* * *
В камине, пожирая поленья, полыхал огонь, наполняя дом теплым, смешанным с терпким запахом сушеных трав, воздухом. Аймо сидел за столом и растирал в ступке горсть лепестков. Тихие удары пестика, да треск в камине — единственное, что нарушало тишину дома, который вскоре наполнится звонким смехом Солли. Вот-вот она появиться на пороге и проведет здесь выходные, как делала много раз до этого. На его лице появилась улыбка, а в голове мелькнули образы. Тринадцать лет. Яркие, солнечные, омраченные болью и страшными желаниями, которые он так и не смог из себя изжить, но все же счастливые… Аймо, отложив пестик, посмотрел на огонь. Это хаотично танцующее, всепожирающее пламя напоминало его самого: он так же, как огонь пожирает поленья, тринадцать лет назад пожирал жизни людей, и так же, как он согревает дом, Аймо согревал душу единственного близкого ему человека, наполняя ее любовью и радостью… Серебро вытянутым гибким телом скользнуло перед глазами и, описав круг, приземлилось перед ним. Встав на задние лапы, выдра приоткрыла пасть, и до Аймо долетел знакомый голос: — На вашу дочь напали! Она в лесу… Патронус мигнул, сказав, где искать, и растворился. Дверь хлопнула, казалось, сотрясся весь дом, но Аймо даже не заметил этого: он видел лишь запорошенную снегом дорогу и темную на фоне яркого неба полосу леса. Он бежал, а в ушах все еще звенел голос, простой, девчоночий, и странно спокойный. Кромка леса приближалась, становясь все больше и больше. Замелькали темные стволы деревьев, тонкие ветви кустов, выпирающие из-под высоких сугробов, а он все бежал и бежал. Первой увидел ее, что приходила и спрашивала о травах, целый список предъявила. Он запомнил взгляд, которым она одарила его… словно знала, кем был… Преградив дорогу, заговорила быстро, сбивчиво, но слова ее — лишь пустые звуки: все его внимание на теле, лежащим невдалеке: оно неподвижно, будто мертвое… А рядом, опустившись на колени, сидела другая, с пепельными, забранными в узел волосами. Он шагнул, но всполохи огненно-рыжего заставили остановиться. Аймо мотнул головой, прогоняя наваждение. Оно не уходило. Солли на глазах раздваивалась: то она нормальная, то лицо ее, искажаясь, начинало приобретать иные черты, тело вытягиваться, а волосы… их словно лизнул огонь, одарив своей силой и красотой. Перед ним была не его дочь. Догадка, вспыхнув, растворилась в потоке мыслей, но следом, затопив нутро холодом звериной сущности, пришло чувство опасности. Он успел обернуться, и удар только скользнул по виску, пустив кровь. Глаза. Черные, полные ледяного безразличия. Ухмылка… боль, выжигающе-яростная, пропоровшая левое бедро и наполнившая воздух мучительным криком. А острие, войдя в тело, развернулось, превратив крик в надрывный вопль. — Прекращай. — Тихий, почти невесомый, голос, но он непререкаем. — Не хватало еще, чтобы он тут кровью истек. — Зато не убежит… — Ухмылка стала шире и зловеще, но клинок покорно выскользнул из раны, — по крайней мере, далеко. — И кинув быстрый взгляд вниз, добавила: — Не переживай, не с той стороны и неглубоко. Успеешь насладиться… Аймо зажал рану пальцами, но кровь, просочившись сквозь них, продолжала стекать, перекрашивая снег в красный. Он видел, как поднялась «Солли», но теперь — это рыжеволосая, небольшого роста девчонка, держащая в руке бластер. — Где моя дочь? — процедил он, никому конкретно не обращаясь. — В замке, — равнодушно прозвучал ответ. — Отрабатывает наказание… Лицо Гермионы было непроницаемо, лишь губы чуть скривились в подобие улыбки, когда она упомянула о наказании, которое и подстроила. Она смотрела на него тем же взглядом, что и в тот раз, когда впервые появилась в лавке. Память Аймо всколыхнулась, выбрасывая на поверхность обрывки картинок, голосов и имен. — Значит, дело во мне, — раздался его хриплый и злой смешок, — Ангел. Или лучше мисс Грейнджер? Карие глаза сузились, но по-прежнему смотрели в упор. — Это не важно, — жестко сказала она. — Важен только ответ. — А каков вопрос, ведьма? — бросил