* * *
Внутри разгоралось тепло. Оно поднималось выше, обволакивая сознание туманом. Перед глазами слегка плыло, но она уверено шла вперед, правда, зачем, уже не помнила. На плече кто-то пискнул, в ответ снизу мяукнули и сразу заурчали. — Брысь, — Джинни попыталась ногой отстранить Живоглота, но тот упорно семенил за ней, несмотря на столь грубое отношение к своей персоне. Они свернули за угол, и уши Джинни уловили глухие, старательно подавляемые, всхлипы.На полу, свернувшись в комок, сидел человек. Сквозь блеклую, серую темень проступали лишь округлые, вздрагивающего от каждого всхлипа, очертания тела. Только подойдя ближе, Джинни поняла, что это была Гермиона. — Грейнджер, — протянула она, делая попытку присесть рядом. Ее голос в тишине громким звоном пролетел по коридору. Гермиона вздрогнула, а Джинни злорадно продолжила: — Выглядишь жалко. От тебя не ожидала. Развезла нюни, как сопливая дура на вроде Браун. И ради кого? — Она издала странный гортанный звук, похожий на смешок и икоту одновременно. — Моего братца-придурка?.. — Закончила? — огрызнулась Гермиона, подняв на нее заплаканные глаза. Ответом ей послужил шорох, последовавший за ним сочный шлепок, ругань, вздох облегчения, непонятный писк и недовольное урчание вперемешку с шипением. Это Джинни наконец-то уселась рядом с ней. В ту же секунду ноги Гермионы коснулась морда кота. — Живоглотик, — просюсюкала она, сгребая питомца в объятия. Тот довольно заурчал, когда хозяйка почесала ему за ухом. — Эта рыжая скотина пытается сожрать моего Арнольда, — грубо заявила Джинни, наблюдая за этой сценой. Гермиона молчала, продолжая нежно гладить кота. — Я его из башни выкину… — Уизли, а не пошла бы ты… — … на хер? — … куда подальше. — Так я туда и шла, только не помню зачем. Да вот тебя увидела. — Не надо смешивать сливочное пиво с огневиски. — Я не смешивала, — обиженно буркнула Джинни. — Было только пиво. — И сколько его было, что не помнишь? — Не больше обычного, Грейнджер, не больше… Я действительно не помню. Просто промелькнуло, что нужно идти… и все. Гермиона с опаской посмотрела на напарницу, зарываясь в шерсть Живоглота носом. — Надеюсь, ты не поперлась искать ее в одиночку, в подземелья и в таком состоянии? — Вот только не надо нотаций, сонба! — Джинни скривила лицо. — Сказала же… НЕ ПОМНЮ! — И после паузы добавила: — А ты сопли подбери! Рон этого не стоит… да и Малфой тоже… — Малфой тут ни при чем, — спокойно ответила Гермиона. — Просто обидно… Я не понимаю, почему Рон так со мной поступает?! Она снова всхлипнула и отвернулась, сильнее прижав к себе кота. Джинни смотрела на нее, не решаясь признаться: она уже давно поняла причину столь нелестного отношения брата к Гермионе. — Просто Рон — засранец! Ревнивый засранец, — наконец сказала она. — Прости… — За что? — Гермиона вскинула на нее недоумевающий взгляд. — Вся твоя вина в том, что ты целовалась с Крамом, — выпалила Джинни на одном дыхании. И выдохнув, рассказала, как Рон с Гарри застукали ее целующуюся с Дином и о своих словах, в запале брошенных брату. Ее прервал смех, раскидистым эхом, унёсшимся в темную даль коридора. — Спасибо, что не сказала ему про Малфоя, — произнесла Гермиона, продолжая смеяться. — Представляю, что было бы… — Думаешь, они бы догадались? — испугано пролепетала Джинни. — Вряд ли. Рон тугодум, а Гарри… — Гермиона задумалась на мгновение, а потом, помотав головой, уверено сказала: — Нет, по крайне мере, не сопоставил бы. — И внезапно добавила, лукаво подмигнув: — А ведь он в тебя влюблен. Джинни никак не отреагировал, только легкий кивок головой. Гермиона прикусила губу и сухо бросила: — Тогда зачем встречаешься с Дином? — Чтобы убедиться в этом, — равнодушно отозвалась Джинни. — Убедилась? — Более чем. Особенно после этого случая, когда он увидел нас Дином в башне. Его глаза