***
Чтобы вычислить комнату, в которой тогда горел свет, много времени не потребовалось. Исходя из расположения окон, Ланс сузил область поисков до двух помещений. Одно оказалось завалено хламом и ламп не имело вовсе, а вот другое было заперто на ключ, и ручку его двери не покрывал толстый слой пыли, в отличие от всех предыдущих. Сомнений не оставалось, кто-то здесь жил. Может, тот парень? Ланс осторожно постучал в дверь и позвал: — Шнивайз? Никто не ответил. Тогда Ланс постучал снова, но уже громче, и приложил ухо к двери. — Слышно что-нибудь? — участливо поинтересовались у него из-за спины. Оак вздрогнул, резко поворачиваясь к говорящему. Он не слышал, как тот приблизился, хотя напрягал слух именно в тот момент. — Нет, — ответил Ланс. — Ничего. — Тц, — цокнул мужчина, рукой зачесав ёжик светлых волос. — Как всегда. — А вы... — начал Оак, не сводя глаз со своего внезапного собеседника. Он первый раз встретил здесь кого-то, кроме Шнивайза. — Фрау, — представился тот, протягивая ладонь для рукопожатия. — Ланс. Мужчина наклонился к нему, когда Ланс протянул руку в ответ, и пристально посмотрел в глаза. Как-то уж чересчур пристально. — Оружие, наркотики, трупы в багажнике — есть? — спросил тот, выпрямляясь. Рукопожатие продлилось считанные секунды. — Нет, — ошарашено произнёс Ланс. — Значит, не от полиции здесь прячешься? — Помилуйте! — вскинулся Оак. — Я странствующий епископ. — И в епископы, стало быть, подался не грехи замаливать? Ланс покачал головой. Фрау нахмурился. — Вы заботитесь об этой церкви? — решил уточнить Оак. Брови у мужчины поползли вверх. Он завертел головой, бегло осматривая обшарпанный пыльный коридор. Разве похоже, чтобы об этой развалюхе хоть кто-то заботился? Ланс прочистил горло, вновь привлекая его внимание, и заговорил, излучая максимум дружелюбия: — Простите, ваш садовник сказал, что хозяин этого места умер, и я... позволил себе пожить здесь немного, — закончил тот менее уверенно. — Умер, так умер. Кто ж спорит? — он пожал плечами. — Ну, живи, — Фрау недовольно повёл носом, осматривая гостя с ног до головы, и задержал взгляд на его груди там, где висел крест. — Мне не жалко. Только садовника у меня нет, — бросил тот, скрываясь за дверью, — у меня и сада-то нет.***
Ланс перегнулся через перила моста и посмотрел вниз. Глубоко — не глубоко? Дна не видно, но может просто вода грязная? «Я знаю, о чём ты думаешь», — встрял внутренний голос. «Я знаю, — Ланс мысленно кивнул, — что ты знаешь». «Не дури. Чем твоя жизнь плоха? Вот помнишь, как раньше было?..» «Замолкни». «А что так? Кто-то не хочет обратно в белые стены? Тогда не игнорируй свою работу. Время, время, Ланс. Если кролик опоздает, что будет с кроликом? Что будет с кроликом? Что будет с кроликом? Что будет с кроликом?..» — повторял голос. И так по кругу, целую вечность. «Не будет кролика», — вздохнул Ланс. А потом достал из кармана часы и со злости кинул их в реку. «Больше не ходи туда, и всё хорошо кончится. Придёт поезд, мы уедем, и будет как раньше». «Если ты говоришь мне чего-то не делать, значит, я должен это сделать пренепременно». «Дурак ты, Ланс». — А вам-то что с того? — спросил он вслух. «Обоих нас погубишь». Ланс фыркнул. «Так я уже». «Да брось. Наваляют немного, заплатят меньше и пасти строже станут. Не убьют ведь». «Наваляют не тебе». «Ну так не первый раз ведь». «То-то и оно», — хмуро согласился Ланс. «А тут останешься — точно умрёшь. Не будет тебе везти вечно, в следующий раз можешь оттуда не уйти». «Ты что, всерьёз мне предлагаешь бояться ребёнка? Или того человека?» «Нет там людей!» — вдруг вскричал бес. Ланс от его крика скривился как от зубной боли. «А кто они, по-твоему? Сам ты кто? Сказал бы мне, наконец. И как твоё имя?» «Понял наконец? Понял наконец? Понял наконец? Понял наконец?» — стал повторять бес как заведённый. Ланс отшатнулся от перил и принялся читать одну из привычных молитв, которую помнил наизусть вплоть до каждого полутона. Голос издал недовольный рык и затих. — Изгнать бы тебя, — с грустью произнёс Оак, — да некому. Ланс ещё раз взглянул на лежавший на мостовой непрозрачный пакет, к которому пытался скотчем примотать какой-то булыжник, взглянул на реку и тяжело вздохнул. Решив что-то для себя, он спустился по склону под мост и прикопал пакет подальше от воды, а когда собрался уже уходить, заметил на склоне одиноко растущий цветок с ещё не раскрывшимся бутоном.***
