Pure Violence

      В мире без войны люди совершенно другие. Война заставляет делать самое ужасное, на что только способен человек. Чем быстрее он превратится в животное, тем больше шансов выжить. Когда не нужно каждую секунду бороться за свою жизнь, люди другие. Они придумывают себе проблемы, жалуются, медлят, раздражают. Их жизнь похожа на сон, скучный и примитивный. Как можно выслушивать жалобы на вызванные обжорством боли и урчания в животе, когда совсем недавно распарывал его лазерным ножом? Джон не находил себе места в мире без войны. Он хотел обратно, где его лучшее умение ценилось превыше всего. Умение убивать. Да, он был врачом. Но почти всегда попадал в серьезные передряги, он привык вытаскивать с того света людей, отдававших свою жизнь в бою ради товарищей. А не лечить тех, кто изнывал от мелких катастроф рутинной жизни и требовали не хватающего им внимания.       Покидая свой маленький номер в отеле, Уотсон задержался перед зеркалом у выхода. Он поправил воротник рубашки, сильнее заправил её в джинсы, прикрыв джемпером. Подняв глаза, Джон напоследок окинул взглядом своё отражение. Светлые непослушные волосы отрасли ниже середины ушей, торчали во все стороны, сколько ни причёсывай. Синяки под глазами выделялись даже на смуглой коже, как и трёхдневная щетина. В этой части города все выглядели примерно одинаково неопрятно и просто, так что уделять особое внимание своему внешнему виду Джон не стал. Он взял костыль и вышел, закрыв номер отпечатком руки на панели у ручки.       На улице было прохладно и сыро. Джон дошёл до поворота, свернул на узкую улочку, минуя мусорные баки и грязные лужи. Дойдя до места, он остановился. Из бара вывалились двое мужчин, размахивающих оружием, они громко хохотали, держась друг за друга. Джон пропустил их и зашёл в внутрь. По ушам тут же ударила волна громкой музыки. Заведение было пристанищем всех доходяг и пьянчужек, там всегда было много проституток и бандитов, подростков-наркоманов и прочего сброда. Джон целенаправленно пошёл к стойке, обходя переплетающиеся в экстазе тела, сел на высокий стул.       — Налей водки, Тобиас, — крикнул он бармену.       Большой бородатый мужчина кивнул, приветствуя знакомого, ловко налил и протянул рюмку Джону. Тот, не поморщившись, быстро выпил её.       — Давай сразу еще две, у тебя же остались холодящие стаканы?       — Нет, Джон, все побили… Вчера тут были разборки двух местных группировок, кучу вещей разнесли, — с раздражением пояснил Тобиас. — Так что придётся мне сегодня вечером стоять возле тебя.       Бармен засмеялся и протянул Джону ещё одну рюмку. Его окликнули с другого конца стойки, и он оставил Уотсона.       Стоял гул шумной музыки, гогочущий смех и смог. Все доходили до состояния эйфории, чтобы расслабиться и позволить себе того, чего на трезвый ум совершить не могут. Они становились развязнее и доступнее. Из туалетов слышались стоны. Джон пил в одиночестве. Он не разговаривал.       Все здешние люди вызывали бы у Джона отвращение и осуждение, если бы он на данный момент не был на том же дне, что и они. Джон был честен со всеми, но в первую очередь с собой. Горькая правда о его положении резала самолюбие доктора, он много пил, и в этот раз обычной порции алкоголя было недостаточно. Нет, к наркотикам он не прибегал: насмотрелся на людей, злоупотребляющих дурью, и ему больше импонировали алкоголики, нежели наркоманы. Хотя он никого не осуждал. Каждый пусть убивает себя, как хочет.       Думал ли он о том, какая жизнь ждёт его в мире без войны? В то время доктор вряд ли мог предположить, что дни опасностей, риска, ежесекундной потребности товарищей в твоей смелости и отваге, когда время на разборки в том, кто ты: трус или герой — секунда до выстрела, сменятся плоской рутиной, в которой целью жизни становится удовлетворение своих примитивных потребностей. Он чувствовал себя лишним в мире, где жили надменные наблюдатели, равнодушные потребители чужой доброты и благородства.       Около часа ночи Уотсон шаткой походкой вышел из бара. Мир в его глазах преобразился, он повеселел. Его забавлял этот лёгкий способ уйти от реальности. Под конец захода он даже с кем-то заговорил, но, тут же получив предложение пойти перепихнуться, решил, что пора заканчивать. Ничего, кроме самого состояния, Джона не интересовало. Он мог его получить, желаемую реальность — нет. Еле передвигая ноги, тщетно пытаясь идти прямо, Джон споткнулся и, с трудом ухватившись за стену, выронил костыль.       — Вот чёрт, — тихо выругался он и, жмурясь, тряхнул головой. — Придётся ловить таксвейв.       