***
— Готово, — устало провозгласил парень, откинув мел и отодвинув дальше книгу, лежащую рядом. Шарлотта пролистала в ней несколько страниц, но, не найдя ничего интересного, вовсе захлопнула её. Все это время она провела просто рассматривая картинки, так как не сильно интересовалась точностью чертежей. Громадный, ровный круг украшал пол подвала. Белоснежные ровные линии идеально и точно соединялись, не было ни одной неточности, из-за чего Хейт была вынуждена отдать должное юному Элрику — талант у него, несомненно, был. Тем временем, гробовую тишину разорвал его звонкий, ещё немного детский голос: — Подойди, — эхо отразилось от стен подвала, оставляя лишь тихое, словно потустороннее, еле доносимое «иди, иди, иди». Скэри приподнялась. Хейт заметила, что руки её «сестры» до запястий практически невидимы даже сейчас, несмотря на ужасный свет, — только лишь тонкие, бледные очертания говорили о том, что кисти рук все же были на месте. Ненависть дернулась с места, чуть не опрокинув и без того едва держущийся стул, чтобы скрыть это от взоров алхимиков. Взяв Страх за еле заметную кисть руки, она прикрыла её своей ладонью, чтобы никто из присутствующих не заподозрил неладного. Скэри же сделала несколько небольших шагов, но было видно, что для этого она прилагает неимоверные усилия. Казалось, что девушка вот-вот упадет на пол. Однако, заступив за круг, она дернула руку. — Я сама, — тихо проговорила она Хейт, из-за чего та опешила, услышав слова, которые она не ожидала от слабой, почти исчезающей девушки, от её «младшей сестры», ранее никогда не пытавшейся отстоять своё мнение. Что это было? Геройское проявления мужества — такого чуждого, противоположного самой природе, самому смыслу страха чувства? А Скэри пошла. Сложно наступая на ноги, медленно, но сильно, из-за чего Ненависти буквально стало не по себе — она не знала, что происходит, но чувствовала что-то неладное. Может, это из-за алхимии? Но преобразование ещё не началось, а алхимики даже не прикоснулись к кругу. Страх встала прямо в центр. Тобиас глянул на девушку и промолвил, почти не произнося слов: — Тебе стоит присесть. Но эхо разнесло даже кроткий шепот по всей комнате, отразив его от стен, после чего успокоившись и дать трем словам замолчать, исчезнуть и остаться лишь в воспоминаниях. Скэри присела на колени, а Хейт подумала, что это напоминало безмолвную молитву, где каждый думал о своем счастье и выгоде. А о чем думала её сестра? Она не знала. Элрики всё-таки подошли к кругу; Тобиас его обогнул, встав на противоположной стороне от Шарлотты, прямо перед лицом Страх, перед её безмолвными фиалковыми глазами. Ему стоило всего лишь опустить взгляд на её руки и сразу бы стало понятно, что перед ним не человек. Но он не смог бы этого сделать, потому что сам поверил и внушил себе сказку о больной внучке. А гомункулы были похожи на людей. Внешностью, чувствами, пороками, грехами, мыслями. Все это давало возможность назвать их людьми, но никто этого не совершал, потому что человечеству нужны монстры, примеры, приводящие в ужас. И ведь из-за этого люди не осознавали, что они точно такие же. Хейт отошла в сторону Шарлотты и, стоя справа от девушки, тяжело смотрела на сгорбленную от усталости и боли спину Скэри. Тобиас наконец прикоснулся к кругу чуть подрагивающими руками. Одному ему известно, что было у него на уме. Подвал осветил синий цвет, отражающийся и преломляющийся от стен также, как и эхо произнесенной фразы. А Ненависть осознала то, что перевернуло её сознание. Ведь это мужество, эта сила умирающей жизни — человеческие чувства. Так почему создания, созданные другим способом, но идентичные людям, нельзя назвать настоящими людьми, способными чувствовать то же самое? «Скорее уж люди гнилые и неполноценные» — промелькнуло в сознании у девушки. Она так увлеклась серьезными самопознаниями, что не заметила собственной ошибки — задумавшись, она подала корпус вперед и её голова опустилась чуть ли не на территорию уже действующего круга. Хоть и дети Эдварда Элрика действительно были одаренными, они были новичками в своем деле, а тем более в человеческой алхимии. И если Тобиас, старший и явное дело более подготовленный, как-то сдерживает энергию круга равномерно, его сестре это дается намного тяжелее — свечение с ее стороны иногда колебалось и свет шел в разные стороны, а не вверх. Но простой ли это свет? Конечно нет, ведь это энергия сложной и мощной алхимии. Хоть и ее брат был совершенно спокоен и даже умудрялся наблюдать обстановкой в комнате, Шарлотта была до невозможности взволнована и никак не могла собраться с мыслями. В очередной момент, когда по коже девушки прошлась волна мурашек из-за их нынешних действий, одна искра полетела в сторону Хейт. Завидев это краем глаза, Тобиас тут же перевел взгляд на Ненависть, которая замерла как кукла с вырезанной на лице болью. Искра будто уже хотела отлететь вверх, но резко сменила направление и врезалась в её левый бок, вернувшись в круг с иной реакцией. От удивления парень распахнул глаза — реакция на вроде бы совершенно обычную девушку оказалась алой. Ему показалось, что сердце пропустило несколько ударов. «Что это сейчас было? Галлюцинация?» — голова Элрика-младшего заполнилась кучей диких вопросов, из-за чего ему почему-то стало страшно. Словно почувствовав это, Шарлотта обеспокоенно посмотрела на брата: — Тобиас? — парень всем своим видом решил показать невозмутимость и кивнул девчушке. Убрав руку от круга, он сунул ее в карман — пришло время приступить к самому главному. Достав алый камешек из брюк, Тобиас подкинул его в центр, к сидящей там бледной Скэри. Он вновь опустил вторую руку, из-за чего алхимическая реакция изменила цвет на ярко-красный. От пыли, поднявшейся вокруг, Хейт перестала что-либо видеть и отошла назад. Позже она разберется с мальчишкой, если, конечно, потребуется, а сейчас у неё есть лишь надежда на выздоровление умирающей Скэри. И больше ничего. — Держись, сестра, — тихо прошептала она.***
