Небеса подождут

«У всякого нормального человека временами должно возникать желание поплевать на руки, поднять черный флаг и начать резать глотки». (с) Генри Луис Менкен

Часть I. Боль «Смерть завершает жизнь, но не отношения». (с) Митч Элбом Германия Ночь опустилась на пригород Мюнхена, навалилась внезапно, рассыпалась звездами по черному небу. Большая желтая луна, круглая, словно леденец, появилась из серой дымки облаков и осветила пустынную трассу. Изредка по ней проезжали машины, разрезая слепящими фарами темноту. Шоссе казалось абсолютно пустым, никто из проезжающих не замечал загнанную в зелень придорожных кустов темную, старенькую «Ауди». Сливаясь с чернотой ночи, тачка почти не проглядывалась с дороги. В машине сидели двое. Рослый мужчина лет тридцати, с крупными мозолистыми руками и выдающейся вперед квадратной челюстью. На коротко стриженом затылке просматривалась выбритая буква «Z». Он был суров, молчалив и собран. Второй сидящий, молодой блондин, был полной противоположностью старшему. Мелкий и вертлявый, он безостановочно курил, пряча бычки в пустую пачку, и так же безостановочно болтал. - Короче, тащу я ее в койку. Она упирается, вся такая неприступная, а сама раскраснелась, жаркая такая. У меня тоже уже стоит, хоть гвозди заколачивай. - Заткнись, - бритоголовый хмуро посмотрел на подельника. - Да ладно, Марко, все равно делать нечего. В общем, тащу я трусики вниз, то да сё, и тут – ёпт, звонок в дверь. Прикинь?! - Замолчи, блевать тянет от твоих рассказов! - Иди ты! – беззлобно огрызнулся напарник. В это время завибрировал поставленный на беззвучку телефон, сидящие в машине дружно замолчали. - Тихо, это Мариса, - Марко двинул пальцами по дисплею, - слушаю тебя, детка. - Максимум через пятнадцать минут он будет у тебя, готовься. - Я всегда готов. - Не облажайся, все должно быть наверняка. - Обижаешь, у меня всегда наверняка. - Надеюсь, так и будет. - До связи, детка! Ты еще не передумала, может, сходим куда-нибудь? - Нет. И... Марко, он завалил Джейсона... - Вот черт! Это последнее, что он сделал в этой жизни. Я обещаю... Разговор закончился, Марко сидел и тупо смотрел на телефон. - Вот черт, - повторил он и вздрогнул, будто бы прогоняя внезапно охватившее оцепенение, - приготовься. - Что-то не так? - подал голос молодой. - Джейсон. Он мертв. Парень притих, переваривая информацию. - Работаем, - скомандовал Марко. Через десять минут на горизонте показался одиноко мчащийся по трассе мотоцикл. Рассеянный свет фар освещал пустынную дорогу, монотонный рев мотора был слышан даже издалека. Человек явно спешил, разогнав байк до запредельных скоростей. Марко достал винтовку и, прищурившись, посмотрел в прицел. Оптика позволяла увидеть объект во всей красе. Это был он, черные волосы, выбившись из-под шлема, развевались на ветру. Всё точно, как в аптеке. Можешь не спешить, - зло усмехнувшись, подумал бритый, - ты уже приехал. Приготовившись, он застыл в напряженном ожидании. Его подельник устроился рядом. - Я беру цель, а ты - бензобак. Ошибок быть не должно. Блондин кивнул и вскинул винтовку. Расстояние потихоньку сокращалось, приближая объект расправы к выбранной точке. Еще немного, несколько метров. Марко напрягся, он точно знал – промаха ему не простят. - Давай! - скомандовал бритый. Два выстрела прозвучали почти в унисон. Первый с легкостью пробил мотоциклетный шлем, водителя подбросило и, вылетев с сиденья, он дважды перевернулся в воздухе прежде, чем рухнул на черный асфальт. Секундой позже взорвался пробитый вторым выстрелом бензобак, превращая все вокруг в адское кострище. От взрыва байк буквально разорвало на части, и охваченные пламенем куски взлетели в небо, словно огненные птицы. Остатки того, что было когда-то скоростным мотоциклом, раскидало по трассе, будто