Аймо с презрением. От понимания, как глупо угодил в ловушку, внутри нахлынула волна горечи, побудившая к действию. Оружия нет, но добыть его несложно: руки у него сильные, запястье у черноволосой хрупкое — одно движение и он завладеет мечом. Стрелять не посмеют — из-за боязни попасть в нее: она его щит и она же первая жертва. То, что он годами пытался изжить, снова вышло наружу, и боль была только подспорьем. Но о ней надо забыть, затолкнуть обратно — сейчас она помеха. Аймо вспомнил, как его учили, как делал это много раз после, и мозг постепенно стал забывать о ней, сосредотачиваясь на цели. Он отступил, припадая на здоровую ногу, и прыгнул. Черноволосая, отшатнувшись, успела полоснуть, но клинок, распоров ткань рубахи, оставил на груди лишь тонкий порез. Сильным ударом Аймо опрокинул ее навзничь. Перед ним — ведьма, справа — ярко вспыхнувшая точка. Но тело его, тренированное годами, повинуясь только упредительно-обжигающему импульсу, посланному в мышцы мозгом, уже само летело вперед, сбивая ведьму с ног, и луч, едва опалив волосы на макушке, прошел мимо. Вымазанные в крови пальцы сомкнулись на хрупкой шее, готовясь раздавить, сломать, вырвать последний вздох-хрип. Взгляд его, что раскаленное железо, вынутое из горна: он приковывает к земле, плавя под тобой снег, и он же извергает из нутра клокочущую, бушующую лаву накопленной к нему ненависти. Гермиона, падая, успела выставить руки, и теперь, вцепившись ногтями, раздирала его лицо до кровавых ошметков. Но он, словно окаменел, не замечая ни боли, ни льющейся крови, только глаза продолжали полыхать убийственный огнем, а пальцы не отпускать из мертвой сцепки ее горло. И она вдавила, со всей оставшейся в ней силы, вдавила их в глазницы, радуясь резанувшему по слуху звериному рёву. Хватка ослабла, и январский, упоительно-живительный воздух с болезненным вздохом, наконец, вошел внутрь. Сверху метнулась тень, раздался глухой треск удара, тело его дернулось и обмякло. Но вместо того, чтобы осесть, придавив ее своей тяжестью, оно зависло на миг, будто удерживаемое кем-то, а потом исчезло, облегчая ей следующий вздох. Над ней возникло веснушчатое, скалящееся во весь рот, лицо. — Помочь или сама сподобишься? — ворвался наглый голос в ее покрытое туманом сознание. — Уизли… — начала Гермиона, желая закончить хорошей бранью, но вышел лишь полусиплый стон. — Сильная тварь, — протянула Ведьма, присаживаясь рядом и помогая Гермионе встать, — еще немного, и пела бы ты сейчас ангельские песенки. Голова закружилась, перед глазами поплыло, и она чуть было не рухнула обратно, но руки Джинни ее удержали. — Тише-тише, — пропела она успокаивающее, — нашла из-за кого в обморок падать. Вот Малфой… это я понимаю… — Джиневра! — прошипела Гермиона, метнув злобный взгляд на подругу. Та, не обращая на него внимания, продолжала ухмыляться, глаза же ее довольно блестели. — Дозубоскалишься… Но нахальная ухмылка стал только шире. — Как он? — обратилась она к Полумне, которая сидела перед Скорпионом и капала бадьян в рану на ноге. — Жить будет, — спокойно заявила та, перемещаясь, чтобы начать залечивать царапины на лице. — Достаточно, чтоб помог найти… — буркнула Ведьма. — Для начала помоги его до хижины дотащить, — сухо бросила Гермиона.* * *
— Папа, папочка! — Взорвалось в мозгу высоким детским голосом. Была только темнота и этот пронзительный, выдергивающий из беспамятства, крик. Взгляд Аймо не твердый, зыбкий, но уже цепляющий очертания стоящей перед ним кровати с пологом из-за толстого слоя пыли больше похожим на трухлявые лохмотья. Он вспомнил, как удар опрокинул его в беззвучно-кромешную тьму, и голова тут же отозвалась мучительной, опоясавшей тугим обручем, болью. — Очнулся, — донесся справа довольный голос. — Теперь можно и поговорить. — Где я? — вырвалось у Аймо сдавленным стоном. Он уже осознал, что сидит на шатком и от любого движения скрипучем стуле, руки его заведены назад и накрепко обхвачены веревкой. — В Визжащей хижине. — Значит, так она выглядит… изнутри, — он