Сквозь большое окно, светло-бирюзовые шторы которого были собраны у стен, столовую освещали яркие лучи солнца, которые просвечивали сквозь ажурную люстру и красивой тенью оставались на белой стене. Конечно, комната выглядела бы очень светло и умиротворенно, если бы не мрачные лица тех, кто в ней сейчас находился. Будучи в уединении от посторонних лиц, «бабуля» Энви приобрела свой истинный облик и постукивала пальцем по столу; Грид снял свои излюбленные очки и, попивая уже холодный чай, смотрел пустыми глазами куда-то в сторону. Зависти впервые было жаль своего давнего «братца-предателя», ведь по нему действительно было видно дикое волнение, ранее скрывавшееся от хозяев дома. Жадность долго терпел подозрительный взгляд со стороны Элрика-младшего и вся невозмутимость вышла из него как пар из чайника, стоило только закрыться двери в столовую. Вздохнув, парень перевёл взгляд на Прайда: тот сидел с красным лицом и широко раскрытыми глазами, а также периодически ощупывал рубашку, данную ему той блондинистой девчонкой — видимо, чувствовал дискомфорт, находясь не в своей вещи. А вдруг она пропитана какой-нибудь зловещей алхимией Стального, отрицательно действующей исключительно на гомункулов? Даже если это и было так, Зависть, фыркнув, отвернулся и промолчал, не собираясь сообщать свои догадки Селиму. Однако, интерес к произошедшему наверху у Энви оставался: из-за чего это лицо всегда невозмутимого сержанта приобрело пунцовый оттенок? Истолковав это для себя в несколько ином ключе, чем было на самом деле, гомункул усмехнулся. Видимо, мысли его товарища касались той мягкой и растерянной Шарлотты, которая не была во вкусе Энви: светлые волосы по плечи, собранные в детские хвостики, тёплые голубые глаза — типичная аместрийская внешность. Да и ей всего четырнадцать, даже для «младшенького» как он, девчонка будет уж слишком юна. В голове Зависти тут же возникла Хейт: она была высокой, с длинными тёмными волосами, и холодными, пронзительными синими глазами, а также отличалась резким характером. Хотя, если подумать, Ненависть будет намного младше, чем Шарлотта Элрик.. Парень шлепнул себя ладонью по лбу из-за осознания своих мыслей. Казалось бы, его сильно раздражает эта заносчивая брюнетка: то в нос ударит так, словно врезался в поезд, идущий на полном ходу, то лезет целоваться. Вспомнив ту неловкость, что произошла вчера вечером, на его лице вновь появилась довольная ухмылка, как вдруг гордость и злость взыграли в его голове, из-за чего Энви подумал, что Хейт вертит им так, как хочет. Вскочив и стукнув по столу, он неожиданно для его соседей начал орать: — Засранка! — никак не реагирующие на окружающий мир Жадность и Гордыня вздрогнули от воплей и покосились на сидящего рядом Зависть. — Что? — спросил он, пожимая плечами. — Да так, ничего, — как-то горько засмеялся Грид. — Просто у кого-то мысли витают совершенно не в тех облаках, — в ответ на это солидарный с Жадностью Прайд ухмыльнулся, что привело Энви в ярость, учитывая его необоснованные догадки о том, что сейчас происходило в голове Селима. Зависть, всем видом выражая своё негодование, покосился на сержанта: — А сам-то! По твоей роже видно, что ты там думаешь о дочке коротышки! — Прайд суровым взглядом посмотрел на собеседника. Кажется, скрыть то, что он разревелся на втором этаже этого дома ему удалось, но вот красноту лица из-за плача — нет, что и стало поводом для фантазий Энви. Селим не собирался отрицать, что в этот момент его мыслях всё-таки вертелась Шарлотта Элрик, но они были явно не такого характера, как вынес на публику Зависть. В действительности, сержант раздумывал больше о реакции девчонки на его эмоции — судя по тому, что она не знает о его истинной сущности и Гордыне, Шарлотта отреагировала нормально. А как бы поступила девчонка, узнав, что перед ней рыдает гомункул, когда-то пытавшийся практически убить её отца? Грид за долю секунды вернулся в своё обычное состояние, смеясь над этой ситуацией, а на лице Энви появилась самодовольная ухмылка, которая когда-то была его чуть ли не самым главным атрибутом. — Что такое? — спросил он, видя молчание Прайда. — Кажется, я кого-то спалил! — Смотри не поплатись за свои слова, — строго произнес Селим, недовольный этой ситуацией. Хорошо, конечно, что остальные не узнали, что действительно произошло наверху, но и шутки по поводу дочери Элрика ему также не хотелось выслушивать. — Не забывай, что я не слабый человечек. Странный спор и выяснение отношений продолжалось ещё несколько минут и окончился тем, что каждый остался при своём. Зависть, все ещё улыбаясь, плюхнулся на свой стул и принял образ бабушки, будучи до сих пор уверенным в своей правоте по поводу задумчивости Прайда. Жадность облегченно вздохнул, так как уже хотел самостоятельно прекратить этот балаган. — Думаешь, они скоро придут? — спокойно спросил у Энви Селим, в голосе которого все-таки слышались какие-то неприятные нотки. — Осторожность ещё никого не убила, — ответила старушка, усевшаяся в совершенно неподходящую к своему образу позу, попросту развалившись на стуле. — Надо же, на старости лет осторожничать начал, — Бредли лишь немного улыбнулся. — Вот насчет возраста молчал бы, — Зависть метнул яростный взгляд в сторону сержанта, после чего, сдерживая смех, назвал его по имени, имитируя нежный голосок заботливой бабушки. — Селим. — А ну живо прекратили, — наконец вмешался в противостояние Жадность. — Надоели уже! — Папочка негодует, осторожнее, — ехидно проговорил старческим голосом Энви. — Папуля не в настроении? — безразличным голосом спросил Прайд, а фраза прозвучала настолько забавно, что Зависть громко расхохотался. — Очень смешно, — недовольно пробурчал Грид, отворачивая голову от товарищей в сторону двери, откуда внезапно показалась голова пса, который уверенно прошёл в центр комнаты — прямо к гостям. Энви, также это заметив, приложил палец губам, давая всем понять, что лучше молчать. — Почему это? — возмутился Грид, а Зависть замахал руками в ответ. — Откуда мы знаем, где здесь подвох? — он указал пальцем на виляющую хвостом собаку, которая уселась возле стола. — Вдруг это — химера? — Идиот, твоя осторожность переходит все границы, — ответил Жадность. — Если бы это была химера, она бы понимала наши разговоры и могла бы говорить! — Вдруг она все запомнит и расскажет Элрикам? — негодующий Грид внезапно замер, также как и Энви уставившись на пса, который непонимающе осмотрел присутствующих. — Как хорошо, что я превратился раньше, — несколько испуганно и почти неслышно прошептал Зависть. Собака его проигнорировала, смело направившись к ногам сидящего неподалеку сержанта, который напряженно осмотрел животное, радостно виляющее ему хвостом в знак приветствия. Сидящие в комнате нахмурились, а пёс, видя то, что Прайд на него не реагирует, потянулся дальше, и, достав мордой до руки сидящего, начал её облизывать, из-за чего лицо брезгливого Селима резко сменило выражение, выражая неприязнь, однако сам Прайд был не в силах пошевелиться. Энви вдруг засмеялся: — Надо же! В этом доме тебя любят не только девушки, но и собаки! — в ответ на это лицо сержанта вновь стало спокойным, а он высокомерно посмотрел на Зависть, из-за чего тот начал смеяться ещё сильнее; буквально через секунду к нему присоединился и Жадность. Пёс, видя не очень дружелюбное отношение Селима к двум другим гостям, вдруг оскалил клыки и зарычал, наступая на перевоплощенную старушку, из-за чего Энви взвизгнул, вскочив со своего места. Однако пёс резко переменился и, отвернувшись от бабушки, начал лаять на пол, чем ввёл в недоумение собравшихся здесь. Но спустя мгновение, Грид, нахмурившись, спросил: — Вы это чувствуете?***