бы десяток поминальных свечей одновременно вспыхнули. Расколовшись, шлем отлетел в сторону, открывая окровавленное лицо. Распахнутые глаза удивленно смотрели в ночное небо, дорожка крови, стекающая со лба, заливала белеющие в темноте глазницы. - Прекрасное завершение твоей никчемной жизни, - прошептал Марко, подходя к раскинувшемуся на асфальте телу. Наклонившись, он коснулся пальцами шеи и не почувствовал толчки крови. Чистая работа. - Прощай, Дейв... Чертов ублюдок! - Привет тебе от господина Крейга, - ухмыляясь, добавил его напарник. Где-то вдалеке завыли сирены полицейских машин, звук взорвавшегося бензобака разбудил мирный район. Марко дернул блондина за рукав и кивнул в сторону припрятанной в кустах машины. Пора было сматываться, полиция, исправно отрабатывающая деньги налогоплательщиков, скоро будет здесь. Через минуту старенькая «Ауди» покинула место взрыва, оставляя испуганной ночи искореженную груду железа, растерзанное тело и разбитые надежды на то, что когда-нибудь война закончится, и все будет хорошо. ***** Макс Нью-Йорк Еще один день. Я возвращался домой с ежедневной пробежки. Бестолково убитое время, просто, чтобы не гипнотизировать телефон в гостиной. Двадцать девятый день моего пребывания в Нью-Йорке. Двадцать девятый день болезненного ожидания. Я был на грани. Будто бы внутри притаилась туго сжатая пружина, готовая в любую секунду разжаться, выстрелить эмоциями. Чтобы этого не случилось, каждый вечер я отправлялся на пробежку в Централ-парк. Бег перед сном – лекарство, помогающее добить день без срывов. Утро дарит надежду, вечер ее отнимает. Сегодня он уже не позвонит. А завтра? Почти месяц. Стиснув зубы, сжав кулаки, перетекая изо дня в день, я жду его. Тогда казалось, что мы расстались совсем ненадолго, за двадцать девять дней это ощущение растворилось, как ложка сахара в стакане чая. Мэтью оказался отличным мужиком. Он был похож на плюшевого медведя: большой, плечистый, с доброй улыбкой на веснушчатом лице. Хаотичная копна рыжих вьющихся волос вызывала ассоциации с веселым клоуном. Весь этот маскарад абсолютно не соответствовал внутреннему содержанию. Мэтью был полицейским, умным и серьезным. Работая в Отделе по Защите Прав Несовершеннолетних, он уже много лет расчищал город от педофилов и насильников. Он был спортивным, сильным и отлично владел оружием. Дейв, определенно, знал, под чью защиту меня пристроить. Мэтт принял меня как родного, и за месяц ни разу ни в чем не упрекнул. Кормил, лечил, одевал – и ни одного вопроса по теме моего бегства из Германии. Дейв просил – этого было достаточно. Преступник и полицейский, что связывало этих двоих? Это оставалось для меня загадкой. Расспрашивать было неудобно, а сам Мэтт открываться не торопился. Плечо зажило довольно быстро, оставив лишь небольшой шрам на коже и огромный корявый рубец где-то в душе. Дейв не объявлялся. Ни звонка, ни весточки. К концу месяца я готов был на стену лезть, кляня ожидание. Количество выкуренных сигарет доползло до двух пачек в сутки. Не проходящая бессонница сделала ночи страшным наказанием. Бродя по улицам города или простаивая до рассвета у открытого окна, я клял себя за тот телефонный звонок, за свою слабость, за то, что не удержался и позвонил, вовлекая Дейва в свои неприятности. А еще я мучительно пытался вспомнить последние несколько часов, которые мы были вместе. О чем мы говорили? Что делали? Ничего ценного не всплывало в памяти. И даже последний поцелуй, который я все-таки помнил, не вызывал особых эмоций. Если бы знать, что все обернется именно так, я бы запомнил каждую секунду из последних, что были отведены нам. Если бы знать... - Не паникуй, он приедет, - успокаивал меня Мэтт, - Дейв так просто не даст свести себя в могилу. - Месяц прошел… - И что? Может быть, он просто