***
Яркий луч солнца осветил комнату, словно специально стараясь разбудить уставших путников и напомнить им о незаконченных делах и поставленных целях. Пробившись сквозь неплотно зашторенные занавески, он осветил лицо Хейт, которая невольно поежилась от этого. Приподнявшись, она прикрыла глаза рукой. Развернувшись, Ненависть приметила, что Зависть еще мирно спит отвернувшись от окна, из которого виднелся вид на пробуждающийся город, встала с постели, после чего, потянувшись, направилась в ванную, где находилась до того, как не услышала за дверью возмущенный голос Энви, который пытался как-то её поторопить. — Скоро выйду, не беспокойся, — сонно протянула Хейт. — Или тебе нужно как можно быстрее прихорошиться, волосы расчесать?.. Однако Ненависть не успела договорить, так как Зависть уже начал отчаянно колотить дверь в ванную. В голове девушки возникли сомнения насчет того, сможет ли эта преграда выступить в качестве защиты от озлобленного гомункула. Освободившуюся ванную тут же занял злобный парень, который, похоже, встал не с той ноги. Всё, что попадалось ему на глаза было жестоко оскорблено, будь это даже предмет мебели, к примеру, диван или неудобное кресло, которое не понравилось Энви с самого начала. Также влетело цветочному горшку, который, по словам гомункула, стоял не в том месте и, вообще, выглядел нелепо. В общем, Зависть был не в настроении, и пока из ванной доносилась громкая ругань по поводу слишком горячей воды, Хейт начала собирать небольшое количество вещей, которые были вчера заранее вытащены из багажа, и собираться сама. Выйдя из ванной, Энви явно стал выглядеть лучше. Он гордо прошел мимо Ненависти, всем своим видом показывая, что даже не собирается ничего делать, а для подтверждения этого он громко сказал, вспоминая свои вчерашние мысли: — Неплохо было бы сейчас перекусить! Ненависть фыркнула и съязвила в ответ: — Ох, простите, господин гомункул, мы об этом совершенно не позаботились. Вот будь здесь Прайд.. Однако девушка вовремя остановилась, так как у нее не было ни желания, ни сил, чтобы спорить и ругаться. Энви же и вовсе пропустил это мимо ушей. Тема была опущена, однако парень неожиданно вскочил с места и громко крикнул, словно думал, что Ненависть может его не услышать. — Точно! Нам нужно к Прайду! Хейт, несколько секунд обдумывая услышанное, согласилась: — Да, точно! — Зависть резко обернулся, внимательно рассматривая лицо девушки. Вроде, она говорила серьёзно и никаких скрытых планов не строила. Интересно, что это с ней? Хейт, одержимая ненавистью ко всем и всему, забыла о мести Прайду и Гриду? Или же передумала? — Что не так? — спросила она, не понимая взгляда Энви. — Думаешь, почему я так спокойно говорю про этого наглеца? Зависть кивнул в ответ, а девушка только ухмыльнулась. — Поверь, этот засранец уже получил по заслугам вместе с Гридом, — она открыла входную дверь и вышла, чтобы поскорее добраться до второй половины компании и узнать дальнейшие планы. Открыл дверь, как не странно, Селим, видимо, забывая о вчерашнем опыте. Однако, помимо того, что его темные волосы были в ужасном растрепанном состоянии, оставаясь в том же положении в котором были и во сне, а сам Прайд был до сих пор одет в зеленоватую пижамку, которая больше бы подошла маленькому мальчику, внимание гомункулов зациклилось именно на его лице, хотя смешок по поводу его одежды всё-таки проскочил. Сержант Селим Бредли явно не выспался. — Чего уставились? — спросил он, а Хейт приметила, что в руке он держит стакан. — Не стойте на пороге. Хмурый Прайд зашел в номер, остальные проследовали за ним, очутившись в комнате вроде гостиной, однако там никого не оказалось, из-за чего Хейт заглянула в одну из спален, где на кровати лежала та самая знакомая ей черная куртка, принадлежавшая Скэри. Ожидая увидеть свою «сестру» мило свернувшуюся в комочек во сне, Ненависть сделала несколько шагов к кровати, но та оказалась пустой. Прайд же, устало зевнув, прошел мимо, судя по всему, в комнату Грида, а вовремя опомнившаяся Хейт и Энви пошли вслед за сержантом. Однако, войдя в комнату, девушка замерла на месте. На кровати сидел унылый Грид, задумчиво смотревший куда-то в сторону. Услышав звук, издаваемый вошедшими, он поднял взгляд на них, рассматривая лица товарищей. Хейт напрягало совершенно не это. Бледная, словно полупрозрачная, Скэри сидела рядом с гомункулом, беспомощно опираясь на его плечо. Её глаза были прикрыты, а сама девушка выглядела чересчур болезненно и тяжело дышала. — Чёрт возьми, — прошипела Ненависть и подошла ближе к Страх. Та, почувствовав чье-то приближение, попыталась распахнув глаза и, взглянув на Хейт, приоткрыла рот, — вероятно, хотела ей что-то сказать, — но из-за нехватки сил всего лишь издала некий вздох, после чего опустила голову. — Думаю, не стоит ее беспокоить, в конце концов, она сейчас не в лучшем расположении духа, — пожал плечами Грид, легким движением руки приобнявший Скэри. Ненависть, уловив в его словах несуществующую усмешку, окончательно вышла из себя: — Ну держись, «батя», — кинув эту фразу, девушка замахнулась и ударила в сторону лица Грида, но он успел перехватить руку Хейт, крепко сжав её кистью руки, покрытой «щитом», из-за чего кулак девушки до цели не дошёл. — Говно ты поганое, ты совсем не знаешь когда шутки уместны, а когда промолчать?! Если я услышу ещё что-нибудь подобное, то ты вылетишь отсюда с оторванными конечностями и свернутой шеей, — Ненависть отбросила попытки врезать Жадности и, выдернув руку, продолжила сыпать оскорблениями. У Энви задергался глаз от громких ругательств, а Грид лишь усмехнулся. Хейт, наверное, хотела добавить что-то ещё, как Скэри слабо приподняла голову, испуганными глазами посмотрев на девушку. — Драки устраивать потом будете, — вмешался Прайд. Смешной вид сержанта мешал воспринимать его серьезно, однако Хейт все-таки прислушалась к его словам. — Посмотри на состояние