Красное свечение угасало в глазах Тобиаса. Была ли это его личная галлюцинация или всё-таки реальность, он осознать не мог просто потому, что не знал чего ожидать от столь сильной трансмутации. Эта сторона алхимии ему еще не была знакома — отец никогда не рассказывал про неё, видимо, просто не хотел подавать своим детям плохой пример, искалечивший жизнь его самого и своего младшего брата. Однако, Элрик-младший хотел верить в то, что это подходит к концу, ведь руки парня уже начинали дрожать. В этом нельзя было обвинить холодную температуру подвала, нет, сейчас там было достаточно тепло — алхимическая реакция достаточно быстро разогрела воздух. Тобиас был уверен, что это от волнения и страха, неожиданно охватившего его. Страх был перед тем, что он глупо истратит философский камень, с которым обращался впервые, и не поможет бедной девушке и её родственникам. А может это чувство было влиянием самой сущности гомункула, сидевшего в центре круга, однако об этом никто из детей Стального, увы, даже не подозревал. Молодой алхимик был на пределе, а свечение само начало принимать более светлый оттенок, что дало и Тобиасу, и Шарлотте знак к завершению. Энергия прекращала циркулировать, а сердце юноши, готовое вырваться из груди от такого напряжения, начало восстанавливать нормальный ритм биения. Тобиас оторвал руку от круга и откинул голову назад, приложив её ко лбу. И рука, и лицо были раскаленными, словно угли в камине. Он вытер рукавом рубашки капли пота и, тяжело дыша, посмотрел в центр. Девушка, сидящая там, даже не шелохнулась, сидя все так же ровно. Единственное изменение, которое смог заметить юный алхимик — прикрытые глаза и маленькая, но блестящая в тухлом освещении слеза, быстро прокатившаяся по щеке и упавшая на круг, где моментально исчезла. «Неужели реакция была настолько сильной?» — промелькнуло в голове Тобиаса и он легко коснулся начерченного на полу круга, после чего, чуть взвизгнув, отдернул руку от горячей поверхности. Как он спокойно касался круга во время трансмутации? Это оставалось неизвестным для него. Краем глаза он заметил, что Шарлотта, всё ещё сидя на месте, отряхнула одежду от пыли, которая внезапно поднялась в подвале, а сестра больной девушки по прежнему стояла в стороне. Она осторожно сделала шаг на поверхность круга и, убедившись, что обуви ничего не угрожает, кинулась в центр круга. — Ск.. Мэри! — внезапно забывшись, Ненависть чуть было не выкрикнула настоящее имя девушки, но вовремя опомнилась. Она упала на колени и, словно не чувствуя раскаленный пол, приобняла неподвижную Страх. В любой другой бы момент Хейт бы начала кричать про бездарность алхимиков, но сейчас она это делать не будет, ибо свою работу они выполнили как нужно — пусть руки Скэри оставались такими же холодными и бледными, как и она сама, все её тело было осязаемым и никуда не исчезало. Страх была с ней, со всеми, и она никуда больше не пропадёт. Как только Ненависть крепко сжала Скэри в объятиях, та резко распахнула глаза, словно вышла из транса. Сейчас она определенно чувствовала каждый миллиметр своего тела и то, как крепко её сестра прижалась к ней. — Кейт.. — севшим, но радостным голосом шепнула Страх, а когда Хейт резко разжала руки, осознав, что чуть ли не задушила девушку, опустила взгляд вниз. В её глазах впервые читалась искренняя радость. Тобиас слабо улыбнулся и посмотрел на свою сестру, которая довольно смотрела на картину, разворачивающуюся прямо перед ними. Однако, обратив внимание на руки девушки, дрожь которых она пыталась спрятать за спиной, понял: Шарлотта обессилила настолько, что не может встать. Ему самому пришлось приложить усилия, чтобы подняться с каменной поверхности. Его ноги задрожали и он бы наверняка упал, если бы вовремя не был схвачен рукой старшей из внучек, прибывших за помощью. — От всего сердца благодарю вас, — довольно сурово проговорила Хейт и помогла парню встать, потянув его рукой наверх, из-за чего он опешил, чувствуя невероятную физическую силу девушки. — Если бы не вы, не думаю, что я вот так вот беззаботно стояла около сестры. — Не стоит благодарности, — несколько смущенно улыбнулся Тобиас. Синие, до этого холодные и безразличные глаза сейчас предстали для Элрика-старшего самым приятным оттенком неба, в которых, словно грибной дождик, собирались слезинки счастья. Посмел бы кто-нибудь из тех, кто сидит наверху, сказать, что гомункулы совершенно ничего не чувствуют? Вряд ли. Отряхнув тёмные брюки, блондин поспешил на помощь своей сестре, которая всё еще беспомощно сидела на полу. — Я думала не подойдешь, — Шарлотта засмеялась, но в её голосе чувствовалась ужасная усталость. Тобиас же, улыбнувшись, приподнял девушку с пола. Пошатнувшись, она оперлась на плечо брата и всё-таки встала. Счастливо улыбаясь сестрам, стоявшим на другой части уже недействующего алхимического круга. — Мэри, как ты себя чувствуешь? Не тошнит? Голова не кружится? — обеспокоенно спросила «подопытную» Шарлотта, делая неуверенные шаги вперед. Гомункулы молча повернулись. Хейт, чуть нахмурив брови, сначала непонимающе взглянула на Элриков, после чего перевела взгляд на Страх. — Всё хорошо, — тихо пролепетала Скэри, отвечая и Шарлотте, и Ненависти, в глазах которой отражался немой вопрос по поводу её самочувствия. — Намного лучше, — проговорила она, вновь избегая местоимений и стараясь не говорить о себе. — Я рад удачному преобразованию, — облегченно вздохнул Тобиас. — Никаких отклонений по здоровью нет? Хейт фыркнула, смотря на парня. «Да какие могут быть отклонения у полноценного гомункула? Мы не жалкие люди вроде вас, которые могут слечь в постель от простого чиха рядом», — пронеслось в её голове, но высказала Ненависть совершенно иное: — Она в порядке, — сурово сказала она. — Я польщена вашим талантом. Огромное вам спасибо, вы намного лучше тех при.. — «придурков, которые были неспособны даже ровно разделить мощь философского камня», — чуть не вырвалось из уст девушки. Ненависть замерла, не зная как продолжить. — Намного лучше кого? — спросил Тобиас, сложив руки на груди. Страх, осознав, что именно чуть не сказала её «сестра», испуганно замерла. — Намного лучше пренебрежительных докторов-алхимиков из Хелтема, они совершенно бездействовали, — произнесла на одном дыхании Ненависть, выдав первое пришедшее ей в голову. Город, в котором якобы находились неспособные помочь алхимики и вовсе был придуман из случайного набора букв. Внутреннее «я» Хейт хлопнуло себя ладонью по лбу от досады, когда увидело недоверчивый и задумчивый взгляд Тобиаса Элрика — он внимательно вглядывался в девушку темно-синими глазами, ясно говоря, что это он ставит под сомнение. — Никто не мог ни определить какого-то диагноза, ни как обращаться с камнем. Видимо сам Господь привел нас к дверям этого дома, — постаралась как-то продолжить Ненависть, приплетая к словам ещё и Бога, надеясь, что это поможет. Элрик, поправив волосы, проговорил: — Удивляюсь, что вам пришлось проделать такой путь практически от границы с Кретой, — по его голосу было слышно то, что Тобиас раскаивается из-за своего недоверия. В ту же секунду Хейт была действительно готова поверить в Бога, так как, кажется, попала в точку — город, случайно сказанный ей, действительно существовал, да и находился в Западном округе, откуда, судя по выдуманному рассказу, они прибыли. Парень, наконец осознав похвалу Ненависти, выпрямил спину и довольно посмотрел на остальных находящихся в подвале, а Хейт заметила в его глазах то самое, уже знакомое ей благодаря Прайду, высокомерное чувство — гордыню. Кажется, грех взял верх. «Вот же наивный ребенок», — самодовольно хмыкнула девушка.***