не может выехать из страны. Крейг обложил со всех сторон, аэропорты и вокзалы для него закрыты. Америка не та страна, куда доберешься на машине. - Он мог позвонить… - И подставить нас с тобой? Не дури, если подумаешь трезво, поймешь, что звонки прекрасно отслеживаются. - Не могу я трезво! - Он так важен для тебя? - Всё. Он мое всё. - Расскажи. - Да нечего тут рассказывать. Я люблю его. Этого достаточно, чтобы сходить с ума? К концу следующего месяца я окончательно сдался. У всего есть свой предел, мой благополучно рассыпался в пыль. - Я возвращаюсь в Германию. Не могу больше просто сидеть и ждать. - Это опасно. - Да пофиг! Я хочу вернуться! - Я пообещал Дейву присмотреть за тобой до его приезда, поэтому никуда тебя не отпущу. - До приезда? А он будет этот самый приезд? Когда? Два месяца пролетели, Мэтт, он не вернется. Не могу больше так. Хочу знать, что там произошло. Лучше правда, чем неопределенность ожидания. Я свихнусь, Мэтт... - Сделаем по-другому. Я сам постараюсь все разузнать. Твое лицо слишком знакомо Крейгу, а я смогу все выяснить, не выезжая из страны. У меня есть знакомые в Берлине, полицейский полицейскому друг, товарищ и брат. Подключу друзей, попробуем навести справки. Потерпи еще немного. И я терпел. Утром – ожидание, вечером – пробежка. О Дейве – ни слова. Мы оба будто бы объявили мораторий на эту тему. Кратковременный и ненадежный, он непременно будет нарушен, едва появится хоть какая-то информация. А потом наступил вечер… тот самый вечер, когда Мэтт пришел с дежурства странно тихий. Поднялся к себе и долго не выходил из комнаты. Я ходил по коридору, смотрел на закрытую дверь и больше всего хотел, чтобы она никогда не открывалась. Никогда-никогда, ну, пожалуйста… Даже тогда, когда я висел в подвале у Горетти, прикованный наручниками к крюку, мне не было так страшно. Мэтт появился в проеме, посмотрел на меня и кивнул, приглашая войти. - Садись, - он наполнил стаканы, - пей, парень. Можно было больше ничего не говорить. Я выпил, не почувствовав ни вкуса, ни запаха. - Джо. Его застрелили в тот же день, когда ты прилетел ко мне. Работа профессионала: в голову и в сердце. Он умер сразу, - Мэтт сглотнул, - не мучился. Дейва считают пропавшим без вести. Его машину взорвали во дворе его же дома. Она сгорела дотла. Был ли в ней кто-то или нет… неизвестно. Пригодных для идентификации фрагментов не обнаружено, лишь обгоревший каркас. Неизвестно, Макс, слышишь? Возможно, он жив… - Ты и сам в это не веришь. Два месяца, Мэтт… Дейв нашел бы способ сообщить нам. Если бы… если бы был жив. - Никто не видел его мертвым. - Никто не видел его живым. Жить не хотелось. Зачем? Вот так вот просиживать дни и ночи, с тоской вспоминая, как это было? Вздрагивать от звонка в дверь и понимать, что это не он? Винить себя, в полной степени осознав, какая цена была заплачена за мою жизнь. Ждать больше нечего. Его больше нет. И не будет. Тоненькая ниточка надежды оборвалась под тяжестью фактов. Принять это было трудно. Дейв всегда был рядом. Я привык. Даже сейчас, понимая всю нелепость этих мыслей, я зачастую ловил себя на том, что думаю о нем, как о живом. Неосознанно. По привычке. "Надо будет Дейву рассказать...", "Дейв вернется, и я скажу ему...", "Позвонить Дейву, он подскажет...". Я тут же обрывал себя, но мысли продолжали лезть в голову. От этого было еще хуже. Два года я жил в мире насилия, два года смерть была рядом. Любая операция могла закончиться фатально. Мне казалось, я с этим смирился. Нифига. Когда это случилось, я оказался не готов. Абсолютно. Могло ли быть по-другому? Скорее, нет. К смерти нельзя быть готовым. Даже, если умом понимаешь… Она обрушивается как цунами, оставляя после себя лишь боль и пустоту. Обезображенная действительность, выжженная территория, на которой уже