своей «сестры», — обратился он к ней. Все косо уставились на кое-как сидевшую Страх. Концы её волос были взлохмачены, кожа просвечивала почти полностью, бледные губы стали бледно-синими. Селим, видя на лице Ненависти злобу, уже хотел сказать что-то успокаивающее, как Хейт снова заговорила: — Что вы сделали, придурки? — обратилась она к соседям Скэри по номеру. — Ранним утром она сидела возле двери в эту комнату, — ответил Грид, игнорируя оскорбление. — Когда я увидел её, она сказала что не может спать, так как боится испортить что-нибудь сегодня, — Страх уныло опустила голову на плечо Жадности. — После этого она даже не могла нормально ходить. Хейт вздохнула и сжала губы, чувствуя вину, но, дабы никто из присутствующих не заметил этого, грозно произнесла: — Если мы будем тут сидеть, добром это не кончится. Прайд, — парень кивнул словно подготавливаясь выполнять порученное ему, сержанту, задание. — У тебя есть несколько минут, чтобы найти что-нибудь, что могло выдать тебя за местного военного, — юноша, усмехнувшись, удалился из комнаты, шагая уверенной и серьезной походкой, что не вязалось с его веселой пижамой. — Энви, — парень сделал недовольное лицо. Ну вот, сейчас и ему придется что-то искать! — Принеси моё платье, — гомункул будто уже хотел запротестовать, но делать этого не стал: на это нет времени, да и Хейт сегодня слишком злая — голову оторвет и не моргнёт. Помахав рукой, он удалился. — Грид, посиди со Скэри, — холодно сказала девушка, на что Жадность присвистнул. — А сама? — спросил он, разведя руки в стороны, а точнее, только одну из них, так как второй придерживал Страх. Ответом послужил лишь яростный взгляд Ненависти, которая также поспешила покинуть номер. Скэри же, услышав звук захлопнувшейся двери, приподняла голову, посмотрев на Грида, лицо которого сменилось на недоуменное. Рассеянность во взгляде девушки, всегда присутствующая, сейчас совсем исчезла.***
Расплатившись за ночь в гостинице, сержант Бредли смирно стоял на узкой улице. Какой-то глупой и незамысловатой историей он быстро выудил себе в местном отделении отличительные знаки военных Восточного округа и, прикрепив их на форму, отправился обратно, к назначенному месту встречи. Однако, товарищи не появлялись, а по пустой дороге проносилась пыль — все-таки, город был небольшой и жителей здесь было немного. Когда же Прайд и остальные отправятся в путь, было неизвестно — юноша уже предпринял попытку вернутся в номер, с порога которого его быстро выставила Хейт, приказным тоном отправив дожидаться их на улице. Чем занимаются остальные, ему было неизвестно, из-за чего на его лице отражалось недоумение и гнев. Судя по всему, лицо сержанта от этого настолько сильно преображалось, что одинокие и редкие прохожие обходили его стороной. Селим уже всерьез задумался о том, что стоит вернуться и силой пробраться в логово, располагающееся в одном из их номеров, где, по его предчувствию, остальные строили коварные планы, стремясь избавиться от Гордыни. Наверное, это было возможно, ведь все могли опасаться наличия в их компании солдата армии, которая, хоть и не играла важной роли в государстве — политика давно сменилась на мирную и добрососедскую, — но придавала своим служащим авторитет. Селим нащупал во внутреннем кармане остатки денег и документы, после чего чуть облегченно вздохнул. Ну, хоть до этого его товарищи не додумались. Мрачные мысли и подозрения развеяло появление на пороге скромной гостиницы долгожданных спутниц. Девушки, облаченные всё в те же темные платья, медленно спускались по лестнице. Ненависть, чьё лицо до сих пор было очень хмурым, нервно вздыхала, убирая не заплетённые локоны на бок и придерживая другой рукой ослабленную сестру. Скэри же шла, опустив голову. Кажется, каждый шаг давался ей с трудом. Прайд двинулся с места, ненамного приблизившись к девушкам, на что Хейт злобно съязвила: — Надо же, нашёлся джентльмен. Сержант эту реплику проигнорировал, смерив взглядом саму Ненависть. По её виду казалось, будто она была в глубоком трауре, отчего сержант даже задумался. Уж не убила ли она в порывы злости Грида и Энви? Но Хейт, отпустив руку Скэри, которая от этого чуть пошатнулась, не обратила на реакцию Прайда никакого внимания, громким голосом спросив: — Где «батя» и недомерок? — Селим, не показывая никаких эмоций, спокойно ответил: — Это же я хотел спросить у тебя. — Я отправила их ждать на улице, мне нужно было переодеться, — начала девушка. — Не думала, что в их тупые головы сможет прийти хоть одна ясная мысль. Однако, в следующий раз перед этим я обязательно выбью им мозги, чтобы думать они не могли, хотя бы во время регенерации, — в голосе Ненависти появились ясные нотки ярости. — Если они, конечно, думают головой, а не каким-нибудь другим местом. Селим нахмурился и забеспокоился — вспышка злости Хейт до добра не доведёт. Однако, от раздумий по поводу местонахождения остальной компании сурового Гордыню, разминающую кулаки Ненависть и еле стоящую на ногах Страх отвлек громкий звук рычащего двигателя, с которым, судя по всему, было не все в порядке. Довольно старый автомобиль, быстро представший их взору, начал тормозить заранее, из-за чего до ушей гомункулов дошел ужасно неприятный звук, оповещающий о приближении машины, фактически скользящей по дороге. То, что автомобиль остановился прямо возле них, моментально напрягло компанию — они уже были готовы убежать в рассыпную, как передняя дверь приветливо распахнулась, открывая взглядам сидящего за рулем водителя, в котором за долю секунды угадывался Грид. — Залезайте! — ляпнул он, а Хейт заметила, что на его руках надеты темные и, кажется, кожаные перчатки, оголяющие пальцы, но скрывающие ярко-красный уроборос. Селим, скептически осмотревший транспортное средство с вытянутым капотом, обошёл его и уселся на второе, до этого свободное переднее место, после чего безразличным и, наверное, несколько