* * *
— Тебе хотя бы известно как она выглядит?! — раздраженно бросил Забини. Они стояли вдвоем на Смотровой площадке. Вокруг завывал зимний ветер, занося внутрь белые хлопья снега, но оба были под чарами тепла, и его холодных порывов не ощущали. — Мне известно столько же, сколько и тебе, — спокойно заметила Гермиона. — Она говорила это всем одновременно, или ты забыл? — Нет, — буркнул Блейз. — Но эта штука может быть где угодно! Гермиона лишь качнула головой в знак согласия, понимая, что с каждым днем поиски становятся все бесполезнее: необходимо что-то иное, чтобы предотвратить надвигающееся. «Думай, Грейнджер, думай…» — мысленно заставляла она себя, но ничего разумного не приходило. Молчание затягивалось, становясь гнетущим, и тогда Гермиона решила прервать его, высказав вслух волнующий ее с недавних пор вопрос: — Винни-Пух… есть такой на Слизерине? Забини непонимающе уставился на нее, затем переспросил: — Винни-Пух? Кто это? — Забавный плюшевый медвежонок — герой одной магловской сказки, — начала объяснять Гермиона, но, увидев на лице Блейза еще большее недоумение, передумала и просто сухо сказала: — Это скорее прозвище… Может, слышал, кого так называют? — Нет, — ухмыльнулся Забини, желая добавить что-то еще, но в этот момент внизу скрипнула дверь, и кто-то стал подниматься по лестнице. Они переглянулись: видеть вместе их не должны, и Блейз отступил к стене, скрывшись под мантией-невидимкой. — Ой! — выдохнул детский голосок. — Я думала, тут никого нет… На последней ступеньке стояла первокурсница и испуганно смотрела на Гермиону. — Тебя, кажется, Со́лли зовут? — Я хотела побыть одна, — пробормотала девочка, не услышав вопроса, и шмыгнула носом. На ее глаза наворачивались слезы. — Но если я мешаю… — Подожди, — остановила ее Гермиона, прежде чем та успела развернуться. Она помнила эту девочку сияющей от счастья, теперь же перед ней стоял ребенок, готовый вот-вот расплакаться. — Что у тебя случилось? — Ничего, — протянула Солли и опустила глаза. — Просто я… мне иногда хочется побыть наедине… — …с собственными мыслями, — закончила за нее Гермиона. — А здесь самое удобное для этого место. — По крайней мере, здесь никто не мешает. — Понимаю. Когда внутри неспокойно, хочется побыть наедине, но… — Гермиона подмигнула, зацепившись за возможность: в голову пришла неожиданная мысль, и теперь она стремилась ее реализовать. — Разговор по душам — тоже неплохое средство. Девчонка резко вскинула голову, испуга в янтарных глазах прибавилось, но Гермиона, отчетливо увидев, как в них развернулась борьба между «согласиться» и «промолчать», лишь мягко улыбнулась и стала ждать. — Я… — вскоре начала та, принявшись с удвоенной силой разглядывать пол. — Мой отец… я не знаю, как ему помочь. — Он болен? — Его одолевает непонятная боль в груди, — выдохнула она и всхлипнула. — Мама пыталась его лечить, пока была жива, потом я… но ничего не помогает. Бывает, что боль подолгу не приходит, но потом накатывает с такой яростью, что… И перестав сдерживать слезы — те хлынули ручьем, — опустилась на ступеньку. Она не услышала, как подошла Гермиона, но вздрогнула, когда та, присев рядом, обняла ее за плечи. — Иногда, — тихо сказала Гермиона, — приходится мириться с плохим и неизбежным… Солли подняла на нее заплаканные глаза и с вызовом произнесла: — Я не хочу мириться! Он мирится, а я не буду! Я… — Она запнулась, но Гермиона прекрасно ее поняла: «Я пойду на все!». Немного помолчав, Солли снова заговорила: — Он идет в лес, когда понимает, что приступ вот-вот начнется, говорит что ему там легче. Мама часто уходила его искать, когда он долго не возвращался, боялась, что не вернется… — Почему? — Она нашла его там, раненного, и выходила. Гермиона настороженно на нее посмотрела, потом спросила: — Его хотели убить? Солли кивнула. — Мама рассказывала о какой-то женщине со странной палочкой в руке. Она видела, как они вдвоем возвращались из Хогвартса, потом женщина выстрелила… — Выстрелила?! — Мама