были так красноречивы… И на ее губах расплылась мечтательная улыбка. — А Забини? — мстительно напомнила Гермиона и тут же пожалела об этом. Джинни посмотрела на нее таким взглядом, что по спине пробежал холодок. — Мне пора, — бросила Ведьма и поднялась на ноги. Гермиона тоже, выпустив из рук Живоглота. Тот недовольно мякнул. Сделав несколько шагов, Джинни резко остановилась и, постояв немного в задумчивости, сняла с плеча Арнольда. — Вот, — она протянула его подруге, — пусть побудет с тобой. Только смотри, чтобы это рыжая скотина до него не добралась. — Джинни… — Гермионе вдруг захотелось остановить ее, не дать пойти дальше. — Сонба, мне нужно быть одной, — строго сказала та. Но холодный тон голоса синаи, показавшийся Гермионе чуть ли не могильным, только утвердил ее в своей решимости. Краем глаза она успела заметить, как в руке Джинни появилась палочка, а до слуха долетело тихое «конфундо». Гермиона попыталась увернуться, но вместо этого споткнулась, и если бы не подруга, подхватившая ее, то наверняка упала бы. — Джинни… — удивленно протянула она, но та молча приблизилась и, посадив ей на плечо своего питомца, двинулась дальше. Гермиона хотела пойти за ней и почти сделала это, но зачем-то свернула в противоположную сторону. Шаги ее с глухим стуком удалялись все дальше и дальше. Ведьма лишь горько усмехнулась. — Люмос, — вполголоса произнесла она, когда звук шагов совсем стих, и тонкий луч, вырвавшийся из палочки, прорезал темноту неосвещенного коридора. С каждым движением тишина становилось плотнее, словно вата, окутывая ее непроницаемостью, учащая дыхание и усиливая дрожь во всем теле. Стены, казалось, пришли в движение, сужаясь в каменное кольцо, и все отчетливее напоминали склеп, готовый заключить ее в мертвые объятия навсегда. Джинни, судорожно втянув воздух, пыталась прогнать дурные воспоминания: все повторялось… — Гриффиндорским сучкам в подземельях делать нечего! — раздался наглый смешок. Узнав голос, Джинни моментально напряглась. Палочка взметнулась, больно ударив светом по глазам говорившего. Тот зашипел, прикрываясь рукой. — С каких это пор, Забини, — не менее нагло фыркнула она, — подземелья стали принадлежат только Слизерину… — Экспеллиармус! — Блейз метнул заклинание, не дав ей договорить. Палочка выскочила из руки, царапнув кожу, и звонко ударилась об пол. С ее конца по-прежнему струился свет, выхватывая из темноты дальний конец коридора. Стоя к нему спиной, Забини походил на призрака. — Не надо было тебе здесь появляться, — процедил он, направив палочку ей в лицо. — Или победа в сегодняшнем матче так затмила тебе разум, что ты забыла об осторожности? Джинни, сжав кулаки, молча взирала то на него, то на лежащую на полу палочку. — Да-да, попробуй, — зло проворковал он, обнажив зубы в ухмылке; его глаза мстительно заблестели. — Думаешь, без волшебства не справлюсь? — съязвила она, пронизывая его едким взглядом. Но вместо ответа услышала смех. Джинни опешанно моргнула, но уже через секунду ее взгляд полыхал ненавистью. Она стремительно наклонила голову в бок, одновременно перехватив левой рукой направленную на ее палочку, правой же резко ударив по запястью. Боль разжала пальцы, и палочка оказалась у Джинни. Вскрикнув, Блейз схватился за ушибленное место, не сводя с нее горящих от гнева глаз. Победно хмыкнув, она развернулась, чтобы уйти, но успела сделать лишь пару шагов. За спиной раздался разъяренный рык, и на голову обрушилось что-то тяжелое.* * *