нерадостно усмехнулся, поднимая голову и оглядываясь по сторонам. — Слышал, здесь призраки водятся… — Чего только не болтают, — фигура заслонила перед ним все пространство, невольно заставив в нее всмотреться. Это оказалась ведьма, — но призраков тут точно нет. Открою секрет, — она наклонилась к нему и прошептала в самое ухо, — здесь обитало нечто пострашнее и посвирепее… Заглянула в глаза, с упорством ища в них страх, или хотя бы испуг, но ни того, ни другого там не было: только холодная решимость уничтожить, растоптать все, что с ней связано. — Так каков вопрос, ведьма? — напомнил он, не отрывая взгляда. — Где она? — В его глазах скользнуло недоумение. — Где бомба? Та женщина, она принесла сюда бомбу. Вы были вместе, когда… Хриплый, почти плевок, смех оборвал на полуслове, судорогой пройдясь по ее лицу, но через мгновение застыл на разбитой губе от затрещины. Стул натужно скрипнул, покачнувшись от яростного удара, и чуть было не сбросил Аймо вместе с собой на пол. — Бадьян, — произнес он, сплюнув кровь. — Что? — Гермиона недоуменно уставилась на него. — Не жалко было тратить… на меня? — Жалко затраченные силы пускать прахом — сдох бы по дороге… да и след ковровой дорожкой стлался бы для лишних глаз. — Она глубоко вздохнула и оскалилась. — Но если ты так ратуешь за собственные дырки, то все исправимо. Рука ее взметнулась, сверкнув металлом в полутьме, и снова боль вспорола бедро, но теперь поднялась выше, на самый верх. — Да чтоб тебя!.. — воскликнул кто-то, прежде чем возглас потонул в нечеловеческом рёве. — Где бомба? — процедила ведьма сквозь скрежет зубов. Нож, вонзившись в тело, не спешил покидать его, засев прочно и глубоко, до самой кости, будто птица в родном гнезде, как и не спешил проворачиваться в нем. — Не знаю, — выдавил Аймо, стараясь отрешиться от боли. — Вы были вместе. — Не были. Она ушла, когда я упал… Магия раздирала грудь. Слишком много магии… — Ложь!!! — Новая боль взорвала бедро, выдираемым из него металлом. Окровавленный кончик метнулся к глазу, готовый покончить с огненным блеском навсегда, но передумал и завис в опасной близости. — Говори, не доставляй мне удовольствия выскабливать его из тебя! Шорох шагов отвлек ведьму, заставив бросить взгляд в ту сторону. Лицо ее мгновенно исказилось, предупреждая тех, кто там стоял — им лучше оставаться на месте. — Не были, — повторил он через усилие, отстранившись от ножа. — Я нужен был, чтобы показать замок… я видел его, она — нет. Я не знал, что она несет… только холщовая сумка… с чем-то выпирающим… Кончик угрожающе сдвинулся. — Ангел, — окликнула ее Хирург, — он не врет. Мей незачем было посвящать его в свои действия: она использовала его вслепую, потом избавилась. — Не до конца… — разочаровано выдохнула Гермиона, опуская нож. — На наше счастье. Она посмотрела на Полумну и приказала: — Смени Меченосца. — Не замерзла. Да и кто ее увидит под мантией? — Смени Меченосца, — раздраженно повторила Ангел, блеснув злыми глазами. Рука Джинни легла на плечо. — Иди, — тихо сказала она, и добавила одними губами: — Я присмотрю за ней. Обменявшись понимающими взглядами, Полумна исчезла в темном проеме двери. Вскоре скрип ступенек прекратился, и ненадолго воцарилась тишина. — Оставайся, где стоишь, — с нажимом бросила Гермиона Ведьме, двинувшейся было к ней. — Я справлюсь. Помню… — И наклонившись к Аймо, едко заметила: — Трупы разговаривать не умеют. — Если так дырявить… то и до трупа недалеко, — проворчала себе под нос Джинни.* * *
— Я всегда подозревала, что с катушек съехала не только Ведьма, — не поворачивая головы, бросила Паркинсон. — Хладнокровная тварь не ты одна. — Голова Полумны показалась из-за двери. — Приказала тебя сменить, чтобы не мешала наслаждаться. — Слышала, — проговорила Меченосец, скидывая мантию. — Вой был на всю округу, хорошо, что для всех это привычно. Что, за нож взялась? — Потому и выбрали ее… — Полумна окинула глазами комнату, где они стояли, и фыркнула: — Всадила в ногу чуть ли не по рукоять. — Ой, ли? — По крайней мере, до кости добралась. — Ну, тебе не привыкать дыры залатывать, — хыкнула Пэнси. Хирург, пробуравив ее взглядом, вырвала из рук мантию. Но прежде чем выйти наружу, произнесла: — Обещала за глаза приняться, если не скажет. Губы Пэнси растянулось в блаженной улыбке: — Обожаю ее, — но услышал ее только затхлый воздух хижины.* * *