Странного вида водитель, седая бабушка, молодой сержант и уже спокойный пёс сидели все также сидели в столовой за резным столом, угрюмо уставившись в разные углы пустым взглядом. Увы, спорить не хотелось даже Энви, а единственным остававшимся в нормальном состоянии был Айк, кличку которого гомункулы недавно узнали у Элрика-младшего. Пес развалился у ног Прайда, периодически радостно поскуливая. Мысли Грида «жадно» поглощала легкая и прозрачная Скэри с рассеянным взглядом и тяжелым дыханием, совсем недавно скрывшаяся за дверью вместе с хозяевами дома. Хотя, на самом деле, к этим мыслям его привела именно реплика возмущенного Зависти, злобно кричащего на Хейт, пока её не было поблизости — кажется, Энви желал выпустить всю ярость, но говорить это в лицо Ненависти побаивался, ибо не хотел получать тумаки за свои слова. Жадность не был в курсе, что именно не понравилось гомункулу, но всерьез задумался над поведением Хейт, которая, как-никак, была создана из его чувств, но привязанности к своему создателю совсем не испытывала, а уверенно жила своей жизнью. Грид задумался — теплотой отношений к подчиненным он отличался всегда — что двести лет назад, что сейчас, а в отношении к двум девушкам не чувствовал своего превосходства, хоть и был их создателем. То, что семеро гомункулов величали Отцом того, кому были обязаны жизнью, сюда никак не подходило — удивительно, но Жадность видел в Хейт и Скэри именно равных ему товарищей. В голове внезапно прозвучал голос Ненависти, надменно величающий Грида «батей», но в этом не было ничего серьезного, ведь Хейт использовала это слово только ради шутки — Жадность, услышав это в своих мыслях, ухмыльнулся. Конечно, всё это было логично, ведь девушки не были слабее остальных гомункулов по сущности и силам. В мыслях всё ещё вертелась Ненависть, бьющая всех подряд. Нет, Грид не чувствовал ничего вроде отцовских чувств, которые якобы должны были проявляться в привязанности к ней. Он даже удивился, что настолько легко отпустил свою, казалось бы, собственность, однако тут же себя оправдал опытом побега от собственного Создателя. В случае со Страх все было более непонятно и запутано, так как Жадность чувствовал, что должен был оберегать девушку. Но это точно не были чувства отца к дочери, что заставляло Грида напрягаться — это явно что-то другое. Может, этакое чувство появилось из-за необычайной слабости девушки? Жадность не знал, а потому решил, что разгадка скрыта где-то глубже. Чувство жадности всегда приводило его к собственничеству и обязывало защищать то, что он считал своим, в то время как Страх, пугавшаяся практически любой вещи, из-за своей сущности нуждалась в защите и не отстаивала свои права, как та же Хейт. В каком-то роде это всё сводило к тому, что Скэри идеально подходила на роль его собственности, но в голове Грида возникло множество сомнений по поводу правильности этого. Он, кажется, всю свою жизнь приравнивал подчиненных к собственным вещам. Сознание в прямом смысле доводило гомункула до точки кипения и, казалось, из него вот-вот пойдет пар, как вдруг за дверью, где-то в холле послышался шум, в котором едва были различимы шаги и девичий смех. Её смех? Жадность резко для себя осознал, что никогда не слышал смех Страх, из-за чего ему оставалось только догадываться об этом, но интонация и необычайная нежность практически неслышных звуков подтверждала его мысли. Грид, Энви и даже Прайд, случайно задевший ногой пса, резко метнули взгляд в сторону несчастной тёмной двери, которая точно бы слетела с петель, если бы любопытный взгляд ожидающих был материален. Но, к счастью для куска дерева, сидевшие в столовой лишь напряженно ждали приближающийся топот. Раздавшийся скрип оповестил всех о том, что остальные уже здесь, и в комнату вошел Тобиас, гордо поднявший голову, что послужило сигналом для облегчения — Скэри спасена и теперь она уже точно никуда не исчезнет. Завидев за грозной, но ещё такой молодой фигурой Элрика свою младшенькую внучку, «бабуля» ринулась к ней с заготовленными заранее театральными слезами. — Детка моя, — всхлипывая, произнесла бабушка, заметив поразительное сходство сына с отцом. Тобиас был практически копией Стального коротышки, разве что только немногим выше и имел короткую стрижку. Скэри мило улыбнулась, чувствуя объятия «старушки», но, пожалуй, улыбка была гораздо искреннее, так как девушка была счастлива созерцать этот мир без дрожи во всем теле. Ей, наверное, хотелось поблагодарить всё на свете: от спасителей и «родственников» до странного цветка, что растет на обочине дороге. Даже страх, что был предназначен ей с рождения, на время затерялся где-то в глубине сознания и никак себя не проявлял. За Скэри зашла Шарлотта и, заперев дверь, облокотилась на неё, улыбаясь всем присутствующим. Она довольно посмотрела на внучку и бабушку, нежно обнимающую девушку. Энви поражался, как умудрялся и мыльную оперу играть, и наблюдать за происходящим. Он заметил, что Хейт не было; она сюда не зашла. — Где длинноволосая мымра? — шепнул он Страх, после чего внезапно почувствовал желание извиниться и переспросить по-иному. Вдруг эти слова как-то дойдут до Ненависти? — Она на улице, — тихо ответила Скэри, а Энви отметил, что её натура совершенно не изменилась, оставаясь все такой же пугливой и тихой. И куда ушла Хейт? Неужто голова закружилась от волнения? Скорее все страны, с которыми Аместрис уже давно заключил мирный договор, одновременно объявят войну, чем такое существо, как Хейт, приболеет. Из-за таких мыслей задумчивый Зависть чуть было не показал стоящей напротив Шарлотте одну из своих ядовитых ухмылок. — Я пожалуй выйду на улицу, — пролепетала бабушка и закашлялась. — Волнение и духота враг для моего старческого тела.. — Безусловно, мэм, — улыбнулась