Она очнулась на каменном полу со связанными сзади руками. Пошевелила ими в надежде ослабить путы, но те только крепче стянули запястья, обжигая кожу болью и угрожая в любой момент переломить тонкие кости. Еще одна попытка, стиснув зубы, — и результат прежний. «Дьявольские силки», — неожиданно мелькает в голове; от внезапной мысли Джинни замерла, и хватка шершавого жгута мгновенно ослабла. Страх накатил, обдав холодным по́том, но, обернувшись, она не заметила и намека на растение, готового задушить любого, кто окажется вблизи его смертоносных стеблей, и так любящее мрак и влажность. Ни того, ни другого здесь не было, благодаря волшебному огню в закрепленном на стене факеле, от которого по всему помещению, больше смахивающему на каменный мешок — ни окна, ни двери, — не ярким пятном расползались синие отблески. «Но если это не силки, то что?» Слева шаркнули шаги, и отголоски огня высветили из полумрака фигуру Забини; в руке он держал две палочки. Приблизившись, он присел на корточки. Лицо его было спокойным: он не скалился, не ухмылялся, как в прошлый раз, только смотрел, и глаза его излучали лед. Потом по губам скользнула легкая ухмылка, и тут же исчезла, взгляд по-прежнему оставался холодным, но уже с примесью горделивого превосходства. Он наслаждался ее положением. — Где мы? — спокойно спросила Джинни, не отводя взгляда от его лица. — Не знаю, — безразлично ответил он, и ни один мускул на его лице не дернулся. — Просто подумал… и в стене появилась дверь… «Выручай-комната. Только она может так внезапно появляться, когда необходима… Но для чего?» Плохое предчувствие царапнуло душу, как делало уже не раз за последние недели, предрекая и указывая. И она шла, слепо доверяя собственным чувствам и понимая, что так надо, она должна… или нет? Впервые, обжигая изнутри, пришло сомнение: нужно ли ей здесь находиться? Ради чего она шла сюда, зная, что будет больно?.. Ответа не было. Были только глаза, жаждущие мести… Она читалась в них так явственно, что Джинни вдруг осознала: ему действительно все известно. От этой мысли ее пробил озноб, и она дернулась в попытке отползти, чем вызвала лишь злорадную ухмылку на лице слизеринца и острую боль в запястьях. Страх, недавно нахлынувший из-за дьявольских силков и теперь отступивший, лизнул с новой яростной силой, вселив в голову единственную мысль — предупредить Гермиону! Джинни снова попыталась отползти, и снова путы до хруста сжали запястья, на этот раз, вырвав изнутри крик. — Дьявольские силки, — слышит она все тот же безразличный голос. — Точнее — отросток. Небольшой, но достаточный, чтобы уменьшить прыть твоих рук. Эта тварь живуча, и без подпитки может протянуть несколько часов, а если окунуть в специальное зелье, то и несколько суток. Проверено… Забини не из тех, кто отступает — он тверд в своем решении. Это она поняла еще там, на «Шакале». И это понимание неожиданно дает спокойствие, место страха занимает решимость: чтобы он не задумал, она не позволит ему это сделать, не позволит причинить ей боль. Глаза ее сузились, а рот скривился в усмешке: он уже допустил ошибку, не связав ей ноги. На лице слизеринца отразилось недоумение, он рефлекторно выпрямился и на почти автоматическом движении сжал в руке палочки, будто опасался, что их выхватят. Но мгновение спустя успокоился: плечи опустились, голова немного наклонилась в бок, а взгляд приобрел любопытную нотку. Он словно делал ей вызов… И она его приняла. Боль сковала запястья, когда Джинни, перекатившись вправо, рывком поднялась на одно колено, но стиснув зубы почти до скрежета, не издала ни звука. Ее переполняла злобная радость, а глаза искрились. Забини наблюдал, но не действовал; взгляд его оставался спокойным и надменным, но тело, по-прежнему сидя на корточках, напряглось и замерло, готовое сорваться в любой момент подобно разомкнутой пружине. В полной тишине звякнуло дерево, ударившись об камень: палочки из демонстративно разжатых пальцев упали на пол и откатились в сторону, где полумрак мгновенно их поглотил. Но Джинни на уловку не поддалась, взгляда не отвела. До стены — меньше метра, пара секунд на коленях, и спина упирается в холодный камень, не