назвала это именно так. Отец, когда поправился, объяснил ей, что в руке у той женщины было оружие, у маглов оно заменяет волшебную палочку. — Почему они возвращались из Хогвартса? — Отец так и не сказал, но замок он не любит, обходит стороной. Ему становится плохо, когда он рядом с ним. Она вздохнула и вытерла глаза ладонью, не увидев, как Гермиона, кинув алчный взгляд на одну из стен, на миг оскалилась. — Разговор по душам — неплохое средство, — повторила она свои же слова. Солли лишь улыбнулась. — Чтобы не ждало тебя впереди — ты справишься, ты сильная. А теперь иди, скоро ужин, ты ведь не хочешь его пропустить? Девочка помотала головой и поднялась со ступеньки. Когда за ней, скрипнув, закрылась дверь, по площадке прокатился раскатистый басовитый смех. — Грейнджер, и почему ты не на Слизерине? Вылитая змея! — Гермиона метнула в Забини испепеляющий взгляд, но тот, скинув мантию-невидимку, только сильнее зашелся смехом. — Знаешь, ты напомнила мне мою маман: за сладкими речами скрывается смертельный яд. Черные глаза Блейза налились ненавистью, он стал серьезным, хотя его губы по-прежнему улыбались, но улыбка эта была зловещей. Гермиона смотрела на него, склонив голову набок, взгляд ее стал внимательный и пронизывающий, будто заглядывал внутрь, в самую глубину, выворачивал душу наизнанку. Блейз перестал улыбаться, но взгляд его не изменился. Ему вдруг показалось, что это не Грейнджер, это капитан: та также смотрела, когда хотела заглянуть им в мысли, выведать самое сокровенное. Блейз отвернулся, потому что еще немного, и она бы открыла его тайну, тайну, мешавшую жить, но тайну, от которой он скоро избавится. Гермиона хмыкнула, и в тишине это прозвучало громко, даже слишком. — Что задумала, Грейнджер? — спросил он, стоя к ней спиной. — Кто ее отец тебе не интересно? — А должно? — Нет… для того, кто его чуть не убил. — Грейнджер, ты перепутала… — Блейз хотел разразиться смехом, но Гермиона не дала, колко и холодно бросив: — Там, Забини, там, не здесь. Он молчал, чувствуя на спине выжидательный взгляд, пока, наконец, не произнес: — Тот самый… — Тот самый. — Его нога — дело рук Уизли, это она его чуть не убила. Я всего лишь отвлекал… как она и просила. — Он глубоко вздохнул. — Эта женщина?.. — Мей. — Кто еще знает? — О нем? Мои все. Даже Гарри обратил внимание на ее глаза и поделился со мной догадками, только… что может ответить Гермиона, просидевшая взаперти все три месяца. — Значит, и Уизел, и Долгопупс? — Сомневаюсь. Рональд слишком увлечен… не тем, чем надо, а Невилл… может и заметил, но он молчит. А ты? — Нет, — честно признался Блейз. — До этого момента… — И Малфой? — Его голова занята другим, — прозвучал сухой ответ. — А Крэбб с Гойлом не настолько умны, чтобы видеть дальше своего носа. И зачем он ей здесь понадобился? — Это я и хочу у него спросить. Присоединишься? Забини фыркнул и посмотрел через плечо. — Лучше малявку возьми или кого-нибудь другого. У меня реакция не та… — С твоей реакцией все в порядке, — холодно заметила Гермиона, встретившись с ним взглядом, — если ее хорошенько потренировать. Но ты прав, от такого как он можно ожидать что угодно, и к этому надо быть готовым. Забини снова фыркнул, и это начинало раздражать. — Он узнает тебя раньше, Грейнджер, чем ты приблизишься, — злорадно заявил он. — Разве тогда в трюме… — Приближалась, — усмехнулась Гермиона. — Если и узнал, то только голос или, по крайней мере, он показался ему знакомым, когда я разговаривала с ним больше месяца назад (в глазах Блейза мелькнуло удивление). А в трюме я была не одна, а с капитаном и Гарри… и в маске. Выражение лица Блейз стало безразличным, и какое-то время Гермиона могла наблюдать только его спину. — Забудь про Винни-Пуха, — сказала она, поднимаясь со ступеньки. — Его не существует. — Не слышу уверенности в голосе, — отозвался Забини. — Ты так не считаешь. — Хотела бы… но не получается. — И кто сказал тебе про него? Хотя… можешь не