презрительным голосом спросил у Жадности: — Ты хоть водить умеешь? В ответ на эту реплику Грид только ухмыльнулся и поправил очки, из-за чего Прайд цокнул, отвернувшись от собеседника. Тем временем Хейт усадила на заднее сидение Скэри, бесцеремонно протолкнув её на другую сторону машины, освобождая место и себе, после чего оглушительно хлопнула дверью. — Здесь особого умения и не надо, — улыбнувшись, всё-таки ответил Жадность, надавив со всей силы на педаль и сильно вывернув руль — машина моментально сорвалась с места, издавая уже знакомый неприятный звук, источник которого находился где-то под капотом. Пролетев несколько метров на такой скорости, автомобиль начал сбавлять ход, а потому пассажиры, которых до этого вжало в места, могли расслабиться. Селим, сидящий впереди, даже начал сползать по сидению вниз, как вдруг скорость снова поднялась — теперь сержант чуть не впечатался в часть машины, находившейся перед ним, но вовремя напрягся и всё же остался на месте. Страх от этого тихо, но болезненно ойкнула, а Ненависть решила собрать развивающиеся и летающие по всему салону автомобиля волосы в косу, чтобы сохранить их в более-менее нормальном состоянии. Прайд же попытался докричаться до мужчины, который увлеченно крутил в своих руках руль: — Грид! — в ответ послышались лишь звуки работающего двигателя. — Грид, немедленно поверни свою жалкую и наглую морду ко мне! Автомобиль стал на месте как вкопанный, из-за чего Селим засомневался в сохранности колес. — Ты кому это сейчас, огрызок армии?! — начал свою «высококультурную» речь Жадность. Однако, увидев недобро сияющие глаза Хейт, лицо которой выражало неописуемую ярость, перешёл на мягкий тон. — Что хотел? — Ты совсем головы лишился? Где ты взял эту развалюху, которая при таком обращении через километр рассыпется в прах? — сурово начал спрашивать его Прайд. — И вообще, где тупиковая ветвь эволюции гомункулов в виде пальмы? — добавила Ненависть, приблизившись к передним сидениям ближе. Грид, до этого сохранявший спокойный вид, удивленно открыл рот, услышав последний вопрос, но быстро его закрыл и коснулся висков. Однако, гомункул так и не ответил, так как заднюю дверь разъяренно кто-то снаружи дернул на себя — Хейт сжала кулак и уже хотела вмазать незнакомцу, который объявился как раз с её стороны, как в машину заглянула старенькая бабушка в милом платке, что создавало диссонанс — каким образом пожилая леди так агрессивно дернула дверь? Но, хорошо присмотревшись к лицу, Ненависть и остальные замершие пассажиры заметили до боли знакомые черты, выдающие мимику Энви. — Внучка, тебе бы стоило быть повежливее, — мягким и доброжелательным голосом проговорила старушка, взглянувшая на Хейт, которая в одной руке держала все ещё недоплетённую косу. Девушка удивилась — неужели Зависть слышал это даже на улице? После этого бабушка обернулась и, убедившись, что на улице никого нет, полезла внутрь автомобиля, толкая Ненависть, которая сильно нахмурилась — видимо, не особо была рада тесноте. — Идиот, — проговорил Энви, закрывая дверь. — Не мог подождать? — теперь тихий голос милой старушки стал ещё более похож на голос обычного негодующего и запыхавшегося Зависти. — Прости, но мне нужно было скорее одолжить машину, — Жадность похлопал по большому рулю. — Не было времени дожидаться момента, когда ты найдешь в городе подходящий образ бабуси. Ненависть и Гордыня на это лишь ухмыльнулись, а перевоплощенная старушка вздернула голову. Прайд, рассмотревший бабушку, отметил что маскировка у Энви была замечательная, оставалось надеяться лишь на то, что пожилая горожанка, которой сейчас прикидывался Зависть, Элрикам не была знакома. Он перевел взгляд на Хейт, сидящую рядом — она была сейчас изящна, а по ней совершенно нельзя было сказать, что в этой девушке была скрыта сама ненависть и, собственно, необычная сущность, ведь даже её глаза имели красивый человеческий оттенок. На всякий случай Селим повернулся обратно, вперед, рассматривая в зеркале заднего вида свое лицо — благо, сейчас его глаза были черны как смоль. В поисках какого-нибудь заметного косяка юноша рассмотрел и Грида, но даже тот хорошо позаботился обо всем — его глаза были скрыты за темными очками, а уроборос — под перчатками. Последней оставалась Скэри, которая сидела прямо за Прайдом, из-за чего нормально взглянуть на девушку и удостовериться, что никакого промаха в её виде не было, сержанту не удавалось. Краем глаза он всё-таки приметил уже привычную бледность девушки. Сейчас она выглядела только болезненно и оставалось надеяться, что Элрики, к которым компания и держала путь, не заметят ничего подозрительного: ни уроборос за волосами, ни фиалковые глаза, которые были прикрыты ресницами. Добираясь до нужного им дома, гомункулы вынужденно несколько раз останавливались, спрашивая дорогу у местных жителей, которые радостно отзывались о их «достопримечательности», как нарекли Элрика-старшего. После точных указаний дороги все, кого спрашивали, с сожалением вспоминали об отъезде Эдварда и Альфонса из города, и компании приходилось как минимум четыре раза разыгрывать ужасное огорчение и желание вернуться сюда вновь, когда чета знаменитостей всё-таки вернется. Хотя, на самом деле, их автомобиль с дороги не сворачивал и не разворачивался, чтобы покинуть окраины Ризенбурга, а продолжал уверенное движение к дому алхимиков, пока Прайд уверенно контролировал и давал советы Гриду по вождению транспортного средства.***
