плечами за обедом Эльрик, не вынимая изо рта перепелиную ногу. За столом присутствуют все, кроме Эльзы. Это уже даже никого не удивляет. – Ну, то есть, мне-то по барабану, живется тут нормально, чо хочу, то ворочу, но сеструха ваша вроде ж наследников плодить хотела? Она ваще в курсе, что они силой мысли через стенку не получаются? Как ни раздражает Анну это коронованное недоразумение, но здесь он прав как никогда. Вот только кому от этого легче, и что это меняет? Сестра наверняка и сама все понимает. Просто... не может. И бегает всеми доступными путями от себя же самой, находя каждый раз все новые и новые неотложные дела. А часики тикают... Да и сама она с каждым разом все нелюдимей и подозрительней. Недавно вон вообще учудила, хоть стой, хоть падай. Теперь на всех обитателях замка в обязательном порядке висит заклятие: помыслишь причинить вред королеве ¬– получай прижизненный ледяной памятник себе. Из себя же. Анне, конечно же, это никак не мешает, она сама настояла, чтобы на них с Кристофом была наложена та же печать, что и на всех. Так новшество спокойнее восприняли слуги и стража. Да, надо признать, что некоторые потенциальные дыры королевства уже худо-бедно залатаны, но для большинства важных вещей Эльза с ее волшебством все еще остается незаменимой. Вот зачем люди смертны, а? Если бы можно было жить вечно... нет, ей самой, конечно, этого не нужно, но вот сестренке... Эту мысль уже не получается отпустить просто так. И пока волшебница пропадает на очередной горной разработке, принцесса переворачивает вверх дном всю ее библиотеку под укоризненными взглядами ледяных големов и к вящему восторгу Олафа. И находит! Разрозненные легенды, заметки, упоминания – все так или иначе ведет к тому, что эликсир бессмертия должен существовать. Кое-что удается выведать у троллей. В итоге становится даже примерно понятно, в какие края следует снаряжать экспедицию, есть пара зацепок. Анна ликует, носится с распоряжениями и договоренностями, возобновляет уроки фехтования и штудирует морское дело. Она отправится в дальние страны и найдет, притащит этот эликсир, спасет сестренку и королевство! – Ты... что?! Ты... куда? – огорошенная новостью прямо с порога Эльза разве что не собирает челюсть с пола. – Это что за ребяческие затеи? Я уж думала, тебя хоть дети слегка образумили, так нет же! Ты о них подумала вообще? – Ну так я же... они же... да что может случиться? – Тебе жизнь мало продемонстрировала, что может случиться? Анна молчит, опустив голову. Нет, не мало. Но разве не важнее... Сестра осторожно берет ее лицо в ладони, заглядывает в глаза. – Нет, малышка. Не важнее. – Но ведь нет же другого выхода! Зачем вообще было замуж выходить за этого придурка, если ты даже не... – Тсс. Мы пошлем эту экспедицию, раз уж ты столько уже сделала. Хотя эти легенды, скорее всего, – просто легенды. Но ты, ты сама нужна нам здесь. И Йохану, и Миле... и мне. А я... – королева едва не до крови закусывает губу, – я постараюсь. Прямо сегодня. Обещаю. Ближе к полуночи этого же дня она сидит у Анны в комнате и безудержно рыдает той в колени. Сестра молча гладит ее по макушке и лютой ненавистью ненавидит виновника этих слез, опустошающего в этот момент очередную бочку из придворных винных запасов. – «Ты», говорит, «на рожу ничо, но отмороженная ваще совсем». Разлегся, представлешь, в одних кальсонах, и рассуждает, какой должна девка быть, чтоб у него, значится, встало. А я сижу на краю как дура, вся красная, и думаю: только бы не убить. И понимаю: прикоснется – убью. И понимаю, что нельзя так... а сделать ничего не могу. Даже пуговицу у ворота не могу расстегнуть, пальцы не слушаются. Теорию-то во всех подробностях знаю, а на практике – никак. А он так посмотрел сочувственно и говорит: «Да ладно, иди уже, не мучайся. Может, по пьяни лучше выйдет? Я тебе вина сам выберу». Ну... я ему и сказала, что он может по пьяни делать вместо этого. Идиот. И ведь не урод, смазливый даже, но не могу и все тут, – всхлипнув, Эльза достает кружевной платок, промокает глаза и сердито сморкается, недовольная, что ее так развезло. – Да уж, задачка, – вздыхает Анна. Она и сама не совсем представляет, как, если человек даже не симпатичен ни разу. Но надо что-то придумать. – Знаешь, тут нужно, пожалуй, прислушиваться к своим желаниям. Не ломать себя. Вот тебе чего больше всего тогда хотелось? Ну, не считая вариантов «исчезнуть» и «убить». – М-м... начистить эту наглую рожу как следует. – А вот и начисти! Вот правда, возьми да проучи его хорошенько! Пусть знает свое место! – Хм. – Да и не только рожу... уж ты-то у меня явно с фантазией. – Хм-м, – королева трет подбородок в глубокой задумчивости, уже, кажется, рисуя себе в уме какие-то картинки. – Ты подаешь идеи. Поднявшись, она с таким же задумчивым видом чмокает Анну в лоб и скрывается за дверью.