согретый даже отблесками волшебного огня. Усилие, и она на ногах. Боль в запястьях не преодолима, но Джинни только крепче сжимает зубы, видя, как злорадно блестят в ответ черные глаза Забини. Он не мешает, но и в долгу не остается — поднимается на ноги почти одновременно с ней. Каждый выжидает действий другого. «Выход где-то там, — думает Джинни, бросая взгляд за спину слизеринца. — Надо только сосредоточиться…» Всем внутренним существом она концентрируется на мысли — вырваться из склепа, и чувствует, как срывается с губ вздох облегчения, когда на стене проступают первые очертания двери. В предвкушении радостно забилось сердце, и возросла решимость, подстегиваемая яростным блеском в глазах Забини, понявшего, что упускает добычу… Рык проносится посреди тишины, а вслед ему шорох шагов, быстрых и торопливых, но они почти сразу обрываются, захлебнувшись в резком всхлипе. От сильного удара перехватывает дыхание, и Джинни падает навзничь. Ее тут же хватают за грудки и резко ставят на ноги, пытаясь прижать к стене, но удар головой разжимает хватку, и кровь брызгает из носа Забини. Плечом она отталкивает его и снова устремляется к выходу, полностью обозначившегося деревянной, обитой железом, дверью, но крепкие пальцы вцепляются ей в волосы и оттягивают назад, вырывая из глубин крик боли и отчаяния, потому что дверь, не успев появиться, начала стремительно исчезать. Это мысли Забини: он ни за что ее не отпустит… Словно куль ее откидывают в сторону, и она падает, чувствуя, как ломаются кости левого запястья, слышит их смачный хруст, но боль не успевает накрыть ее своей волной, вместо нее приходит другая, от удара в живот, заставляя согнуться и взвыть… но второго она нанести не позволяет: бьет каблуком по голени. Забини отскакивает, шипя от боли. Это дает Джинни несколько мгновений, чтобы перевернуться и подняться на ноги. С надеждой она смотрит туда, где только что была дверь, но взгляд упирается лишь в сплошную стену из серого камня. — Что ты хочешь этим доказать? — спрашивает она, переведя взгляд на Забини. Все тело ныло, но терпеть боль ей не привыкать. — Что сильнее меня? — А разве нет? — вопросом на вопрос отвечает тот, утирая кровь из разбитого носа. — Нет! — с издевкой бросает она. — Твоя сила в злобе: иссякни она, и силе конец. — Не боишься… — холодно начинает Блейз, но Джинни обрывает его на полуслове, зайдясь хриплым смехом: — Боюсь?! — почти кричит она. — Тебя, сморчка недоделанного?! Тебя, который даже не догадался связать мне ноги?! — Незачем было, — тон слизеринца на удивление спокоен. — Я мог и руки не связывать, а просто оглушить заклятием и сделать то… что задумал прямо в коридоре. Но это не интересно! — Его рот кривится в похабной ухмылке. — Кошка всегда играет с мышкой, прежде чем съесть. — Собираешься меня убить? — Джинни стало не до смеха, но голос ее не дрогнул. — Убить? — удивился Блейз. — Не-е-ет, слишком просто. Я хочу, чтобы вы помнили, каждая клеточка ваших тел помнила! — Ухмылка стерлась с его лица, уступив место оскалу. — Обещаю, будет так, как ты предпочитаешь…жестко… Она смотрит на него, широко раскрыв глаза: участь ее мгновенно проносится перед внутренним взором во всей красе и подробностях, и крамольная мысль, ими рожденная и ядом вползшая в мозг, поднимает на поверхность так старательно подавляемое все эти месяцы жгучее желание, что Джинни устыдилась сама себя. Но не была бы она Ведьмой, если не воспользуется ситуацией… Джинни прислонилась к стене и сдавлено хихикнула: — Наших тел? А я, значит, первая, — она фыркнула. — И чем обязана подобной чести? — Еще спрашиваешь? — Уточняю. — И злорадно добавила, смотря ему в лицо: — А в лесу ты не так смел был… Неужто силёнки появились? — Она смерила Блейза пренебрежительным взглядом сверху вниз. — Или ты храбр только со слабыми и увеченными, а