Завидев гостей, крупный белый пёс с черными пятнами на спине, лежащий у крыльца, громко радостно залаял, подбегая ближе к машине, после чего начал крутиться возле дверей, активно махая длинным хвостом. — Глупое животное, — тихо проговорил Селим, открывая дверь автомобиля. — Ты что-то попутал, — продолжил он, как только пёс кинулся к нему навстречу, радостно встречая приезжего. Должно быть, у него было что-то не так с восприятием, но тем не менее, собака последовала за Прайдом, когда тот сделал несколько шагов в сторону дома, а потом, обогнав гостя, принялась его обнюхивать и чуть ли не вставать на задние лапы, стараясь дотянуться до лица сержанта. Селим повернул недовольное лицо в сторону машины, откуда вылезал перевоплощенный в старушку Энви, тихо споря о чем-то с Хейт, которая уже стояла рядом с машиной, нервно хмурясь. Грид, судя по всему, старался заглушить автомобиль, но попытки были тщетны, потому Гордыня, вздохнув, развернулся к машине, желая помочь товарищу, как внезапно, сделав шаг, осознал, что идёт с трудом — пёс, вцепившись в синюю военную форму, рычал и тащил гомункула обратно, прямиком к дому. Прайд про себя выругался, а сразу после этого услышал смешок Ненависти, которую эта ситуация забавляла. Старушка в красивом розовом платке тоже улыбнулась, а Жадность, наконец разобравшийся с техникой, стоял рядом, пока на него опиралась уставшая Скэри, вылезшая из машины последней. — А это кто? — спросила, указывая на прилипшего к Селиму пса, Хейт, вместе с остальными подходя к нему ближе. — Это собака, — уверенно ответил Грид, разведя руками в стороны, из-за чего старушка взглянула на Ненависть, слегка приподняв бровь, что придало ей странный и неестественный вид. — Да знаю я, придурок, — Жадность сменил выражение лица на недовольное. — Я спрашиваю имя. Пёс удивленно взглянул на Хейт, но дружелюбия не проявил, наоборот, оскалился и продолжил тянуть Селима за собой. Прайд в ответ сделал недовольное лицо — видимо, и знать не желал кличку этого животного, которое прилагало все усилия, чтобы дотащить сержанта до входной двери. Осмотрев товарищей и дом, приветливо расположившийся на холме, он кивнул и сделал шаг в сторону крыльца, что вызвало у собаки неописуемый восторг. Гость проследовал к двери, оставляя компанию на время позади — ему требовалось объяснить ситуацию и убедить Элриков помочь им. Наверное, было бы лучше, если бы это дело провернула «старушка», но Грид почему-то уговорил заняться этим делом Селима. Пёс радостно обнюхивал сержанта, чем кажется, начинал раздражать сильнее, но Прайд старался не обращать на это внимание, прислушиваясь к почти неслышному шебуршанию за дверью и пытаясь выяснить, кто же находится в доме. Только он поднял руку, чтобы постучать, как дверь со скрипом отворилась, представляя сержанту юношу с очень знакомыми чертами лица. — Что вы здесь забыли, сэр? — несмотря на то, что эта фраза сама по себе была обычной и даже выражала уважение к собеседнику, враждебная интонация подростка превратила её в грубую, неприятную и режущую слух. — Добрый день, — проговорил Селим, откашлявшись. Он, сделав паузу, начал рассматривать стоящего за дверью юношу, часть которого скрывал дверной проем. Его одежда казалась совершенно простой — из-за жары он ограничился кремовой рубашкой и бежевыми штанами, а его короткостриженные волосы имели золотистый оттенок и ровно разделялись пробором, чуть спадая на лицо, оставляя стоящую в середине «антенну». Лицом он сильно напоминал своего отца, даже серьезные золотые глаза были такие же. Похоже, исключительная внешность жителей Ксеркса плотно засела в генах Элриков благодаря Хоэнхайму. — Я сержант местного отделения армии, прошу меня выслушать, — юноша смерил Прайда взглядом, зацикливаясь на его лице. Кажется, Селим выглядел слишком молодо для служащего. — Я сопровождаю путников, которым требуется помощь алхимика. — И какая же помощь нужна? — строгое не по годам лицо подростка стало более спокойным после слов сержанта, однако, серьезность в голосе юноши оставалась. Он приоткрыл дверь — теперь Прайду открывался вид на коридор. — Тобиас, не груби, — толкнула парня неожиданно оказавшаяся рядом светловолосая девчонка, наверное, выскочившая из ближайшей комнаты. Но, увидев на пороге солдата, также застыла, широко открывая свои удивленные светло-голубые глаза. Ростом она была немного ниже своего брата, а мягкие черты ее лица скорее всего позаимствовала у матери. Селим взглянул на её волосы, собранные в низкие хвосты на плечах, и все же увидел в них частичку Эдварда: хоть цветом волосы девушки были светлее, чем у брата, но на солнце они тоже блестели неповторимым золотом. Завидев беспомощность сержанта, к ступеням медленно устремилась старушка, идущая товарищу на помощь. Сестра Тобиаса опустила голову вниз, но удивляться не перестала — их пёс счастливо сидел у ног Прайда, не чувствуя никакой угрозы. — Моей младшей внучке, Мэри, очень нужна ваша помощь. Прошу, выслушайте нас! — жалобно выговорила бабушка, прижав костлявые руки к груди, а Гордыня вновь удостоверился, что Энви мастер своего дела. Тобиас обречённо вздохнул и вместе с сестрой отошёл от двери, жестом приглашая войти. Первым в дом, где веяло приятной прохладой, вошёл сержант, затем старушка, за которой прошли Хейт и Грид, придерживающие еле стоящую на ногах Страх. Златоволосый юноша хотел поинтересоваться, что это за странный мужчина, как его перебили: — Я водитель, — словно прочитав мысли Элрика-младшего, грубо бросил Грид. Пожав плечами, Тобиас закрыл за гостями дверь и прошел ко всем собравшимся, которых его сестра повела в столовую, где было достаточно мест, чтобы уместить всех гостей. Зайдя в дом, Ненависть начала рассматривать простую, но очень уютную обстановку дома, пока светловолосая девчонка вела их в определенную комнату, где, как заметила Хейт, висел крупный стенд с фотографиями разных времен. Усадив с Гридом на один из стульев беспомощную Скэри, она, как и остальные, присела на свободное место, в то время как дочь знаменитого Элрика, тряхнув слегка влажными от жары хвостами, побежала заваривать чай. Ненависть надменно осмотрела окружающих: Прайд и Тобиас сидели, судя по всему, делая вид, что заняты разглядыванием остальных, хотя на самом деле оба, наверняка, искали подвох, а потому, когда их настороженные взгляды пересекались, оба