никогда ничего не вырастет. Я жил по инерции, волочил вперед обломки своей жизни. Перетаскивал себя из суток в сутки, на самом деле оставаясь все на той же черте, тогда, когда сел в самолет. Я напоминал себе сорванную резьбу: крути не крути, с места это сдвинуть уже невозможно. Я застрял в том дне, когда понял, что Дейва больше нет. Осознание этого выбило почву из-под ног, словно стульчик из-под самоубийцы. Доминошный домик, из которого нелепым движением выдернули всего одну костяшку. Рассыпался, превратившись в груду воспоминаний. Я – рухлядь, свалка памяти, человек без будущего. … Ничего плохого не случится. Я не позволю. … Не уходи, я хочу с тобой проснуться. … Где ты? Я тебя вытащу. … Люблю тебя. Его голос, все еще звучащий в ушах, все глубже заталкивал меня в болото депры. Я перестал выходить из дома, залег в своей комнате, забился в нору, как раненый зверь. А еще я понял, что значит «скучать». Когда был маленьким, ребята из «Буревестника» отчаянно скучали по родителям. Глядя на их слезы, я никогда не мог понять, как можно любить тех, кто бросил тебя. Выпивка, наркотики, тюремные сроки… Неужели это дороже и ценнее жизни маленького испуганного ребенка? Можно ли простить это предательство? Нет. Вспоминая пьяную в хлам мать, я ненавидел ее всей душой. С годами это чувство притупилось, было вытеснено более яркими эмоциями, но желание увидеть ее так и не появилось. По Дейву я скучал мучительно. Смотрел по ночам на соседнюю подушку и представлял, как он спит. Гладил ладонью холодную ткань, чувствуя, как закапываюсь пальцами в шелк волос. Спросонья лез обниматься, и в ужасе просыпался, ощущая, как руки проваливаются в пустоту. Я был в шаге от помешательства. - Мэтт, а небеса есть? Ну… в том самом смысле? - Скучаешь? - Угу. - Небеса, малыш, они у каждого свои. Для кого-то – это Бог, для кого-то – еще что-то. Для меня небеса – не райские кущи. Мои небеса всегда со мной. Вот здесь, - он постучал кулаком по сердцу, - мои близкие всегда здесь. Ты всегда можешь найти Дейва в своем сердце. Он всегда будет рядом с тобой. Мэтью сказал, что нужно все начать сначала. В восемнадцать лет жизнь не заканчивается. А какая разница, когда ее закончить? В восемнадцать, в шестьдесят... Зачем продолжать, если небо все сильней давит на плечи? Где Мэтт хранит пистолет, я узнал давно. Да он и не скрывал - оружия в доме было, как на складе. Дождавшись, когда хозяин крепко уснет, я вышел из своей спальни и, стараясь не издавать лишних звуков, осторожно направился в кабинет. В выдвижном ящике стола поблескивал металлом бывалый «S&W». Нах*й. Финита ля комедиа. И даже руки не трясутся. Я не боюсь смерти, иногда она приходит как избавление. Устал. Устал ждать, устал думать, устал жить. Хватит. Доведенным до автоматизма движением вынул обойму и достал коробку с патронами. Остроносые пули одна за другой ложились на место. Щелкнул затвор, палец привычно снял ствол с предохранителя. - Ах, ты, говнюк! – удар по лицу откинул меня в стену, - сучонок! От неожиданности пистолет отлетел в сторону. Еще один удар в живот, и я падаю на пол. Сопротивляться сил нет, да и желания тоже. Не хочу. Все равно. Мэтт бил меня, вкладывая в удары всю злость, боль и горечь потери. Все правильно, в том, что Дейва больше нет, виноват только я. Я один, и больше никто! Если бы он не полез меня спасать, если бы не устроил ту бойню на острове, был бы жив. Он выдохся и кулем осел рядом. Я лежал, уткнувшись взглядом в стену, струйка крови из разбитого носа пачкала паркет. Тяжело дыша, Мэтт схватил меня за плечи и посадил, уперев спиной в шкаф. - Что же ты творишь, парень? Какого черта! - Почему нет?.. - Да потому, что он хотел, чтобы ты жил. Поэтому и отправил тебя ко мне, подальше от Крейга и его овчарок. Он за тебя, сопливое у*бище, жизнь