Шарлотта. — Кейт уже ждёт остальных возле машины. Благодарно кивнув, «старушка» поплелась размеренным шагом к двери, но стоило ей закрыться — Энви, моментально перевоплотившись в себя, помчался наружу. Плевать, что бабушки так быстро не ходили и не будут ходить, а каждый его шаг слышен в гостиной. Плевать, что в любую секунду кто-нибудь из Элриков может выскочить и увидеть его таким. Плевать — ему это совершенно безразлично. Зависть стремительно преодолел коридор и, когда открыл входную дверь, вдолбив её в стену и смахнув с лица мешающие пряди волос, замер: опираясь на автомобиль, Ненависть неподвижно смотрела вдаль на уже заходившее солнце по направлению ветра, который любезно подбрасывал её прядки тёмных волос, выбившихся из косы. Только сейчас до него дошло, что он совершенно не знает, что ей сказать. Зачем он вышел? С чего начать разговор? А может и вовсе не стоит говорить и постоять на крыльце? Стоп, что? Великий Энви затушевался? Вот так представление.. Сжав кулаки и нахмурившись, он сосредоточенным шагом направился к Ненависти, однако, со стороны это выглядело довольно искусственно. — И где главная героиня сегодняшней драмы? — он остановился возле Хейт и положил руки на пояс, после чего едко ухмыльнулся, ожидая очередного подкола в свой адрес, но, каково было его удивление, когда Ненависть повернулась к нему с таким же совершенно удивленным лицом. Она невинно вскинула брови, похлопала ресницами и шмыгнула носом. Затем, опомнившись, резко отвернулась от Зависти. — Вот уж кого не ожидала здесь увидеть, — с насмешкой и некой хрипотцой в голосе проговорила Хейт. — Думаю, там есть кому сыграть концовку, раз уж ты сюда вышел. Энви стоял все также неподвижно, но вдруг произнес: — Думаешь, я пропущу, как ты тут рыдаешь в одиночестве? — ухмыляясь, произнес Зависть, театрально выгибая руку. — Пришлось возложить все заботы на очкастого хмыря, маменькиного сыночка и больную внученьку, чтобы утешить твои одинокие страдания, — он наигранно поклонился, а девушка звонко расхохоталась. — Как великодушно, — выдала Ненависть и, вытерев незаметные остатки слез на лице, развернулась на пятках к собеседнику, из-за чего оказалась вплотную к Зависти, который за это время подошел ближе и точно не ожидал её резкого разворота. Хейт столкнулась взглядом с Энви, также распахнувшим глаза, но никто из них не вымолвил ни слова, а Зависть, заглянув в чисто-голубые глаза, не увидел в них ни капли той ненависти, которой обладал взгляд темноволосой девушки обычно. Красноватые щеки, которые ясно выделялись на бледной коже; припухшие губы, которые она облизала и робко сглотнула; он был готов продать душу, чтобы это видение вечно было у него перед глазами. Точно, глаза.. Парень заметил, что девушка старательно вытерла лицо, из-за чего они приобрели розоватый оттенок, но под глазами ещё оставались мокрые следы. Энви медленно поднял левую руку и поднес к лицу Хейт, после чего осторожно прикоснулся к коже и, боясь получить за это сильный удар в какую-нибудь часть тела, смахнул остатки слез большим пальцем. — Ещё раз спасибо! — громкий голос Прайда, который уже через несколько секунд появится вместе с остальными в прихожей, окна которой выходили прямо на происходящее перед домом, выступил в роли оповестительного знака, и парочка гомункулов резко отпрянула друг от друга. Ненависть, судорожно вдыхая воздух, пыталась восстановить свой обычный вид, однако вспомнив что она оправдана, пошагала к дому — встречать сестру. Энви мимолетно превратился в старушку и, сделав усталый вид, уселся в машину, раздумывая о своих проделках. Он посмотрел на сморщенные тонкие руки, которые являлись частью образа «бабушки» и словно вновь ощутил мягкость кожи Хейт. Старушка глупо улыбнулась. Селим вновь рявкнул какую-то фразу, в которой присутствовало слово «спасибо» так громко, что его было прекрасно слышно на улице. Догадываясь, что Зависть будет не готов к их внезапному появлению, тем самым он решил оповестить несносного гомункула. Тобиас покосился на сержанта, в интонации которого он уловил что-то, что напоминало попытки скорее убраться из этого дома, но сослал необычайную громкость на то, что солдат обязывают к чётким ответам. — Если будете в наших краях, — Шарлотта широко улыбнулась, — Обязательно заходите в гости. В ответ на это Скэри мягко улыбнулась и чуть кивнула головой, а Прайд вышел в прихожую и придержал дверь для остальных: в помещение ещё неуверенно вошла Страх, рядом с которой шёл молчаливый Грид, которому приходилось сдерживать все эмоции в себе из-за роли водителя. Вслед за ними вышли Элрики. Пройдя далее по коридору, Скэри слегка улыбнулась стоящей с боку от неё уже пришедшей в себя Шарлотте, которая активно провожала гостей, звонко смеясь, на что та в порыве чувств обняла совсем незнакомую ей девушку, радостно обвивая руками Страх, из-за чего чуть растрепала её волосы. Юной Шарлотте, судя по всему, было очень приятно от того факта, что она спасла кому-то жизнь, а потому она была счастлива чувствовать себя нужной. Жадность, находившийся также неподалеку, открыл рот от волнения, видя, как дочь Элриков прижимается к Скэри с улыбкой на лице. — Я проветрю второй этаж, — задумчиво произнес Тобиас, пожимая уже который раз руку Селиму, видимо, просто напоминая себе о том, что следует сделать. Прайд в ответ лишь немного растерянно кивнул, чувствуя неловкость. Возможно, что и он, и Шарлотта уже практически бы забыли об инциденте наверху, как заметка сына Стального вновь напомнила об этом. Селим, чуть опустив голову, бросил взгляд на светловолосую девчонку, стоящую чуть поодаль, а Шарлотта, слегка улыбнулась. — Надеюсь, что судьба ещё сведёт нас, — проговорила она, обращаясь ко всем гостям, открывая входную дверь, прямо за которой оказалась старшая внучка, встретившая Скэри, которая неловкими шагами вышла из дома. Шарлотта, все с такой же искристой улыбкой, внезапно обратилась к сержанту, который уже собирался переступить порог и оказаться на улице. — Не скрывайте эмоций, — в ответ на эту фразу, которую девчонка счастливо прошептала, лицо Прайда исказилось от удивления, а сам гомункул чуть нахмурился смотря на Шарлотту, но та лишь рассмеялась. Из другой двери выскочил Айк, радостно виляющий хвостом и бросившийся прямиком на сержанта, чуть ли не вставая на задние лапы. — Вы ему понравились, — улыбнулась девчонка, погладив пса по голове, из-за чего он чуть отвлекся, а Селим, всё ещё хмурясь, вышел за дверь, практически неслышно попрощавшись. Элрики-младшие собрались пойти вслед за уходящими, но дорогу преградил до сего момента незаметный водитель. — Спасибо, что не бросили эту семейку в беде, — Шарлотта вздрогнула от неожиданно громкого голоса Грида, стоявшего позади неё. — Возьмите это в благодарность, вы