Или

Старый потертый свитер в полоску. Мальчик, закрывшийся в ванной. А ты, хоть и не пьяный, но опьяненный идеей в доску. А что вы хотели? Скатерть расшита криво, пеплом усыпана, крошками. И ходят часы у окошка. В вазе свой век догнивает спелая крупная слива и кружка в ладонях не тает. Мираж? Или призрачный страж у бачка в санузле высыхает? Руки скребутся и просят. С щеколдой так просто быть сильным, Решать, кому - здесь, кому - там. А разум - как таракан, из центра и по углам. Слаще возмездия - чай с кружки отцовой, горячей. Мама лишь молча плачет, поет или воет, не знаю. Мама, ты веришь в рай иль только мечтаешь о рае? Вы оба - две ветки в руках. Две лозы, недоступные смертным. Насколько быть надо инертным, чтоб гордо шагать в сапогах, разгребая чужие сюжеты? Мама? Папа, где ты? Я взрослый, как вы. Я вырос. Где мой костюм на вырост? Сколько же можно прятать, ждать и тянуть с ответом? Уже не нужны советы. Уже не нужны костыли психике старого дяди. Вы же ушли - не глядя, словно так было надо. В общее стадо. Нет ни нужды, ни спасенья. Толку с того везенья, что выжил меж ваших распрей? Папа, мама, здравствуй. Только не надо, детей больше не заводите. Вдвоем же - да как хотите, но ужасов хватит и мне. Хватает пока что шока от каждого звука-крика, я в год чуть не стал заикой. От вас - никакого прока. Сколько бы я не чирикал, у кошки бессонно око. Дверь на щеколде. Шумы. А я все храбрюсь, я умный. Знаю, что так бывает, попадает. И кружка в руках остывает. Пить чай невозможно, мама, из пропахшего спиртом стакана. Дышать невозможно, папа, в стенах одиночной палаты. Весь рот в табаке и саже. А дверь на щеколде. Знай же.