хмурились. Грид старался делать достаточно безразличный вид, ибо чрезмерная взволнованность с его ролью второстепенного плана никак не вязалась, однако Хейт чувствовала, как слегка подрагивают его коленки. Страх кое-как сидела на стуле и тихонько вздыхала от слабости, опустив голову, а Энви сидел и внимательно смотрел на неё как обеспокоенная старушка. Заметив взгляд Хейт, он незаметно ей подмигнул, а его губы чуть растянулись в улыбке — оставалось надеяться, что это укрылось от глаз остальных. «Это ещё что?» — возмущенно подумала Ненависть и, хмыкнув, отвернулась к уже замеченному ранее стенду. На нём были фотографии разных поколений, что показалось Хейт достаточно интересным и она начала тщательно рассматривать каждую из них. Вот достаточно старая фотография маленькой девочки, с супружеской парой — видимо, это её родители. Светлая и голубоглазая, с милой улыбкой — она немногим отличалась от той, что сейчас готовит чай уставшим путникам. Как же ее там...Уинри Рокбелл? Далее висит парочка немного выцветших фотографий с двумя мальчишками — оба с золотыми глазами и волосами — наследство Ксеркса. Хейт улыбнулась только лишь уголками губ, заметив сходство старшего из них с сидевшим в комнате русоволосым юношей. Это однозначно Эдвард и Альфонс, знаменитые братья Элрики. Рядом прикреплено фото тех же детей, но уже с молодой женщиной приятной наружности, каштановые волосы которой были собраны в хвост. Как и её сыновья, она красиво улыбалась. А Ненависть, рассмотрев Тобиаса, находившегося неподалеку, наконец-то поняла, от кого ему досталась темнота волос. Также было много фотографий уже повзрослевших братьев, лица которых с годами постепенно менялись, становясь серьезнее, и лишь на некоторых фото проскальзывали их счастливые улыбки. Наиболее новыми были изображения детей Элрика-старшего, а в самом центре была самая яркая и очень насыщенная цветами свежая фотография, на которой были изображены те же детишки, но в нынешнем возрасте. Хейт неожиданно поймала себя на том, что ей было достаточно интересно рассматривать историю этой семьи, а на душе стало как-то необычайно тепло и уютно, но после осознания к этому добавилось неприятно скверное чувство. Что всё это значило, Ненависть не совсем понимала, однако от странных ощущений её отвлёк тот самый русый парнишка. — Так что у вас случилось? Может, вы всё-таки расскажете, что вас тревожит? — спросил Тобиас, поглядывая на бледную Скэри, сидевшую практически напротив него. — Когда мои милые внучки были ещё маленькие, умерла их мать, моя любимая дочка, — Энви, а точнее старушка, грустно начала рассказывать уже отскакивающую от зубов историю. — Уж не знаем, из-за чего, но покинула она нас в самый трудный час... Моя младшая внучка, Мэри, тогда тяжело заболела, — она опечалено посмотрела на бледную Страх, которой на всякий случай дали то же имя, что и ранее, для «службы» в Южном штабе армии, стремясь запутать Элриков, ведь в гостинице Ризенбурга её записали совершенно под иным. Тобиас чрезвычайно внимательно слушал рассказ, наверное, стараясь найти некий подвох. — Мы с детства ищем выход, все западные врачи и алхимики бессильны, — гомункулы остановили свой выбор на Западном регионе, ссылаясь на то, что он был наиболее отдален от Восточного, а значит, Элрики-младшие вряд ли отправятся проверять правдивость их рассказа туда. — Их отец ушёл на поиски лекарства, но так и не вернулся. Бросив нас, он оставил нам какой-то целебный камень, — бабушка начала рыться в карманах и незаметно ни для кого, кроме Хейт, подмигнула Жадности. — Он сказал найти достойного алхимика и использовать его в чрезвычайной ситуации. — Вы выронили это в машине, — Грид протянул красный осколок, отливающий красивым и несколько неестественным цветом, сидящей рядом пожилой женщине. — Ах, это он! — старушка словно трясущимися руками взяла камень в руки. — Что бы я без вас делала, молодой человек! Спасибо за честность, — поблагодарила она, из-за чего Грид слегка улыбнулся, но с его острыми зубами на улыбку обычного горожанина это не походило, так что Ненависть, внимательно наблюдающая за этим представлением, захотела хорошо ему вмазать. Прайд, сидевший в другой стороне, прокашлялся, а Тобиас Элрик сразу же подозрительно на него посмотрел. Ну, хотя бы один промах укрылся от его внимательного взора. После этого, парень, повернувшись к старушке, попросил взглянуть на камень, но лишь взяв его в руку, удивленно распахнул глаза. — Это же.. Философский камень.. — дрожащими руками юноша поднес осколок к солнечному свету, внимательно его рассматривая. В его взгляде появилось восхищение и удивление. — Откуда.. Это у вас? — Я же сказала, нам его оставил отец девочек, — ответила старушка недоумевающим голосом. Тобиас аккуратно положил осколок на небольшой стол, стоявший перед ним. Создавалось впечатление, что он, осознав насколько удивительную и могущественную вещь держит в руках, решил обращаться с ней максимально бережно. — Поверить не могу, — завороженно проговорил он. — Этот камень — мечта многих! Он дает алхимикам колоссальную силу и возможности, — начал говорить Тобиас, а Селим недоуменно посмотрел на сидящего рядом. Почему он так реагирует на это? Неужели никто из семьи не посвятил детей в страшную тайну? Собственно, это было гомункулам на руку, но Гордыня был удивлен. Элрик-старший не боялся, что его дети повторят его же ошибку? Энви тем временем прислушался к монологу Тобиаса о возможностях камня, пусть и такого маленького. Почему и Прайд, и Грид, имея у себя столь могущественную штуку, воспользовались ей именно так? Ведь каждый из них мог найти способного алхимика и, допустим, даже под страхом смерти, заставить его делать что-то в угоду себе. Да, даже без философского камня у них была такая возможность! Из-за чего же оба пришли к одному и тому же, пусть, как могли — оба желали создать или вернуть себе подобных. Может, здесь была вина самых