Когда я умирала III. Сегодня не кончится никогда

- То есть, она совсем-совсем ничего не помнит? - Да, только хорошие события, - терпеливо объясняет Кол, а после, нахмурившись, добавляет, - Тебя точно не помнит. Не без помощи внушения, но врач отпустил Гилберт домой, чем Кол тут же и воспользовался. Всю дорогу она что-то увлеченно болтала, а Майклсон всё удивлялся тому, где она взяла столько хороших моментов с ним, что так непринужденно смеется с ним над своей амнезией. В глубине души первородного теплилась надежда, что у них не всегда было все плохо, но умом Кол понимал, что их отношения были, мягко говоря, не лучшими. Но все-таки Ева смеялась и улыбалась ему. Первородный же всю дорогу думал над тем, как бы рассказать девушке про её тяжелую болезнь. Но она выглядела такой здоровой, такой живой тогда, что он просто отложил этот разговор на потом. - Брось, может, это наладит наши с девочкой отношения? - роняет первородная и проскальзывает мимо него. Сладкая улыбка слетает с её губ, пока она направляется к комнате Гилберт, но снова появляется, когда она заходит внутрь. Девчонка лежит на кровати на животе, читая какую-то книгу с яркой обложкой и лишь покашливание Майклсон отрывает её от своего интересного занятия: - Ты жена Кола, верно? Рада тебя видеть, - она садится на постели, - Но я тебя совсем не помню. - Это ни к чему, дорогая, - отмахивается первородная, садясь рядом с девушкой, - Мы, двойники, должны держаться вместе, а это значит, что нам лучше подружиться. Гилберт дружески ей улыбается, кивая головой. Может быть, если бы она знала Майклсон лучше, поняла бы, что "дорогая" в её устах звучит, как приговор к смерти, но увы. - Расскажешь мне о своих увлечениях? - просит она, разглядывая ту самую обложку книги. Спустя час она выходит из комнаты Гилберт, полностью успокоенная в своих переживаниях. Девчонка оказалась не любопытной, глупой и наивной, а такие, как думала вампирша, не могли заинтересовать Кола. Могла ли она ошибаться? *** - Слушай, малышка Гилберт, я вовсе не такой милый, как ты думаешь, - Кол дотрагивается до прохладной руки девушки, - Не стоит баловать себя надеждами, что не сбудутся. - Я вовсе не думаю, что ты милый, не переживай. Но улыбается она настолько легко и искренне, что Майклсон убеждается в обратном еще больше. Ева ведь даже не отдернула руку, когда он дотронулся. Прежде это представлялось невозможным. - Хватит думать, Кол! - весело окликает его Гилберт, - Ты ведь должен помочь мне вспомнить, не забыл? Он согласно мотает головой, разворачиваясь к ней лицом и забираясь на кровать с ногами. Теперь между ними сантиметров двадцать, не больше, но Гилберт всё так же продолжает улыбаться. Вампир достает из кармана джинсов прихваченную с собой фотографию - ту самую, где Гилберт всей семьей, - и протягивает её Еве. Ты проводит пальцами по лицам отца с матерью, брата и сестры... - Помнишь? - Мама, папа, Елена и Джереми. Это я помню, - девушка вдруг серьезнеет, - и не напрягайся, аварию я тоже помню. И Деймона, и Рика, и Бонни, соответственно, тоже. - Но я думал, что... - Видимо, эти воспоминания сильнее других, - прерывает его Гилберт, - проблема вот в чем: все они и остальные представляются мне ангелами, хотя это наверняка не так. И, кстати говоря, я также не знаю, что я делаю здесь, с тобой, в городе, где происходили события "Сумерек". Не пойми меня неправильно, но... - А Клаус? - озадаченно интересуется мужчина, теперь уже сам прерывая девушку. - Санта? - она смеется, но замолкает, когда не видит на его лице улыбки, - Какой еще Клаус? Он проводит по лицу ладонью, начиная ненавидеть последнюю неделю своей жизни. Не помнить Клауса, своего главного и чуть ли не единственного врага, могла