* * *

Черт возьми, я даже в отдаленных догадках не представляю, что надо было с этим поганцем сотворить, чтобы через пару дней его нововеличество с совершенно ошалевшим взглядом поймал меня в коридоре за локоть с вопросом, почему ему сразу не сказали, что моя сестра такая горячая штучка, и побрел прочь, пошатываясь и бормоча «Какая женщина, какая женщина!» У меня-то все, как бы это сказать, обычно. И всегда одинаково. Но, так или иначе, что-то вы в себе и друг друге открыли такое, что все опять перевернулось с ног на голову. Твоя извечная напряженность сменилась каким-то... сытым, что ли, умиротворением. Гораздо легче пошла работа над ошибками, начались первые со времени того злополучного приема торговые переговоры. А спустя год не заставил себя долго ждать и первый наследник. Бьорн пошел в отца всем: и внешностью, и интересами, и нравом... и, увы, полным отсутствием какого бы то ни было таланта к магии. Не то чтобы ты его от этого меньше любила, но ворох проблем и забот никуда не делся, и большую часть времени мальчишка был предоставлен самому себе. К счастью, у него были старшие брат и сестра для игр, был веселый добряк Олаф, да и в Эльрике внезапно обнаружилась любовь к детям: он проводил много времени, катаясь с ними на лошади, устраивая шуточные турниры и вместе дрессируя собак. Это, казалось, окончательно сломало толстенную стену между вами, ну или, может быть, превратило ее в хлипенький заборчик, такой, через который добрые соседи пожимают друг другу руки. Ты не теряла надежды, что все еще может получиться, и спустя еще пару лет у Бьорна появился братик. - Мальчик, ваш-ство! С ним все в порядке, но нужно немедленно послать за лучшими лекарями. У нас проблемы. ...Анна сидит у постели, с красными от недосыпа и слез глазами, и вглядывается в осунувшееся лицо сестры, которая несколько дней кряду не приходит в сознание. Лишь по едва заметному движению одеяла можно понять, что та еще дышит. Самое страшное уже позади, по словам лекаря, жить будет, хоть и потеряла куда больше крови, чем тогда от стрел. Но вот с детьми придется завязать. Больше этот организм потянуть не способен. «Поправляйся, сестренка. Ох, и только бы он умел колдовать», - думает принцесса. – «Только бы умел...» Казалось бы, только так и должно было случиться. Маленький Марк – копия матери: задумчивый, спокойный, со светлым хохолком на макушке и ясным взглядом внимательных голубых глаз. В год он умудряется забавы ради запустить вокруг своей кроватки светлячков, и радостная весть ставит на уши весь дворец. В два в порыве любознательности опрокидывает на себя кипящий чайник, и в перерыве между всхлипами, пока его мажут целебной мазью, пытается объяснить: «Пшшшш! Пшшш!» Еще пару лет спустя светлячки остаются его наивысшим и единственным достижением, зато парень уже умеет читать. В шесть становится ясно: способность к фокусам имеется, но не более. Силы нет, и не будет, как ни мучай бесплодными занятиями. И Марка больше не мучают. Теперь эта роль всецело принадлежит ему самому: от его затей и исследований стонут кухарки, няньки, прислуга, ругаются на чем свет стоит стражники и конюхи. Но больше всего, пожалуй, кухарки. Все идет в дело: и котлы, и вертелы, и угли, и более мелкая посуда... доходит до того, что становится не в чем готовить. То и дело пропадает нож, веревка, какой-нибудь стул, чтобы потом быть обнаруженными в качестве детали очередного безумного сооружения с бесполезно-внезапной ролью: крутилка ведра, часы наоборот, заливалка камина... А иногда он просто часами сидит, уставившись на кипящий на огне чайник. Пш-ш-ш... - Ма-ам! - Ну что ты еще натворил? - Я не натворил... - Ну, сделал... – устало пожимает плечами Эльза. – Все равно сейчас кто-то придет жаловаться, ведь так? - Нет... я просто хотел посмотреть, что ты делаешь. - Всякие взрослые штуки, сыночка. И у меня мало времени, прости, - тонкие пальцы рассеянно треплют мальчонку по макушке. С тех пор, как стало ясно, что экспедиция пропала без вести, а идея с наследником обломилась на корню, она работает на износ. Просчеты, схемы, кипами выбрасываемые по причине какой-нибудь неучтенной погрешности, постоянные выезды, постоянное расхлебывание случайностей и человеческого фактора. Укрепить, обезопасить, предотвратить. Сейчас на столе лежит несколько разработок конструкторов университета по усовершенствованию Великого Ледового пути, как путем использования особого транспорта, так и доработками самого тракта. На первый взгляд идеи здравые, но стоит представить их в реальности, возникает куча дополнительных вопросов. - Ну ма-а-ам... расскажи. Это что? Похоже на лодку... и на санки. Это санки или лодка? - И то, и другое. Ты же катался на коньках по речке? - Ага, и на санях тоже, - сын удобно устраивается у матери на коленях. - А почему лодка? - Ну вот представь, что едешь ты по льду, а он раз! - и растаял. - Почему? - Неважно, просто представь. - И я получаюсь в лодке? Здорово. Только... мне кажется, тут есть одна ошибка. Смотри. Если... – и Марк начинает чиркать пером на чистом листе бумаги. Эльза пораженно внимает: ей и самой казалось, что что-то здесь не так, но что именно, она так и не смогла понять, и сразу перешла к оценке количества экипажей, требуемых материалов, человеко-часов – то есть целесообразности проекта как такового. - И тогда она перевернется. Но можно сделать вот так... Чирк, чирк, чирк. И правда, так сделать можно. И королеву вдруг осеняет: вот же оно, настоящее волшебство. А сила... сила – дело десятое.