правда очень помогли, — водитель протянул парню потрепанный небольшой мешочек. Тобиас опешил, но все же забрал добротно звякнувший мешочек из рук мужчины. — В-вам спасибо, — вдруг вклинилась Шарлотта, — Доброго пути! — Жадность кивнул и вышел из дома, направляясь к потрепанному и старому автомобилю, где его уже дожидались остальные, трое из которых задумчиво, но счастливо ютились на задних сидениях. Показав фирменный оскал, он уселся за руль, а Прайд, сидящий рядом, в ответ на это ухмыльнулся. Машина резво сдвинулась с места, издавая всё те же странные звуки, а семейство Элриков начало махать удалявшимся вниз по дороге путникам, что показалось Селиму очень знакомым и напомнило его первую встречу со Стальным алхимиком, а точнее, её окончание. В ту же секунду, словно почувствовав отдаление понравившегося гостя, пёс сорвался с места и побежал за машиной звонко лая, но, видя, что это бесполезно, Айк жалобно заскулил и уселся на дороге, в то время как автомобиль стал лишь мелким пятном в дали, растворяясь в красивом пейзаже с заходящим солнцем. Тобиас задумчиво и сурово проговорил: — И всё же, это был не просто водитель, — его сестра, подзывая расстроенного пса к себе, удивленно посмотрела на брата. — Ты о чем? — непонимающе спросила она, особо не желая вникать в думы Тобиаса, который на это так и не ответил, загадочно рассматривая красивый вид, открывавшийся с крыльца.***
Уже к ночи таинственные фигуры в тёмных одеяниях подошли к границам Южного города. В действительности, весь путь гомункулы собирались преодолеть на автомобиле, но Грид, полюбивший за несколько часов езды быструю скорость, из-за неумелого обращения с и без того неисправной машиной, остановился в каком-то небольшом лесу, что было редким зрелищем для южных рубежей Аместриса. Машина заглохла и не заводилась, из-за чего Прайд, продолжавший сидеть с достаточно спокойным лицом, был готов убить Жадность от ярости, ибо не желал тащиться неизвестно куда, ведь Грид, помимо всего прочего, отклонялся от всех нормальных дорог, прокладывая новые прямо по полям, ручьям и лесам, что, вероятно, также сыграло роль в ухудшении состояния автомобиля. — Вот чёрт, — выругался Жадность, рассматривая содержимое под капотом, откуда шёл дым. — Я её, вообще-то, хотел себе оставить! В ответ на это как минимум трое пассажиров поломанной машины закатили глаза — только лишь Страх пыталась как-то выражать сострадание, сидя на багажнике автомобиля; неподалеку стоял Прайд, всем своим видом показывающий какое-то презрение, а Ненависть ходила вокруг машины, злобно ругаясь. Энви скрылся в кустах неподалеку, однако о том, что он там делал, оставалось только догадываться. Через несколько секунд Жадность разочарованно прикрыл капот автомобиля, а Зависть выскочил из чащи леса, после чего, схватив Прайда и Хейт, стоявших ближе все к нему, потащил их за собой и, выведя на пустой холм, указал рукой вперед, ухмыляясь. Прямо перед глазами путников открывались широкие, бескрайние просторы, в основном открывая взору поля и степи, среди которых оказался хорошо освещенный уже в вечернее время и достаточно крупный город, а по характерным чертам и зданиям в нём легко узнавалась столица Южного округа. Тишину внезапно прервал вышедший вслед за остальными Жадность, за которым несколько испуганно шла Скэри, стараясь прижиматься к мужчине как можно ближе. — Полагаю, пора расходиться, — начал он. — Спасибо за помощь, — мужчина приблизился к компании и наигранно похлопал Прайда по плечу, пока тот продолжал стоять с невозмутимым лицом. — Я думал, что умом тронусь в облачении этой бабки, — рассеяно протянул Энви, потягивая косточки. — Ах да! Мы что, не отметим выздоровление дорогой «сестрицы» в ближайшем кабаке? — Напомню тебе, что твои три бутылки рома Грид отдал в благодарность Элрикам, — все также уверенно и несколько безразлично проговорил Селим, а Зависть в ответ недовольно покосился на Жадность и уже хотел что-либо съязвить, дабы обидеть гомункула, как отчетливый и холодный голос сержанта остановил его. — К тому же, мне не хочется, чтобы спустя два дня отсутствия на службе, командор нашел меня не на рабочем месте завтра, а сегодня в каком-нибудь жалком захолустье за бутылкой спиртного. — Какой праведный, — хмыкнула Ненависть, сурово оглядев Прайда, на что тот высокомерно осмотрел лица товарищей. Однако всё, за исключением Скэри, испуганно выглядывающей из-за Грида, злобно глядели на сержанта, из-за чего тот сглотнул, а Хейт и Энви сжали кулаки. — Перестаньте давить на жалость! — мертвое спокойствие Селима испарилось за миг, а он наконец-то поддался остальным, показывая своё возмущение только выражением лица. — Пойдете в мой дом. Рядом есть магазин, купите там чего-нибудь поживиться и посидите у меня, — в ответ на это все усмехнулись, а Жадность и Ненависть, которая перед этим недовольно смерила гомункула взглядом, дали друг другу пять. — Я бы не пускал вас в свой дом никогда, но раз уж случай требует.. — Прайд продолжал высказывать свое негодование уже вслух, но, увы, его совсем никто не слушал. Распевая ненавязчивые мотивы и гремя бутылками, Селим и его спутники всё-таки добрались до двухэтажного дома из белого камня, который красиво подсвечивался уличными фонарями — на улице уже была ночь. Ни в одном из окон свет не горел, что сразу насторожило юношу, который и так был раздражен происходящим. — Неужели ваша матушка до сих пор гуляет? — ухмыльнулся Грид, словно прочитав мысли Прайда. — Возможно, пошла к мадам Салливан за очередным рецептом и осталась там же, — хмыкнул сержант, игнорируя тон Жадности, в поддержку которого Зависть присвистнул. Подойдя к белой двери, он резко щёлкнул ключом, открывая гостям вид на просторный коридор. Мадам Бредли явно имела вкус: светлые потолки и стены выгодно оттенялись темной мебелью и полом, а классический стиль и массивность сооружений явно выдавали, что хозяйка дома немолода. Страх, стоящая за всеми и отличающаяся достаточно низким ростом, не могла видеть всё убранство, но явно не скрывала восторга во взгляде, а вот Энви лишь оценивающе щурился. — Неплохо же ты устроился, — вынес вердикт Грид. — Все же есть свои плюсы быть сынишкой бывшего фюрера. — Полная противоположность нашей трухе, — с упреком сквозь зубы прошипела Хейт, а Жадность почувствовал укол в свою сторону и сжал губы, вздыхая. — Как-то возвращаться не особо хочется, — она тонко намекала Гриду о том, что стоит сменить обстановку на нечто более приемлемое. — Для удобства работы нашей организации вы можете остаться у меня на ближайший месяц, — внезапно раздался голос Прайда, отдававшийся легким эхом в помещении и исходящий откуда-то из конца коридора, где из-под самой крайней двери горел свет. Стремительно преодолев расстояние, четверка гомункулов отворила