отдал, а ты так бесполезно ее просираешь. Скотина ты малолетняя! - Я не могу больше… Не могу без него. Не хочу. - Сдался? - Сдался. И не надо давить на совесть. Два месяца я протираю диван в твоем доме. Хватит. - Я предлагал тебе поступить в полицейскую академию и начать жизнь сначала. С твоими умениями это будет не трудно, а документы я тебе сделаю. - Говно из меня полицейский, на моих руках столько крови. - Надо жить. - Зачем? Сможешь адекватно ответить? - Чтобы его смерть не была напрасной. Твой поступок - это предательство. Этого мало? Тебе еще нужны обоснования? - Я не смогу. Все равно не смогу. - Сможешь. Я же смог. Мэтт тяжело поднялся и подошел к шкафу. Покопавшись, вытащил небольшую фотографию и вернулся ко мне на пол. Приятная молодая женщина сидела на качелях, на коленях у нее барахталась озорная девчушка. Сам Мэтт, смеясь, раскачивал качели. - Это Лола, моя жена. Мы были знакомы еще со школы, потом поженились, родилась Бэлла. Я уже работал в ОЗПН, раскручивал дело о торговле детьми. Ребятишек, не старше двенадцати лет, продавали в закрытые бордели. Били, насиловали, зверски убивали. Я поклялся себе, что найду преступников, копал носом землю, дневал и ночевал в участке. Мне удалось выйти на главаря, судья уже подписал ордер на его арест. Оставалось совсем немного, уточнить рынок сбыта. В общем, когда однажды я вернулся домой, их, - Мэтт провел дрожащими пальцами по снимку, - их уже не было. Крови было столько... страшно сказать. Бэллочке только исполнилось три года. Я тогда тоже хватался за пистолет, но... не стал этого делать. Вскоре у меня появилась цель, дающая силы жить: уничтожить максимум бандитской мрази, чтобы дети не страдали. Пока буду жив, буду идти этой дорогой. Да и Лола с Бэллочкой не хотели бы такого исхода для меня. Такие дела… Пообещай мне, что второй попытки не будет. - Не могу, - обманывать его не хотелось. - Пообещай, что ты не попробуешь еще раз в течение месяца. - А что будет через месяц? - У тебя появится цель. - Постараюсь. Сказать легче, чем сделать. Какая к черту цель?! Навалилась такая апатия, ничего не хотелось. Образовалась дыра. Глубокая. Широкая. Не заделаешь, не заштопаешь. Куда бы я ни шел, постоянно натыкался на пустоту, зияющую чернотой провалов. Потом я понял: единственное, в чем я нуждаюсь, - месть. Беспощадная, жестокая. Я должен вернуться в Германию и убить Крейга. Когда это уложилось в голове, стало ощутимо легче. У меня действительно появилась цель, ради которой я готов был на многое. Да что там! На все. Мэтт имел в виду совсем не это, но попал своим разговором прямо в десяточку. Месть разгоняла по венам полудохлую кровь, давая стимул жить. Чистый героин для выпотрошенных горем мозгов. Представляя Крейга с простреленной башкой, я испытывал почти физическое удовлетворение. - Я возвращаюсь, и ты меня не удержишь. - Зачем? Дейв мертв. - Он мертв, а я нет. И Крейг живее всех живых. Хочу это исправить. - Месть, малыш, не самое лучшее чувство. Оно сожрет тебя без остатка. - Пусть, - я упрямо дернул головой, - пусть! - Это опасно, к Крейгу просто так не подобраться. Месть может стоить тебе жизни. - Плевать, я уже мертв. - Дейв бы этого не хотел. - Он уже не сможет меня остановить. Пора перестать прикрываться тем, что Дейв, якобы, не хотел. Хватит спасительного вранья. Если бы это случилось со мной, Дейв ни секунды не сомневаясь, порвал бы Крейга на тряпки. Без жалости и угрызений совести. Я сделаю это. - Мне тебя не переубедить? - Нет. Мэтт тяжело вздохнул и вытащил из кармана телефон. Потыкав пальцами в дисплей, он приложил «BlackBerry» к уху. - Сэм? Привет. Мне нужен отпуск, и это срочно. Точно не знаю, пара недель, может, месяц. Не ворчи, это, действительно, важно. Когда я последний раз отдыхал? Вот то-то же. Спасибо, я вечный твой