Мотылек

Я редко задумывался о том, каково это - хоронить людей, которых… любил. Честно сказать, я почти не думал об этом, жил настоящим, не смотрел в будущее. И именно поэтому я не знаю, как вести себя сейчас. Рядом кто-то плачет, редко всхлипывая и вытирая слезы платком. Я вижу, как сдерживается Макс, прикусывая нижнюю губу, а Даня стоит с каменным лицом, будто ему все равно, что хоронят его брата. Я же не могу заплакать. Душа разрывается, но слез нет. Просто стою и смотрю перед собой, с лицом, ничего не выражающим. Ничего не чувствую, эмоции пропали с моего лица. Только боль и отчаяние, грызущие изнутри. А ему идет. Черный официальный костюм: расстегнутый пиджак, заправленная белая рубашка и галстук в виде бабочки. Интересно, а есть на нем мой браслет, который я подарил на День Рождения? Кого я обманываю… Нет, конечно же. Вряд ли он ему вообще был нужен. Бледное лицо и такое гладкое, будто ненастоящие. Как будто передо мной вовсе не Арик, а керамическая кукла, сделанная по его портрету. Закрытые глаза, а ресницы кидают резкие тени на щеки. Лицо такое спокойное, умиротворенное, без той ухмылки, которую он любил всем демонстрировать. Он такой красивый, идеальный, но до него нельзя дотронуться, почувствовать его теплое тело, потому что… Он мертв. Он никогда больше ничего не скажет, не унизит, не дотронется, не защитит. Его больше нет, нет того дерзкого парня, того мудака, меняющего партнеров, плевав на их чувства. Того популярного парня, чье имя знает вся округа и чей насмешливый голос так и манит к себе. Того, чье тело такое горячее, возбуждающее и соблазняющее. Того, кто одной лишь речью может загнать в могилу... И я об этом думаю, смотря на него. Боже, какой же я дурак. Интересно, а я был интересен ему? Хоть немного? Его интересовало хотя бы мое тело, которое не так уж и красиво? Имел ли он вообще ко мне интерес хоть какой-нибудь? Поздно сейчас такое спрашивать. Даже у себя самого. Ничего не изменишь, не вернешь того, кто умер. Не вернешь свое безразличие, свою ненависть к нему и не спрячешься от боли, нахлынувшей гигантской волной. Теперь надо научиться жить с ней, с этой дырой в сердце и душе. И научиться защищать себя от других людей, даже от тех, кто богаче или сильнее, умнее или могущественнее. От всех. Они все опасны и несут за собой одни проблемы, страдания и разочарование в этом чертовом мире. Эта авария, она прошла из-за меня? Из-за нашей ссоры и из-за моих слов, которые не были правдой? Или это была случайность, которую было невозможно предсказать и предвидеть? Вряд ли я когда-нибудь смогу получить ответы на эти вопросы. Я никогда его больше не увижу и не спрошу, что действительно случилось. Жаль, что я его больше никогда не увижу, не поцелую, не коснусь и не поговорю. Слезы, которые никак не хотели появляться у меня на похоронах, появились дома. Если там, в присутствии людей я не мог заплакать, то сейчас, у себя в квартире, я могу дать волю слезам. Я не буду их сдерживать, все равно нет смысла. Сижу на полу, обхватив голову руками, и плачу с громкими всхлипами. Боже, Боже, Господи, я его больше никогда не увижу. Никогда. Никогда. Никогда! Никогда… Я не буду больше с ним, его больше нет. Нет больше Аркадия Левикина, человека, который сшантажировал и влюбил в себя. Его больше нет. Нет. Нет… Как я теперь буду жить? Как? Как, мать твою?! Жизнь, за что?! За что?! Что я сделал, чтобы ты со мной так поступила?! Почему именно я, человек, который никогда не любил и не был любимым? Почему я? Я же ничтожество! Никому не нужный, никем не любимый! Никем! Ко мне даже интерес никто не проявлял. Меня никто не полюбит, никогда, я всегда буду один! Всегда! Даже он, даже тот, кто сделал меня своей собственность, бросил! Ушел навсегда! Оставил в темном углу, где когда-то подобрал! Ушел, повернувшись спиной и даже не попрощавшись! Я теперь один. Полностью один. И всегда буду один. Арик, прости. Я не успел тебе сказать, что люблю. Люблю тебя. Люблю… Как же хочется сдохнуть…