на прочих кишка тонка? — Интересно, — парирует тот, цедя каждое слово, — где бы ты сейчас была, если бы не эта, вовремя подоспевшая, тонкая кишка? — Он желчно хмыкнул. — Подыхала бы на руках у собственного братца? — Убить с перепуга много умения не надо, да и храбрости тоже, — Джинни поцокала языком — Я был лучшим… — … в стрельбе по мишеням. То-то у тебя уверенности поубавилось, когда дело дошло до живых… Как ты еще не обделался при этом? — Джинни уловила, как сжались кулаки Блейза, как блеснули в черных глазах молнии, и едко продолжила: — А кого-то представлял на месте тех мишеней? Кого ты настолько ненавидишь, что готов убить? Убить не магией, а магловским оружием, ведь ты для этого пронес его сюда? Думал, никто не заметит? — Ее губы растянулись в самодовольную улыбку. — Может, пора знать кому-то еще… Договорить она не успела, пальцы Блейза крепко сдавили шею, и наружу прорвались только хрипы. — Заткнись, сука!!! — прорычал он, с трудом сдерживаясь, чтобы не раздавить ей гортань. — Кишка тонка… — еле слышно просипела Джинни. Она чувствовала, что задыхается. Она могла врезать ему промеж ног коленом, но не делала этого. Она лишь продолжала самодовольно улыбаться и буравить его взглядом. И победила. Хватка исчезла, позволяя воздуху наполнить легкие. Но Джинни успела только раз вздохнуть, прежде чем хлесткая затрещина обожгла лицо, разбив губу. Сплюнув кровь, она хрипло рассмеялась и повторила, бросив исподлобья вызывающий взгляд: — Кишка тонка… Ее с силой швыряют вниз. От удара тело сотряслось, отозвавшись в сломанном запястье острой болью, вынудив закричать. Она хотела отползти, но Забини, навалившись сверху, придавил ее к полу. Его руки, бестактно проскользнув под живот, нащупали пряжку ремня, и вскоре свободный металл звякнул об камень. Джинни извивалась ужом, но все было напрасно: от быстрого рывка брюки оказались у колен, прихватив и тонкую хлопковую ткань — последний барьер… Она замерла, зажмурившись… Он ворвался бесцеремонно, преодолев преграду одним резким движением и сорвав с губ истошный вопль, будто кочергу воткнул, огромную и раскаленную; ей казалось, что ее разрывают на части. Из глаз потекли слезы: первый раз больно — она знала это… но к такому готова не была… Не дав ей ни опомниться, ни привыкнуть, Блейз ускорил темп, с каждым грубым движением заполняя ее нутро до упора: Джинни чувствовала каждую жилку, каждый бугорок на его напряженном члене. Постепенно от его влажного трения боль утихла, уступив место неведанным прежде ощущениям. — Ты же не любишь, когда в тебя тыкают? — злорадно прошипел он в ухо и прикусил мочку. Она дернулась, словно от тока, а по телу прокатилась волна жаркого, порочного огня, растекшегося по венам и сведя низ живота сладкой судорогой. Хриплое, рваное дыхание лизало шею, обжигая кожу, а пробравшаяся под кофту рука смяла грудь и больно вывернула сосок; Джинни взвизгнула. Пальцы другой, добравшись до заветного бугорка, принялись играть с ним, доводя до исступления: она уже не кричала, не могла, только скулила. Когда он останавливался, Джинни сама, не осознавая этого, начинала насаживаться на твердую, как камень, плоть, считая эти мгновения невыносимыми. И он продолжал терзать ее лоно, поднимая из глубин стон, которого она, переполненная жаром, уже не стеснялась, а громко оглашала им серые камни склепа… Толчки становились все жестче и быстрее, и вскоре Блейз вздрогнул, плотно прижался к ее телу, из его гортани вырвался рык, и Джинни почувствовала, как внутрь ее ударила струя горячего семени. — Дрянь, — пронеслось в тишине чуть погодя. Джинни, окутанная туманом истомы, не сразу поняла, что обращались к ней. — Все испортила! Потекла, как сука течная, стоило только войти… — Голос был приглушенным и все еще прерывистым. Он говорил, уткнувшись ей в плечо, по-прежнему лежа