Дырявые вёдра, ржавые миски, ковши и кастрюли… Кто бы мог подумать, что найти обычный цветочный горшок или что-то хоть отдалённо его напоминающее окажется проблемой. Хозяйничать в церкви после того, как повстречался с её владельцем, было, наверное, не вполне прилично, но Ланс здраво рассудил, что всей этой утварью давно никто не пользуется и вряд ли когда-нибудь о ней вспомнит. Хлам, что тут сказать. Несчастный горшок всё же нашёлся на одном из подоконников первого этажа. От растения, которое в нём росло до этого, осталась только сухая земля и корни — нужно было поливать хоть иногда. Не вступая в конфликт с совестью, Оак спокойно вытряхнул его содержимое и вернулся за тем цветком к реке. Если приживётся — подарит. Ведь если подумать, те цветы, что он пытался вручить парню до этого, были мёртвыми. А вот цветок в горшке — точно живой! В общем и целом, день для Ланса прошёл на удивление продуктивно. Он купил у местных немного овощей (те, что оставались с поезда, Оак догрыз в первый же день и потом довольствовался сухарями), постирал часть вещей и вывесил их сушиться, пока было солнце, немного прибрался в комнате, где остановился, два раза сходил к реке, опять же. Так что к ночи его немного стало клонить в сон, но уйти спать, не повидавшись с тем парнем, Ланс не мог. — Долго вы ещё собираетесь сюда приходить? — спросил Шнивайз, поднимая взгляд на Ланса. Парень сидел на земле, привалившись плечом к одному из фонарных столбов. — Я тебе надоел? — К несчастью, нет. Но ведь у вас должны быть другие дела? Оак развёл руками. — Я — странствующий епископ. — И что, вы здесь кому-нибудь помогли? — Местные жители здесь… не слишком дружелюбны. Нет, не помог, — к собственному стыду и неудовольствию признал Ланс. — Они не ищут Бога. Посмотри, до чего они довели церковь. — Вы уже слышали местную легенду? — Какую именно? — уточнил Ланс, опускаясь на землю рядом. — О бескровных существах, чьё могущество так велико, что им издревле поклонялись здесь. Тела этих существ, внешне неотличимые от человеческих, целиком состояли из осязаемой тьмы, и если кому-то доводилось ранить одного из них, не проливалась кровь, а лишь обнажалась на миг чернота под иллюзией кожи. Невероятно сильны были эти существа, способные изменять свою форму и, сбросив иллюзию, рвать жертв на части когтями, что острее бритв. Люди веками поклонялись им, не имея возможности уничтожить. Никакие богатства, никакие дары — ничто, кроме человеческих жизней, не могло усмирить в них жажды убийства. Что-то такое Ланс действительно слышал от одной из старух, но перебивать не стал. Ему хотелось послушать, что будет говорить Шнивайз. Он наклонил голову к плечу, с интересом следя за рассказом и наблюдая. — Чтобы хоть как-то обезопасить себя, они отдавали на растерзание этим существам грешников, — продолжил Шнивайз. — Иногда, когда жажда их была не так сильна, те оставляли кого-то в живых. Сначала люди думали, будто те, кого щадили существа, были невиновны, но большая часть вернувшихся всё равно погибала от неизвестной болезни. Промучившись несколько дней в лихорадке, они наконец умирали, однако тела их не подвергались гниению: они незримо менялись, кровь становилась чёрной и вязкой, как смоль. На этом этапе их ещё можно сжигать, если же момент упущен, и такое понятие как «кровь» становится неприменимым по отношению к человеку, появляется новое бескровное существо. В те времена обычно хоронили сразу после смерти, поэтому люди не сразу поняли, что происходит: мертвецы, поднявшиеся из своих могил, выглядели точь-в-точь как живые, и можно было подумать, будто сам Бог воскресил их. Однако ожившие были по-звериному жестоки, и вскоре для всех сделалось очевидным, что существа, могут делиться своей тьмой. Их нельзя убить ни одним из известных мне способов, — подытожил парень. — Можно лишь удержать. Эта церковь старее, чем кажется. Её не раз перестраивали, но никогда не трогали подвал. Одно из таких существ было запечатано там, а несколько лет назад… его случайно высвободили. Закончив, Шнивайз серьёзно взглянул на Ланса. — Занятная история, — кивнул Оак. — Я не для того вам её рассказал, чтобы вы посмеялись, — сказал тот почти зло. — Я разве смеюсь? — Ланс постарался даже не улыбаться, чтобы не расстраивать парня лишний раз. — И зови меня Ланс, я не такой старый, чтобы всё время «на вы» обращаться. — Не буду, — на сей раз Шнивайз даже не пытался скрыть своего раздражения. — Ладно тебе, это несложно. «Ланс». Всего четыре буквы. — Не буду! — прикрикнул тот, вскочив на ноги. Ланс попытался удержать его, схватив за руку. — Сами не понимаете, чего просите! — закричал он, вырываясь. Ланс, растерявшись, отпустил его. Шнивайз тяжело прикрыл глаза. — Убирайтесь. — Но… — Вы собирались сесть на поезд и уехать отсюда. Садитесь и уезжайте. Ланс не нашёлся, что возразить. Он ушёл, но так и не смог уснуть, до утра проворочавшись в кровати. Оак несколько раз порывался вернуться, но, в конечном счете, не сделал этого. Весь следующий день он так или иначе возвращался мыслями к этому инциденту. Кому как не ему должно быть известно, что к чужим странностям следует относиться с большим снисхождением. В конце-то концов, кто он такой, чтобы его здесь звали по имени? Проезжий епископ. Не более. «Епископ», — повторил Ланс, стоя перед зеркалом. Он бы так и мучился, не зная, что делать, но когда окончательно стемнело, и свет луны пролился через окна в его комнате, недавно принесённый цветок раскрыл свои лепестки. Ланс решил, это знак. Он взял цветок и отправился в сад, но впервые за эти дни фонари не указали ему дорогу. Он не нашёл там Шнивайза.