очередную белоснежную дверь с матовым стеклом и увидела светлую кухню, где спиной к ним стоял Селим, держа некую бумажку. По крайней мере, это прекрасно видела Ненависть. Услышав шум позади, юноша обернулся и увидел шокированные лица товарищей, которые, вероятно, ожидали услышать от Прайда оправдание, что это шутка. Но он, усмехнувшись, положил записку на стол перед замершими лицами: — Пока мы ломали комедию в Ризенбурге, моя матушка благополучно отчалила на Восток, — с неким облегчением проговорил Селим. По пути домой ему представлялось множество разных оправданий, ведь ему в любом случае пришлось бы объяснять мадам Бредли то, кем являются эти люди и почему у них в руках алкоголь. Однако, внезапный отъезд его матери сыграл на руку. — И по каким таким делам в свои-то года эта старуха путешествует? — скептически спросил Энви, рассматривая хрустальную вазу для фруктов, стоявшую перед ним. Селим из-за таких слов нахмурился: — Старина Грумман ещё жив, если вы его помните, — Хейт нахмурилась, не понимая, о ком идёт речь, но в мгновение обнаружила на одной из полок фотографию миловидной женщины и седого старичка в очках. Жадность и Зависть сразу поняли, о чём речь. — И поэтому она свалила ему на добрый месяц? — сдерживая смех, проговорил пальмоголовый. — Я знаю, что старички медлительны, но не настолько же. — Какая тебе к черту разница, куда и зачем свалила эта бабуля, — раздраженно проговорила Ненависть, которой вся ситуация начинала надоедать. Энви сразу же отметил некоторое сходство в характере Грида и Хейт, а Прайд наигранно кашлянул, напоминая о том, что такие слова не очень подходят для его матери, на что Хейт возмущенно хмыкнула, не собираясь исправляться, но тут же умерила пыл — всё-таки, одно неверное действие, и они живут на улице. — Полагаю, это тоже можно отметить, — постарался развеселить остальных Жадность, а все одобрительно закивали и начали выставлять бутылки спиртного на стол.***
С уверенностью стоит сказать, что в такое время большая часть Южного города спокойно спит, какая-то часть уже встала и начала день, а кто-то даже и не собирался ложиться, к примеру — развалившиеся на мягкой мебели гомункулы. Шумное празднование медленно перетекло в гостиную, а «виновница торжества», в отличие от остальных, сделав несколько небольших глотков шампанского, мирно посапывала на диване, поджав ноги. Ненависть уныло сидела в кресле и смотрела сквозь стекло бокала с остатками вина на трех ещё бодрствующих товарищей, которые сидели чуть дальше и все ещё о чем-то говорили. Жадность, рассевшийся на диване, скорее слушал, чем разговаривал. Периодически попивая коньяк, он горьким взглядом поглядывал на спящую рядом Скэри, словно каждый раз приходя в себя после похмелья и проверяя, в порядке ли Страх. Хейт это почему-то удивило, но она откинула все мысли по поводу такого поведения Грида, ведь чего только не творит алкоголь с личностью, пусть даже гомункула. Слева от Грида сидел Прайд, давно снявший верхнюю часть формы и остававшийся в расстегнутой на две верхние пуговицы белоснежной рубашке, которую, кстати, приобрел именно в доме Элриков. В его руках была рюмка с чем-то более крепким, чем коньяк, но он до сих пор громко и уверенно спорил с Энви, сидящим на соседнем кресле, что удивило Ненависть ещё больше — алкоголь никак не повлиял на Селима, который, казалось бы, давно утратил свою былую силу и природу. Встряхнув вино в бокале, девушка сделала глоток и покосилась на развалившегося напротив Энви: он сидел в кресле полулежа, свесив ноги на один из подлокотников и раскинувшись на другом. Волосы, имеющие странный зеленоватый отлив, растрепались, бандана съехала, а лицо было изувечено маской ехидства и сарказма. Одна его рука лежала свободно на животе, а при разговоре иногда вздрагивала и жестикулировала, в то время как во второй руке была точно такая же стопка, как и у его собеседника. Хейт устало вздохнула: — Эй, алкаши, — измотанным и немного хриплым голосом окликнула девушка, а трое бодрствующих обернулись. Ненависть показалось, что даже Скэри немного зашевелилась. — Я желаю удалиться спать. Мне же предоставят комнату, Прайд? — в ответ на это сержант сел более расслаблено, а рюмку поставил на небольшой столик, на которым помимо этого возвышалось несколько бутылок и почти полный бокал, принадлежащий Страх. — Любая комната кроме двух последних, — Селим тенью указал Хейт в сторону подъема на второй этаж, а девушка, поставив стеклянную посуду с вином к пустым бутылкам, поднялась и стремительно пошагала к большой витой лестнице из темного дуба. — Так быстро? Говорил же, девушки ни на что не годны, — ехидно прокричал ей вслед Энви. Хейт вздрогнула и обернулась, посмотрев на парня абсолютно пустым, безжизненным взглядом. Её обычно яркие глаза стали напоминать мутный серо-голубой лед, блекнувший ежесекундно, словно надежда. «На что?» — вдруг промелькнуло в голове Зависти. Сначала он хотел откусить себе язык за очередные неосторожно грубые слова, а затем хорошенько побиться головой об стену за такие думы, чтобы больше не регенерировать. Когда же Энви наконец очнулся от пьяного потока мыслей, он затуманенным взглядом увидел как девушка преодолевала последние ступеньки на второй этаж.***
Если бы усталость и скука Ненависти были материальны и имели, допустим, вид кирпичей, то из них можно было построить неплохой дворец. Конечно, сначала празднование имело действительно позитивный характер, а все культурно и мирно попивали вино, стараясь не огорчить своим поведением Прайда. Зависть, почувствовавший себя частью высококультурного общества, даже помянул Скэри, являющуюся виновницей торжества, добрым словом. Однако вскоре вино, купленное за гроши, начало заканчиваться, а компания постепенно переместилась в просторную гостиную, где Энви и Грид начали уговаривать Селима на более крепкие напитки и тот, видя, что сопротивление бесполезно, выставил на стол всё найденное в доме, из-за чего культурные посиделки переросли в нечто более привычное для большинства. Единственными отличавшимися являлись Прайд, привыкший к чему-то более приличному, и Скэри, вовсе не чувствовавшая потребность в выпивке, но всё-таки сделавшая несколько глотков вина. Однако, буквально через полчаса Зависть вовсе забыл, по поводу чего был выставлен алкоголь, а Селим втянулся в компанию, открывая всё новые бутылки, в то время как Скэри крепко уснула. Будучи когда-то достаточно сильным чувством Грида, Ненависть практически не чувствовала опьянения, но сильно утомилась. Понаблюдав за бесполезными дебатами пальмы и Прайда, а также заметив тайные «нежности» Жадности, она решила уйти, как внезапно услышала реплику Энви, из-за которой чуть вздрогнула — это было сказано неожиданно громко. Хейт отметила, что ожидала от него что