* * *

В последующие несколько месяцев у Марка заводится собственная мастерская, склад, появляются первые подчиненные: кузнец, жестянщик, столяр, кожевник. Лучшие умы университета дают ему частные уроки, и юный гений во всех беседах держится с ними на равных. Через год он шутки ради строит первый в королевстве планер, через пять – склепывает то, что назовут первым паровым двигателем. «Пш-ш-ш», - улыбается себе под нос Марк, вспоминая. Все чаще они сидят с Эльзой вдвоем и обмениваются мнениями по поводу всевозможных технологических задач. И с каждым днем светлее ее взгляд, увереннее движения, чаще гостит на губах исчезнувшая было вовсе улыбка. Со временем преображается до неузнаваемости ее крыло дворца, наполняется солнечным светом и легкостью. А в один прекрасный день... - Привет, сестренка! – Эльза легкой ласточкой врывается в покои Анны, обнимает за шею, ерошит рыжие волосы. – Мы вернулись! - Привет! Ой, в чем это у тебя... - М-м? Ох, да там грязно, на стройке, - щелчок пальцев – и подол платья как новый, а заодно и чуть другого оттенка. – А, неважно, - машет рукой волшебница, с размаху плюхаясь в кресло напротив. – Хочу с тобой кое-чем поделиться. Знаешь, что я тут на днях решила? - Что? - Если меня сейчас – вот прямо сейчас – куда-то деть, то знаешь что? - Что? - Ничего! – Эльза весело хохочет, хватает со столика пустой бокал и материализует в нем холодный коктейль. – То есть совсем ничего, вообще ничего! - То есть как? - А вот так! Сегодня же сниму с вас всех эти дурацкие печати, больше они не нужны. И знаешь еще что? Решив, что с нее довольно однообразных реплик, Анна только вопросительно поднимает брови, тем более, что сестра, кажется, все равно ведет монолог. - К черту! С сегодняшнего дня – только каток и мороженое! - А... - Ну, может, еще какое баловство, - подмигивает королева. - Эй, мы так не договаривались! – возражает с порога невесть когда возникший там Марк, поправляя очки. – Мне нужен действующий макет вот по этим бумагам, - он машет пухлой кипой исчерченных листов. - И что, ты не можешь его сделать? - Но у меня это займет месяц, а у тебя – пару секунд! - Ты же слышал – только каток и мороженое, - Эльза, не удержавшись, показывает сыну язык. - Ну мааааам! - Ну ладно уже. Давай сюда свои чертежи.

* The End *