сверху. — Другим не позволю! Не дам… — он запнулся, обдумывая какую-то мысль, а потом продолжил: — Следующая — Лавгуд, эта мышь серая, а Грейнджер… Грейнджер пойдет на десерт… Малфою! У него давно свербит на нее… — Опоздал, — сквозь зубы прошипела она, не подняв головы. — Знаю, — приглушенно выдохнул он ей в ухо. — Он расписывал это в таких красках… еще там, как другу… но сути это не меняет. Он ведь ничего не знает! А вот узнает… — Блейз мерзко хихикнул. — Тогда и поймем: кто опоздал, а кто нет. Он выпрямился, усевшись ей на ноги. — А ты полна сюрпризов! — хмыкнул он, застегивая молнию на брюках. — Не ожидал, что целой окажешься… Джинни резко, насколько могла, развернулась к нему лицом. — С чего бы такие измышления? — бросила она. — Все вы… — Забини оскалился. — Грейнджер, Паркинсон… да и Лавгуд не отстала. Вечно с пылающими щеками из трюмов возвращалась. Только с кем вот?.. — Паркинсон? — изумленно переспросила Джинни. — Хочешь сказать, что ничего не заметила? — он рассмеялся. — Даже Малфой заметил. — Блейз глянул на ее удивленное лицо и добавил: — Твой любимый Ронни постарался! — Она же его ненавидит?! Блейз лишь плечами пожал. — Врешь! — Можешь не верить, но такого самодовольства, как в твоем братце, еще поискать надо было. Его ж просто распирало каждый раз… Джинни отвернулась. — А как же Гермиона? — тихо, больше обращаясь к себе, спросила она. — А что «Гермиона»? — не понял Блейз. — Он ее любит… — Значит, не очень, — фыркнул слизеринец, вставая на ноги. Джинни ничего не сказала, продолжала лежать, уткнувшись в камни. Внутри, от обиды и злобы, начинало клокотать, как в вулкане, а в голове закрутились недавно оброненные слова: «Лавгуд — следующая, а Грейнджер… Грейнджер на десерт…» До слуха долетели шорохи шагов, потом какое-то клацанье, а через несколько мгновений ее руки лизнуло что-то теплое и приятное. Она почувствовала, как отросток, сжимающий запястья, стремительно развернулся и отпал. Руки от долгого пребывания в неудобной позе затекли и, упав вдоль тела, отозвались в плечах острой болью, да и сломанное запястье тут же напомнило о себе, как только Джинни стала вытягивать руки вперед. Пришлось закусить губу, чтобы не закричать. Краем глаза она заметила, как Блейз ставил факел обратно в держатель. Она хотела встать, но из-за поврежденной руки и спущенных брюк, у нее ничего вышло. Сверху раздался смешок. — Помочь не желаешь? — Ее горящий взгляд устремился вверх. — Хотя бы запястье… Или хочешь, чтобы все узнали, как оно сломалось? Забини присел на корточки. В руке он держал свою палочку, успев подобрать ее, пока Джинни пыталась подняться. — Если вспомнишь… — нагло заявил он, смотря ей в лицо. — А как же «каждая клеточка ваших тел...»? — передразнила она его не менее нагло. — Не нужно было удовольствие портить, — процедил Блейз. — Хотя… — Его палочка описала круг. — Эпискеи! Запястью вдруг стало очень жарко и тут же — очень холодно. Джинни поводила кистью вперед-назад: боли она не ощутила. Быстро натянула брюки и, не застегивая их, поднялась на ноги. Забини уже стоял перед ней, держа палочку на изготовке. Лицо Джинни моментально преобразилось: звериный оскал исказил его, пронизывающий взгляд, частично прикрытый всклокоченными и свисающими рыжими паклями, казалось, испепелял все вокруг. Глаза Блейза округлились, он отступил назад, рука дрогнула, и заклинание, готовое было уже сорваться с губ, так и застряло внутри. Он смог только выдохнуть: «Ведьма». — Я — первая, но и последняя. Других ты не тронешь… — услышал он в ответ, и его левое колено взорвалось болью. Он осел, хватая ртом воздух, а Джинни, рассмеявшись, продолжила: — Один раз? Серьезно? Я слышала обратное, или слухи врут? Ночь длинная, никто никуда не спешит… Посчитаем?.. Из руки вырвали палочку, и Блейз отчетливо услышал хруст ломающегося дерева.