Очередной вопль застал Пэнси на лестнице, но прибавить шаг она не потрудилась, лишь обнажила в оскале зубы. — Коридор и много портретов… — услышала она, появившись на пороге, и заметила, обратив на себя взоры: — Так себе ориентир. — Ничего другого он говорить не хочет, — рыкнула Ангел, и как показалось Пэнси, от бессилия. — Или не знает, — добавила, будто гвоздь вколотила. — Или не знает, — глухо повторила Гермиона. — А показывать отказывается! — Заставь, — вяло предложила Паркинсон, указывая на очевидный факт. — Впервой? — В нем столько крови нет, чтобы заставить. Вон сколько натекло… Упрямый. — Как ты, — выплюнула Пэнси, скосив глаза вниз: под левой ножкой стула скопилась уже небольшая лужица. — Бадьян закончился? — Нет, но пока подождем. — Как хочешь, сонба, но на себе я его не потащу, — заявила она категорично, встретившись с неприязненным взглядом старшей. Выдержав его, Пэнси отошла к камину, где стояла Ведьма, скрестив на груди руки, и неотрывно смотрела на происходящее. — Я думала, что свихнувшаяся среди нас только ты, — еле слышно пробормотала она. — Никогда не приписывала себе единство в этом вопросе, — парировала та с невозмутимостью, и тут же округлив глаза, резко кинулась вперед. — Дьявол тебя дери, Грейнджер!!! Одновременно, перекрывая ее крик, раздался рев разъяренного зверя, потом что-то треснуло и упало. Пэнси обернулась: какой-то непостижимой волей пленник оторвал себя от пола вместе со стулом и набросился на Ангела, опрокинул и впился зубами в первое доступное место — ухо, сменив рев на истошный визг. Нож от удара выпал и отлетел под кровать, и все, что ей осталось — вцепиться в волосы, в попытке оторвать его от себя. Он почти перекусил мочку, но вовремя подоспела Ведьма, а вслед за ней и Паркинсон. Нестерпимая боль заставила его разжать зубы, когда Джинни с яростью запустила пальцы в рану, выдирая из нее кусок мяса. Оттащив на безопасное расстояние, они оставили его лежать. Он впал в забытье. — ТЫ ЧТО ЕМУ СКАЗАЛА?! — орала Ведьма, поднимая Гермиону за грудки. Кровь ручьем текла из разорванного уха. — Что вырву сердце из его любимой доченьки, — с безумным оскалом сообщила она, словно радостную весть. Джинни сглотнула подступивший ком и переглянулась с Пэнси, впервые заметив в ее глазах неподдельный ужас. — Бадьян где? Первая упавшая капля срастила мышцы, не сорвав ни единого звука с языка Ангела. Она будто находилось в таком же забытье, что и пленник. На пороге появилась Хирург. Объяснять ей никто ничего не стал: все было понятно без слов. — Ты что здесь делаешь? — рявкнула Грейнджер. — Я приказала сторожить вход! Марш отсюда!!! Та молча ушла, за ней Паркинсон. — Оставь, — бросила Джинни, порывавшейся встать Гермионе, чтобы вернуть последнюю. — Грейнджер, ты обезумела из-за своей ненависти! Пустой взгляд скользнул по ней, и снова ушел в сторону. — Знаю, — тихо ответила та, — но ничего не могу с собой поделать. — На, — Джинни протянула ей крохотную флягу, — глотни и успокойся. — И, конечно же, на ней чары незримого расширения. Огневиски? — Сомневалась? Гермиона лишь мотнула головой, отхлебывая из фляги. Алкоголь мгновенно лег поволокой на глаза. — И что теперь? — спросила Джинни. — Оставим до завтра. — Пропажу заметят. Гермиона дернула плечами, мол, все равно, и сделал еще один большой глоток. — Хирург пускай за ним присмотрит, и дырку заодно залечит, чтоб свеженьким был… — А кто заменит ее? — Никто. Один переночует. Мало способов что ли? А завтра все скажет… — Не скажет — он не знает. — Значит, покажет! — бросила Ангел, поднимаясь. Она хотела вернуть флягу, но Джинни отмахнулась: тебе нужнее. — Тогда зови Лавгуд, и помоги достать нож.