Он вышел на дорогу, протянув руку, другой сильнее облокотился на трость. Таксвейв появился из ниоткуда, остановившись, пригласил внутрь. Машина держалась над дорогой, не касаясь её: во всем транспорте города были двигатели квантового типа. Возможности их ограничивали для безопасности. Машины, снабжённые такими двигателями, были способны развивать скорость света. Джон медленно сел, чётко назвал адрес, прислонился к стеклу, глядя в окно. Тяжёлый груз эмоций рухнул ему на грудь. Несмотря на допинг радости, всё было фальшью. Ему был омерзителен этот город.       Таксвейв, сохранивший в дизайне черты лондонских кэбов XXI века, неспеша ехал вдоль обочины узкой улицы. За стеклом прогремел гром, молния осветила дорогу. Начался дождь. Ливень накрыл бездомных и проституток — всех сомнительных лиц, бродящих по городу в это позднее время. Джон устало смотрел на то, что происходило снаружи, окидывая пьяным, мутным взглядом баки, зашторенные окна, грязь и мусор повседневности.       Джону показалось, что в салоне стало пахнуть иначе. Стекла чуть затуманились, а в нос ударил резкий запах неизвестного ему вещества. Уотсон коснулся сенсора, открывающего дверь, но она оказалась заблокированной. Джон закричал, переместившись на соседнее сидение, тщетно пытаясь выбить стекло костылём. Бесполезно. Пары эфира достигли сознания, выключив его.       Таксвейв вылетел за город, развив скорость, на которую обычные городские машины были не способны, свернул на шоссе, ведущее к частным владениям. Достигнув высокой мощной стены, машина остановилась у контрольно-пропускного пункта, где была идентифицирована сканерами и пропущена внутрь. Не задерживаясь, таксвейв проехал на территорию и исчез за раздвижными воротами гаража, которые закрылись за ним. Спустя некоторое время, Джона вытащили из машины и перенесли в помещение с койкой. Оставив его там, люди в униформе вышли, закрыв тяжёлую дверь за собой. Однако совсем скоро вернулись в сопровождении Беты, одетого иначе: на нём был костюм дорогого покроя, чистый лист с распечаткой непонятного назначения. Войдя внутрь, он посмотрел на лежащего без сознания Джона. Один из сопровождающих заговорил.       — Мы давно следили за ним. Он работал в больнице, заявление об увольнении в которой уже принято. Живёт по Новой Букмекерской улице, 4, в дешёвом хостеле. Из родных только сестра, которая пьёт и не помнит о нём. Друзья там, где им не до него: этот омега был военным врачом, затем ушёл в отставку. Посмотри на его тело, — говорящий нагнулся, задрав верхнюю одежду на Джоне и оголив торс, — Он не успел убить алкоголем спортивную форму, мы его даже зафиксировали, на всякий случай.       Джон начал приходить в себя. Состояние едва ли можно было назвать удовлетворительным. Сильнейшая жажда, головная боль и слабость, вдобавок к больной ноге и наручникам, парализовали его. Не способный думать, он мотнул головой, приоткрыв глаза. Всё было как в тумане. Он ничего не понимал.       — Хороший товар. Что при нём было?       — Почти ничего. В куртке военное удостоверение, копейки наличными и… Вот этот костыль.       — Инвалид?       — Нет, но ходил почему-то с ним.       — Отправьте на медосмотр, затем в отдел сортировки.       Человек в костюме вышел, отдав последние распоряжения, и с частью сопровождения отправился к следующим поступившим, сделав какие-то пометки в листе. Двое мужчин в униформе подошли к Джону. Один был чрезвычайно высокого роста. Протянув руку, размером с голову Уотсона, он схватил того за волосы, резко подняв, и тряхнул. Джон поморщился, приоткрыв глаза, и смог сфокусироваться на мужчине, окончательно придя в себя.       — Подъём! — человек резко, ощутимо ударил Джона по щеке, заставляя очнуться, насколько это было возможно физически. Взяв Джона под руки, мужчины понесли его в коридор. Уотсон не сопротивлялся, он волок ноги, глядя в пол. Мутило, голова кружилась. Его привели в комнату, яркое освещение которой заставило зажмуриться. Резкий свет усилил боль в голове, Джон обмяк. Высокий мужчина взял его под руки, быстро положил на кушетку, приложив головой. Джон снова потерял сознание.       Его раздели, выбросив одежду в специальный контейнер. Механическим путём, не требующим от заложника никаких телодвижений, Джон был вымыт, весь волосяной покров быстро удалён лазером, кожа продезинфицирована, увлажнена витаминным спреем. Так же быстро взяли кровь и мазки на анализы. Процедура идентична тем, что обычно делают с бездомными животными, за некоторыми нюансами. Не прошло и пятнадцати минут, как было распечатана личная карточка нового первоклассного раба-омеги. Номер Z3P6LS, класс «А».       Джона поместили в одиночную комнату, как и полагалось товару высшего качества. Теперь у него не было имени. Зато было строгое расписание, обращение, как к вещи, и туманное, не зависящее от него будущее.