чувств, какими являлись Гордыня и Жадность. Первое, можно сказать, приводило к слепому эгоизму, а от этого, несомненно, просыпается высокомерие и желание возвышаться над остальными. Прайд, собственно, всегда был авторитетом среди остальных гомункулов — неудивительно, что он решил вернуть именно их. Также и Жадность — желание получить все себе в угоду. Нет ничего странного в том, что он не обратился к Селиму сразу, ведь понимал, что тот работать на него точно не станет. Зато, создал себе «собственность» самостоятельно, однако Хейт, кажется, почти повторила судьбу своего «папаши», быстро уйдя из под власти создателя. Зависть остановился на том, что оба поступали так из-за своей сущности гомункулов и, получается, грехов, но все ещё сильно в этом сомневался. Из размышлений его вырвал звонкий голос молодого Элрика. — Здесь нужно вмешательство человеческой и лечебной алхимии, без них тут явно никак, — спустя пару минут вынес вердикт Тобиас. — Думаю, здесь нужна помощь дяди Ала и тети Мэй, — задумчиво проговорил юноша, из-за чего Энви был ужасно недоволен, но виду не подал. Конечно, хорошо то, что юный алхимик не видел никаких странностей или подвоха, но это Зависть раздражало. Может, сказать ему все прямым текстом? Однако, на удивление, желание угрожать пропало, а гомункул задумался что может последовать за этим, ведь им не удастся остаться в таком случае незамеченными, как в старые добрые времена. — Они оба сейчас в Ксинге, — произнесла его сестра, входя в комнату с фарфоровым чайником и несколькими чашками в руках. — Когда я был ещё маленьким, я слышал о талантливом алхимике Эдварде Элрике, — вдруг заговорил Селим. — Я был более чем уверен, что он живёт здесь.. — Энви, Хейт и Грид недовольно взглянули на сержанта, думая, что эта реплика приведет к тому, что им по желанию этих детей придется дожидаться прибытия Стального. — Разве это не так, Шарлотта? Лицо Ненависти почему-то резко сменилось на удивленное — она впервые слышала имя дочери Элриков, но, кажется, не из уст того, от кого это следовало ожидать. Сама девушка перевела взгляд на Прайда и кивнула, судя по всему, не видя ничего подозрительного в том, что сержант обратился к ней по имени. А вот её брат, наоборот, задумчиво припоминал, называл ли он сестру по имени при этих людях — кажется, что-то подозрительное он все-таки чувствовал. Селим, судя по всему тоже напрягшийся от того, что выдал имя, вычитанное где-то, где говорилось об Элрике-старшем, старался сделать невозмутимый вид, словно ничего необычного здесь не было, хотя, это, конечно, было странным — с одной стороны они выражали полную неосведомленность, оказавшись здесь в тот самый момент, когда нужный им Стальной алхимик отсутствовал, а с другой.. — Эдвард Элрик действительно живёт здесь, — ответил Тобиас, поправив челку, спадающую на глаза. Вроде, он был спокоен, а значит, не нашёл повода для беспокойства. — Нам, как его детям, лучше знать, — в его голосе слышались несколько недовольные нотки. — Однако, алхимией он не занимается уже более двадцати лет, — обреченно закончил парень. — Почему? — с наигранным удивлением спросил Бредли. — Отец обменял свои Врата на тело нашего дяди, — тихо ответила Шарлотта, словно рассказала им по секрету что-то страшное. — Искусство алхимии для него закрыто. — А как же вы? Я слышала, что у него растут умелые детишки, — вдруг внесла свою лепту Хейт. — Прошу вас, помогите моей сестре! Она умирает, но я ничем не могу ей помочь, — из её глаз покатились слёзы. Возможно, она тоже умелая актриса.. или это не игра? — Пожалуйста, молодые люди, — практически дрожащим голосом произнесла «бабушка». — Моя дорогая внученька чахнет прямо на глазах.. — Энви покачал головой и коснулся рукой своей щеки, выражая ужасное расстройство, как вдруг краем глаза заметил широко открытый фиолетовый глаз своей «внучки», скрытый от других прядями темных волос. Кажется, даже сама Скэри заинтересовалась этой театральной постановкой. Тобиас, тронутый этой картиной, уверенно встал со своего места и, набрав в грудь воздуха, сказал: — Кажется, в комнате отца была книга о человеческой алхимии, — решительно заявил он. — Но, — залепетала Шарлотта. — Может стоит дождаться родителей? — компания гомункулов напряглась и вновь покосилась на Прайда. — Они вернуться не раньше чем через три дня, Шарли! Нет времени ждать, нужно помочь, — тут же компания облегченно вздохнула, ведь объявись здесь коротышка — дело накроется медным тазом. Тобиас, резко встав, быстрым шагом направился в другую комнату, а Шарлотта, проследив дорогу брата до двери, обратилась к гостям: — Я налью вам чай, — после этой фразы девчонка, мило и гостеприимно улыбаясь, расставляла чашки на столе. Посуда была не новой, а повидавшей многое, но заменять её, видимо, не хотели. Быть может, она с ней у хозяев дома связаны хорошие воспоминания? Хейт тяжело вдохнула, припоминая их «особняк» — никаким гостеприимством и не пахло, а побитые чашки напоминали разве что об побоях Прайда и исчезновениях Скэри. Как бы ей не хотелось себе в этом признаваться, жизнь Элриков была намного приятнее. — Вы уж простите Тобиаса за его грубость, — извинилась Шарлотта, наливая чай Хейт. — Уж больно он не любит незнакомцев, никто не знает почему. Мама говорит, что он ведёт себя, как папа в его же годы, — лицо девушки озарилось милой улыбкой, что сделало ее ещё милее. — Однако, он не такой маленький, как папа в свои шестнадцать, — в ответ на эту реплику Грид улыбнулся, а Прайд лишь ухмыльнулся уголками губ, в то время как Энви откровенно заржал. Благо, в образе бабушки он выглядит как простая смеющаяся старушка. Ненависть все же незаметно наступила под столом ему на ногу, чтобы особо не расслаблялся. Тот сразу замолчал и начал выкручиваться: — Надо же, как интересно получилось! Очень замечательно, когда дети похожи на своих родителей, — на этих словах Энви осмотрел Хейт, после чего смерил