отвечать — я догадываюсь. Не зря ее называют полоумной, — с издевкой произнес он, повернув голову. — Лавгуд только выглядит такой, — медленно проговорила Гермиона. — За ее словами, каким бы глупыми они не казались, всегда есть смысл, и этот смысл не раз нам помогал. — И кто, по-твоему, этот… Винни-Пух? — Тот, кого мы знаем. — Забавный плюшевый медвежонок? — Скорее тот, на кого он похож, — выдохнула Гермиона и улыбнулась. — Хирург никогда никого просто так не называет. — Почему ты думаешь, что он здесь, а не… там? — Он со Слизерина. В голове Блейза пронеслось воспоминание, незначительное, одно из тех, о которых быстро забываешь, не придавая им значения, но которые имеют свойство всплывать в подходящий момент. Гермиона не сводила с него пристального взгляда. — Мне кажется или ты понял кто это? — Надо проверить, — буркнул Блейз и издал громкий смешок. — Винни-Пух…* * *
Его дыхание опаляет ухо, а руки, большие и сильные, крепко сжимают ягодицы. Ноги цепко сплелись за его спиной, в то время как между ними творился пожар. Он достигает упора, бьет, словно хочет разрушить, проникнуть дальше. Ее тело начинает сотрясаться, с губ слетает крик… Вот-вот все закончится: он изольется, в горячке не заметив, как прикусит шею. Ей не больно, она привыкла, она только взорвется… Он все еще в ней, а ее ноги за его спиной. Он не отпускает. Его глаза смеются, в них удовлетворение насытившегося хищника, и она целует его, как делала всегда, как сделала это и в первый раз. Он придавил ее к стене, вдалеке ото всех, на следующий же день, напомнив про обещание, а она и не забывала. Просто там были правила, здесь их нет. Он не дал ей опомниться, но был нежен, дав время привыкнуть, чтобы с яростью обрушиться, доведя до исступления… — Почему Винни-Пух? — спросил он, когда ее ноги, наконец-то, коснулись пола. Она смотрит ему в глаза, по-прежнему искрящиеся смехом, и улыбается в ответ. Он выше на голову, и ее подбородок упирается ему в грудь. — Потому что вы похожи, — полушепотом отвечает Полумна. — Ты такой же… — Глупый? — В его голосе звучит обида, и глаза перестают смеяться. — Добрый, отзывчивый. — Она проводит рукой по его щеке. — Наблюдательный и смелый, но не глупый. Почему ты так подумал? — Потому что читал. — Это маска, за которой скрывается истинное лицо. Это удобно. Мне, Пэнси… всем. А тебе, почему это удобно тебе? — Отец не любит умных. Твердит, что каждый должен довольствоваться тем, что ему дано, и не идти наперекор. Я привык. — Он бил тебя, — говорит Полумна, уткнувшись в него. Она не спрашивает, она утверждает, а он, зарывшись лицом в ее волосы, просто целует ей макушку. — Никто не дурак, даже они, хотя, порой, ими и кажутся. — Это чьи слова? — Капитана. Полумна грустно усмехнулась. — Она умела видеть людей… и использовать. — Он сильнее прижимает ее к себе, и она переводит разговор на другую тему: — Так ничего и не нашел? — Нет. Мне, кажется, все это выдумка, иначе давно бы уже нашли… — Не выдумка, просто ищем вслепую. Она есть… где-то. — Другого способа нет? Так можно до бесконечности искать. — Время истекает, — выдохнула Полумна, выскальзывая из его объятий. — Ангел уже придумала, я тебе говорила… про ту девочку… — Солли? Полумна кивнула и стала одеваться. — Когда идете? — Завтра. — Вчетвером? Полумна снова кивает. — Он по-прежнему опасен, несмотря настолько лет. — То, что в него заложили, одним дуновением не выветришь. — Она повернулась и заглянула ему в глаза. — Все будет хорошо, я не в таких переделках была… — И каждая оставила след на твоем теле. — Не только на мне… — на лице Полумны появилась улыбка. — И не все видны. — Может, — начал он нерешительно, когда она сделала шаг, чтобы уйти, — ей все же рассказать?.. — Ты сам просил этого не делать, — напомнила Полумна. — Просил, но… здесь, наверное, это уже не важно… Она подходит и, встав на цыпочки, целует его. — Не важно, — повторяет она за ним. — Но не сейчас. Это только помешает. После… когда вернемся. Обещаю…