суметь только эта девушка, по мнению Кола, абсолютно без мозгов. - А Ребекка? Элайджа? Она задумывается на пару секунд: - Элайджа Майклсон? Его помню. А вторую... Прости. - Ладно, проехали, - он вздыхает, придумывая вопрос, - О чем ты сейчас думаешь? Конечно, это совсем не относилось к амнезии но отчего-то Майклсону до боли в горле захотелось это узнать. - Я думаю, что ты хороший, - прямо отвечает она, не отводя взгляда от его карих глаз, - И мне не важны твои доказательства, ясно? - Ты просто дура, - парирует вампир, - Я не советовал бы тебе доверять мне просто для своей же безопасности. - Плевала я на безопасность. Он наклоняется ближе к её лицу и убирает светлый локон за ухо. Пальцы после этого опускаются на её подбородок и легко - совсем не так, как в машине перед аварией - приподнимают его: - Я же уже говорил, что ты дура? Вопрос остается без ответа, потому что Гилберт попросту боится открывать рот, когда теплые губы Майклсон в опасной близости от её губ. От мужского дыхания кожа на её шее, предавая, покрывается мелкими мурашками, а сердце колотится, как бешеное, грозясь выломать ребра. Губы девушки призывпо приоткрываются, когда он становится еще ближе. Запихивая совесть на самое дно души, она почти готова принять его поцелуй, не взирая на возраст, их положение относительно друг друга, на то, что он - первородный вампир. И, когда их губы почти соприкасаются, по закону жанра звонит телефон древнего. Гилберт сует его в руки Кола и вскакивает с места, отходя к окну. Проводит пальцами по своим теплым губам и жалеет, по - настоящему жалеет от том, что он её не поцеловал. Кол же, в свою очередь, вновь и вновь проклинает Клауса, который имеет привычку не только неожиданно и эффектно появляться, а и звонить. *** - Отстань, - Майклсон дергает плечом, когда первородный кладет свои руки к ней на талию, подойдя сзади, - Иди к своей Еве. - Я и пришел к своей Еве, - выделяя предпоследнее слово интонацией, говорит он и прикусывает мочку её уха. - С каких пор это я - твоя?- обиженно произносит первородная. - Дай-ка подумать, - он улыбается, - Целую тысячу лет. Он без вопросов напористо целует её, развернув к себе. Руки спускаются с талии на ягодицы, и, крепко сжав их, заставляют девушку обхватить ногами его бедра. Отвечает на поцелуй она так же бодро, без стеснения, проворные пальцы уже расстегивают рубашку. Этот предмет одежды летит в сторону и Ева царапает кожу на груди Кола, когда тот кусает её за шею и отстраняется, любуясь кровавыми подтеками. Он рвет майку прямо на ней и сжимает грудь, стягивая черный лифчик. Майклсон стонет ему в губы, спустя секунду откидывая голову назад, дабы он слизал эту кровь. Скоро она расправляется и с джинсами мужчины, приспуская их вместе с темно-синими боксерами. Он садит её на подоконник, прижимая спиной к стеклу и приподнимает короткую юбку девушки в то время, как губы завладевает соском. Мужчина мягко, не используя клыков, покусывает полушария женской груди, параллельно проникая двумя пальцами в нее и большим пальцам массирую клитор. Она кусает губы, что не останавливает стонов и хватается за крепкие плечи Майклсона, одними лишь глазами моля его о чем-то большем. Мужчина снова жадно её целует и, отводя тонкие трусики в сторону, входит в нее одним мощным рывком и замирает. - Сукин ты сын, - шипит девушка, двигая бедрами. - Что есть, то есть, - он ни к месту вспоминает свою мертвую (и слава Богу) мать, тем временем продолжая движения в девушке. Цепляясь за его спину ногтями, она, не стесняясь, кричит, когда мышцы внизу назад сокращаются. Майклсон надеялась, что Гилберт это слышала. Кол был в шоке, когда понял, что хотел бы видеть на её месте другую девушку. Ева просто плакала.