должник, - нажимает на сброс и поворачивается ко мне, - о’кей, парень, мы летим в Германию. - Мэтт, - я был так тронут, что не мог подобрать нужные слова, - ты не обязан. Это личное. Моё. - Не торопись отказываться, тебе понадобится моя помощь. Я обязан Дейву жизнью. Тогда, когда Лолы и Бэллочки не стало, я с головой окунулся в работу. Не осталось ничего, чем меня можно было прижать. Когда за твоей спиной нет никого, кому можно угрожать, начинаешь чувствовать себя непобедимым. Собственная неуязвимость придает сил, а боль и тоска по потерянным близким развязывает руки. Суд меня больше не интересовал. Присяжные, приговор… разве это наказание? Я знал, где искать своего врага и нашел его. К сожалению, месть не позволяет мыслить адекватно и без эмоций. Меня поймали. Как оказалось, в это же время Дейв получил заказ на поиск и убийство моего похитителя детей. Он шел своим путем, но оказался именно в том бункере, где прятался объект. Зачищая дом, он нашел меня, полудохлого и избитого, прикованного наручниками к радиатору. Я уже бредил и находился где-то на грани. Он застрелил моих охранников, а потом посмотрел на еще дышащий полутруп и отстегнул «браслеты». Ноги уже не держали, и я на четвереньках пополз к выходу. Полз, падал и вновь поднимался. Дейв стоял в дверях и, хмурясь, смотрел на мои бестолковые попытки выбраться. Короче, он меня вытащил, вывез из бункера и отвел к врачу-нелегалу. С тех пор мы общаемся, и я ни на минуту не забываю, кому обязан тем, что живу. Я обещал ему сберечь тебя. Свои долги я всегда отдаю. Собирайся. Следующие дни – сплошная круговерть. Мэтт возился с документами, и вскоре два новых заграна с липовыми фамилиями и нашими фотографиями легли на стол. На них были куплены билеты до Берлина, и на них же мы забронировали два номера в отеле. Потом самолет, океан где-то внизу под облаками. Мэтт дремлет в соседнем кресле, свесив голову на грудь. Я возвращаюсь. С одной-единственной целью, с одним единственным желанием: убить. Это то, чему ты учил меня, Дейв. Это то, что я умею делать лучше всего. И, будь уверен, в этот раз я выполню свою работу на пятерочку. От нетерпения я не знал, чем занять руки. Хотелось скорее окунуться в реализацию задуманного. С одной стороны, а с другой - мне было очень страшно. Нет, я боялся не Крейга и не его боевых орлов. И даже не смерти. Нет. Я боялся вернуться в те места, где мне было хорошо, где прошли лучшие дни моей жизни. Дом, где меня уже не ждут. Две могилы на старом мюнхенском кладбище. Моя семья, которую я так ненадолго обрел, и которую у меня так жестоко отняли. Вырвали с корнем. Вместе с сердцем. Я давно уже мертв. Целых три месяца. Каждый день по капле забирал мою жизнь, и все, что осталось от меня, – блеклая тень. Смерть оставляет в наших душах страшные, незаживающие раны. Глупости, что время лечит. Нет. Со временем эти раны затягиваются, превращаясь в грубые, глубокие рубцы. С этими шрамами придется существовать все оставшееся время. Они не заживут, не рассосутся с годами. Они - вечное напоминание о потерях, о боли, которую мы несем в себе, лишаясь родных и любимых людей. Я боялся, что увидев, не выдержу и сдамся. Развалюсь на куски, словно ржавая машина. Лягу на его могилу и на ней же тихо сдохну. Отличное завершение говеной жизни. Я был рад, что еду не один. Мэтт с его опытом и трезвостью мозга, был необходим мне, как воздух. Опытный полицейский, более десяти лет расчищающий грязь улиц, был очень кстати. С одной стороны. С другой же... Я не удержусь в рамках закона, не собираюсь никого отдавать под суд. Правосудие? Присяжные? Приговор? Не для Крейга. Я собираюсь перестрелять обнаглевшую мразь, подонков, лишивших меня нормальной жизни. Это так далеко от норм закона, и сможет ли Мэтт на это наплевать - вопрос спорный. *****