угодно, но не эти слова, от которых даже стало немного обидно, ведь буквально на днях они, казалось бы, открылись друг другу с другой стороны, когда Зависть утешал Ненависть, находящуюся не в лучшем расположении духа, а сейчас он кидает ножом в спину слова о её никчемности. Совершенно не желая отвечать на реплику, она лишь посмотрела на него усталым и безнадежным взглядом. Интересно, как он это воспримет? Да и будет ли он вообще искать какой-то подтекст в её глазах? Энви застыл на мгновение, но Хейт, фыркнув, решила продолжить свой путь без мыслей об этом глупом пальмоголовом ублюдке. Приметив для себя, что у Зависти, кажется, мозгов даже меньше, чем у папаши Грида, она продолжила подниматься, испытывая лишь ненависть. Но к кому?.. Резная лестница перетекла в темный пол второго этажа, а девушка, видя красивую обстановку, в очередной раз вспомнила об ужасной ветхой избушке, что ждёт компанию на окраинах города, в трущобах. Здесь, в уютном особняке Бредли, было совсем не так: белые стены, оттеняясь светом ламп, казались серыми; на них висели картины, а между ними мелькали фото. Медленно проходя по коридору, она могла наблюдать взросление «нового» Селима Бредли. Вот он с женщиной, чьё фото есть и внизу на кухне, только здесь она выглядит значительно моложе и держит своего «сына», прижимая к себе. Её лицо озаряет усталая улыбка, появление которой легко объяснимо — в один миг потерять мужа и сына, узнав о них страшную тайну. Лишь вновь появившийся рядом с Селим, слегка «обновленный», давал ей надежду на светлое будущее. Мальчик же улыбался намного шире и радостнее, чем его мать. Он был чист от четырехсот лет служения Отцу, от ужасов и пролитой крови. Стало жаль этого безобидного ребёнка, ведь со временем он все же вспомнит кто он такой. Дальше по коридору мальчик на фото растет, его лицо становится серьёзнее, в чем-то печальнее. Забывшись, Ненависть дошла до конца коридора, пропуская все комнаты, где и увидела лишь две фотографии: на одной из них был изображен уже повзрослевший Селим Бредли с товарищами возле военной академии — эта фотография сильно напоминала ту, что находилась в кабинете сержантов, но лица изображенных были намного суровее; другая же была старая, потрепанная. На ней, как ни странно, была изображена полная семья: мальчик, в котором узнавался Прайд, мадам Бредли и... Кинг Бредли? Хейт задумалась: прошло столько лет, но она до сих пор хранит мужа в сердце? Ненависть пробежалась глазами по жилистой фигуре, строгому морщинистому лицу и остановилась на чёрной повязке, закрывающей левой глаз. Бинго. Неужели она тоже всё время такая хмурая? Девушка дотронулась пальцами до лба и нащупала морщинку. Так, стоп, не время думать о всякой ерунде. Хейт лениво осмотрелась по сторонам и побрела в ближайшую от конца коридора комнату. Отметив, что спальня для гостей обставлена скромнее, чем остальная часть дома, но была достаточно просторной, Ненависть развалилась удобной на кровати и прикрыла глаза, растворяясь в мыслях.***
— Мне кажется, тебе нужно быть с ней помягче, — вдруг прохрипел Жадность. — Ты же знаешь, как она красиво бьёт в морду. В ответ на это Селим закатил глаза и сжал губы, понимая, что последняя фраза была брошена в его сторону. — Грубо говоря, мы все одной крови, — спокойно проговорил он. — И если не будем держаться вместе сейчас — вряд ли закончим так же красиво, как Грид. — Завалитесь уже, — протянул Энви, всеми силами старающийся показать своё безразличие. Он громко поставил стопку на стол и скрестил руки на груди. — Иди к ней и извинись за аморальное поведение вследствие состояния алкогольного опьянения, — отчеканил Прайд, понимая, что завтра за этакое поведение может получить не только Зависть. — Надо же как умеешь, трезвонишь, словно не пил, — игнорируя суть сказанного, удивился Энви. — Не зря в армии ошиваешься, не зря. — Либо ты идешь наверх, либо я благополучно сдам тебя на опыты туда же, где тебя и сделали, — недобро оскалился Жадность, прекрасно зная натуру Хейт. Зависть, на пьяную голову не додумавшийся до причины, по которой его посылали просить прощения, удивленно покосился на товарищей: — Ну вы даете, напились в хлам? — парень постарался не смеяться, но его лицо исказилось в странной ухмылке, а взгляды товарищей стали ожесточеннее. — Эй, полегче! Уже иду, — сказал парень, оставляя позади компанию, и, пошатываясь, побрел к лестнице. Услышав какой-то шум на лестнице, Ненависть резко открыла глаза. Невесомыми движениями, словно кошка, девушка поднялась с постели и затаилась у двери. Прошло около минуты, как белесая дверь скрипнула, а Хейт моментально взяла в захват нежданного гостя и подставила к горлу нож. Однако, завидев знакомые торчащие во все стороны пряди, Ненависть ослабила хватку: — Энви? — Нож?! — услышав пронзительный визг Зависти, Хейт опустила руки и отпрянула. — Какого чёрта у тебя делает нож?! — На кухне их завались, да и они очень полезны для боя, — пролепетала Ненависть и тут же дернулась, не понимая зачем оправдывается перед Энви. — Что ты здесь забыл? Эту комнату заняла я, вали. — Я пришел просто.. — Энви оглядел Хейт снизу вверх: она стояла босиком, сапоги валялись у подножья кровати; чёрные шорты и топ, давно сменившие красивое платье, немного смялись из-за лежания в постели; волосы немного растрепались, но все же выглядели опрятнее, чем у Зависти сейчас. Её синие глаза удивленно сияли и больше не были такими мутными, как раньше. Парень перевел взгляд на ее губы, которые немного подрагивали, будто Ненависть хотела что-то сказать, но совершенно не знала что именно. — Ну, зачем пришел? — прошипела Хейт, все ещё угрожающе сжимая нож в руке, из-за чего парень сглотнул. Ненависть, чуть успокоившись, выдохнула и отвернулась лицом к кровати. — Если нечего сказать — проваливай, я хочу отдохнуть. — Мне все же есть что сказать, — злым голосом прохрипел пальмоголовый, а девушка настороженно обернулась на щелчок замка двери, нахмурившись. — Меня вот тут выгнали извиниться перед тобой за неподобающее поведение, однако, я это сделаю в своей манере. — Что тебе надо? — сурово спросила Хейт, но почувствовала, как в теле внезапно появилась дрожь и испуг, а сама Ненависть сделала несколько шагов назад, пытаясь отойти как можно дальше. Дойдя до кровати, Хейт, задумавшись, запнулась и упала на неё, из-за чего пряди волос раскинулись по подушке, а сама Ненависть от недопонимая закусила губу, совершенно забывая про своё оружие. Неизвестно, было ли это влияние на Энви алкоголя, или же Хейт довела его до этакого состояния, но он залез на кровать и навис над девушкой, понимая, что последствия происходящего могут быть плачевны, и помня, что обещал. Но терпеть просто больше не мог. — Прости, — шепнул Зависть, ухмыляясь. Энви не сдержал обещания.