взглядом Грида, нагло ухмылявшегося этой ситуации. Нет, не очень замечательно. — Да, — улыбнулась бабушке блондинка. Найдя нужную книгу у отца и обнаружив в ней требующуюся информацию, Тобиас схватив ещё несколько рукописей, возможно, ещё потребующихся в изучении этого вопроса, понёсся в столовую, к остальным. Однако, его неожиданного возвращения, о котором оповестила внезапно распахнувшаяся дверь, не ожидал никто, особенно Шарлотта, наливавшая в этот момент чай Селиму, аккуратно державшему кружку в руках над собой — судя по всему, за посуду он начал беспокоится с тех самых пор, когда получил нагоняй от Ненависти. Рука девушки дрогнула и весь чай тут же оказался на белоснежной рубашке сержанта, которую открывала расстегнутая верхняя часть формы. Наверное, он так бы и остался сидеть с кружкой в руках, но его всё-таки отвлёк грозный взгляд Хейт. Она грозила ему кулаком и взглядом указывала на него, однако Прайд в первую секунду не догадался, что она имеет в виду, ведь чашка, за которую он беспокоился больше всего, была целой, однако переведя взгляд на свою одежду, Селим заметил на своей рубашке огромное пятно от горячего, как кипяток, чая. Ему, частично, но всё-таки гомункулу, больно не было, но в этой ситуации он лишь парнишка сержант, а потому Прайд сразу же соскочил со стула и начал дуть на липкую и горячую ткань. — Простите меня, прошу, я виновата, — засуетилась Шарлотта, действительно испугавшаяся от такой оплошности и напоминая Хейт, скрывающей смех от этой ситуации, уже знакомую ей Алишу Марлос, делившую с Прайдом небольшой кабинет в Южном штабе. Пока сержант Бредли разыгрывал концерт, в котором он значился главным героем и правдоподобно корчился от боли, вызванной пролитым на него чаем, девушка совершенно не знала, что делать. — Простите, — пробормотала она. Тобиас, как и прочие присутствующие, наблюдал за развернувшейся картиной, однако в данный момент его привлекало именно поведение юноши, а точнее — слишком медленная реакция. Возможно, она была и вовсе наиграна, но парень откинул эти мысли и решил помочь сестрёнке, застрявшей в весьма неловкой ситуации. — Шарли, отведи нашего гостя в спальню родителей и дай ему какую-нибудь рубашку папы. Извините пожалуйста, — убедительно заговорил он. — Не стоит, — начал отпираться Селим. — Будет некрасиво военному ходить по мирной улице в грязной рубашке, — Тобиас продолжал уверенно и спокойно. — Подумайте хотя бы о своей маме, которая явно бы не оценила такого поступка, — Прайд смутился. И как этот мальчишка додумался упомянуть матушку этого недогомункула, мадам Бредли? И ведь попал прямо в яблочко — не один раз получал Бредли-младший нагоняи от матери, когда в детстве приходил домой в грязных вещах. От не самых приятных воспоминаний юноша замер и, вздохнув, сказал: — Ну раз уж вы настаиваете.. Шарлотта, моментально выпорхнув из столовой, направилась в сторону лестницы. Селим сначала затормозил, глядя девчушке вслед, но, опомнившись, быстрым шагом последовал за ней. Поднявшись по лестнице на второй этаж, она провела его до конца небольшого коридора и, на момент остановившись у последней тёмно-коричневой двери, легонько её толкнула, из-за чего в коридор просочились яркие лучи солнечного света, мешающие разглядывать комнату. Щурясь, Селим вошел внутрь, где наконец смог рассмотреть место, куда его привели. Помещение было небольшим, а стены казались очень светлыми, словно сами излучали свет; тёмный пол оказался деревянным и немного поскрипывал от шагов сержанта. В правой от двери части комнаты стоял стеллаж с малым количеством книг, за ним — кровать и тумбочка, — в противоположном углу стоял простенький шкаф для одежды, что давало понять, что в этой комнате хозяева много времени не проводят. — Я поищу подходящую рубашку, — проговорила Шарлотта, отойдя к шкафу. В ответ на это Прайд кивнул и снял с себя верхнюю часть формы — не хватало, чтобы и она намокла. Несколько минут девушка возилась в шкафу, перекапывая одежду отца и периодически извиняясь, пока сержант успокаивал её короткими фразами вроде «Всё в порядке». Однако, скоро просто стоять и ждать ему надоело, потому юноша решил расстегнуть рубашку. Как джентльмену, ему не хотелось торопить даму, да и как культурному соблюдающему гигиену человеку, не хотелось стоять в липкой мокрой одежде. Расстегнув все пуговицы, он облегчённо вздохнул — все-таки, день был достаточно жарким, да и кипяток, пролитый на него, эту температуру только повышал. — Вот эта, кажется, подойдёт, — вдруг развернулась Шарлотта, держа в руках отглаженную белую рубашку, но увидев частично оголённый торс Селима, девушка смутилась и, неуверенно протянув ему одежду, быстро вышла из комнаты, сообщая, что будет ждать за дверью. Сначала Прайд даже не понял, что заставило девушку так странно отреагировать. Не заподозрила ли чего эта Шарлотта? Но, снимая пропитанную чаем одежду, он задумался, и к нему все-таки пришло осознание — девчонка ему не нянька и не матушка, купавшие его в детском возрасте, да и он выглядит явно не на девять лет, как ранее, к чему уже привык. Селим нахмурился и почувствовал стыд, но, стараясь на этом не зацикливаться, он накинул поверх рубашки военную форму и, взяв грязную одежду, вышел из комнаты. А когда-то он бы отдал всё, чтобы словить тут ценную жертву. Поглядев по сторонам, он нашёл блондинку в противоположной стороне коридора — она разглядывала что-то на стене. Прайд несколько настороженно подошел ближе и заметил, на что так внимательно смотрит девушка. На стене висело несколько фотографий в рамках, которые, наверное, были необычайно важны для хозяев дома. Большую их часть составляли фотографии с младшими Элриками, сделанные в разных возрастах детей. Вот совсем недавнее фото, а вот, казалось бы, их первый семейный портрет — в кадре расположилась вся семья. Но Шарлотту привлекало не это. Чуть сбоку, дальше от остальных фотографий, висела иная рамка, а сама фотография казалась менее насыщенной, чем остальные — она была старой. В детях отчетливо узнавались черты Элриков, но помимо них в кадре была и их мать, а также Хоэнхайм, так сильно напоминающий внешне и создателя Прайда, однако, в отличие от него, отец братьев казался настоящим — по его лицу стекали слезы, а лицо выражало неописуемую грусть. Юноша хотел окликнуть девчонку, но вспомнив произошедшее в комнате, задумался. И как теперь поступить? Он собирался что-то сказать, однако, запутавшись в мыслях, смог выдавить только тихое мычание и кашель. Шарлотта сразу же обратила внимание на посторонние звуки, но не оглянулась, а продолжила рассматривать фотографию. — Это фото моего отца и дяди с их родителями, — вдруг произнесла она. — Я никогда не видела дедушку и бабушку, потому что они умерли ещё до рождения Тобиаса. Я знаю, что моя бабушка была доброй и трудолюбивой женщиной, а мой папа и дядя Альфонс очень любили её, однако, она скончалась от тяжёлой болезни ещё в их детстве, — Шарлотта неуверенно провела рукой по резной рамке. — А дедушка? — спросил Прайд, отмечая, что называть так Хоэнхайма ужасно непривычно и, кажется, совсем не вяжется с тем, кем он был на самом деле. — Про дедушку я ничего не знаю, — грустно пожала плечами девушка, заканчивая свой рассказ. — Неужели никто ничего тебе не рассказывал? — продолжил расспрашивать девушку Селим. Оказывается, что даже он знает о Ван Хоэнхайме больше, чем его собственная внучка. — Когда мы с Тобиасом были совсем маленькими, ещё живая бабуля Пинако говорила, что он ушёл из семьи ради очень важной цели, — ответила Шарлотта, чуть опустив голову. — Ради чего же он ушёл? — с наигранным интересом спросил юноша. Уж ему-то уже двадцать лет как ясно, почему и зачем отец Элриков покинул семью. — Я не знаю, — ответила девчонка, поворачиваясь к сержанту. На её лице была легкая улыбка. — Вы, наверное, думаете, какая у меня странная и непонятная семья, да? — произнесла она и, не дожидаясь ответа, продолжила. — Меня тоже мучает этот вопрос, но, — она замолчала, но спустя секунду заулыбалась ещё сильнее. — Я люблю тех, кого могу назвать своей семьей. — Я понимаю, — неожиданно проговорил Селим, а девушка удивленно посмотрела ему в глаза, после чего спросила: — А ваша семья.. Какая она? Прайд застыл от неожиданности, глупо смотря в глаза девчонки, которая практически достигала его ростом. В первые секунды он почувствовал некое волнение, но оно не беспокоило его долго, так как за все время он уже поверил в рассказ, множество раз повторяемый. Или поверил намного раньше? Всё же, он находился в доме Элриков, а потому нужно было думать, что говорить, не давая кому-то что-то заподозрить. Прайд постарался прокрутить в голове настолько знакомую историю о его жизни — иногда она казалась ему намного лучше его настоящей, из-за чего Селим начал подозревать, что имеет какие-то отклонения в психическом плане, заставляющие кидаться Гордыню из одной стороны в другую и создавая в голове непонятную путаницу, из-за которой он даже терялся в собственном «я», не зная, кто он есть на самом деле. Мысли почему-то начали спутываться, а Прайд внезапно осознал, что по его щекам течёт что-то теплое. Сержант был точно уверен, что в этот раз это был точно не чай, а потому моргнул, моментально почувствовав на ресницах капли слез. Он резко поднял руку, чтобы вытереть стекающую слезу, надеясь, что это укрылось от глаз Шарлотты, которая снова повернулась к семейным фотографиям. Селим широко открыл глаза и заморгал, думая, что отдал бы все ради того чтобы провалиться сквозь землю. — Извините, — расстроенно проговорила девушка, повернувшись к нему и заметив если не слезы, то странное выражение лица сержанта точно. — Я совершенно не думаю перед тем, как сказать что-нибудь! Прайд хотел выдать в ответ что-то вроде «Всё нормально», но осознал, что повторял эту фразу чересчур часто, а потому лишь замер, неуверенно сглотнув и от этого почувствовав ком в горле. Ощущения были настолько отстраненными, что юноше показалось, что тело ему не повинуется. Селим бы так и остался стоять с недоуменным лицом, если бы девчонка не постаралась виновато улыбнуться, опустив взгляд вниз — её взору представилась рубашка, которую Прайд сжимал в руке. Однако, помимо огромного пятна от чая, на ней было несколько капель крови. — Тяжело служить в армии, да? — она постаралась как-то перевести тему, но Селим от этого лишь почувствовал, что не в состоянии видеть — глаза застилала вода, а после того, как он прикрыл их, по щекам вновь потекли слезы. — Да, — спокойно ответил он, все ещё не понимая, что же заставило его разрыдаться при девчонке, стоящей рядом. А в армии Прайду было действительно тяжело — хотя бы из-за того, что его разрывало на части каждый раз при общении с его армейскими товарищами, собственно, как и сейчас. Неспособный высказывать эмоции и слабости Гордыня первое время оправдывал все тем, что это обычная игра, но потом вовсе запутался в себе и старался этих мыслей избегать, однако, все это было ужасно тяжело. Особенно тогда, когда в штаб пришлось провести Хейт и Скэри. Голова от этих мыслей заныла, а Селим уставился в пол. — Мои родители говорили, что иногда нужно давать волю эмоциям, — как-то постаралась помочь Шарлотта, видя тот ужас, что выражало лицо Прайда — наверное, сержант был уверен в том, что его авторитет в глазах мелкой девчонки упал ниже плинтуса. — Иногда нужно выплакаться, от этого станет лучше. Сержант чуть сгорбился, вытирая слезы рукой, из-за чего его лицо становилось красным, хоть по нему и не было видно того, что он плакал. Шарлотта его не торопила, но видя, что Прайд приходит в себя, мило улыбнулась. — Идём, — проговорил Селим и, не взирая на девчонку, начал спускаться по лестнице, чувствуя что-то неясное, но довольно приятное. Может, после того, как все накопленные эмоции вырвались наружу, ему и правда стало лучше?