Когда я умирала III. Сегодня не кончится никогда

Невыносимо видеть заплаканные глаза, когда Ева выходит из кабинета гинеколога. Ни одного слова не было сказано со вчерашнего разговора с Клаусом, ни одного взгляда. Ни-че-го. Он откидывает голову назад и начинает считать до десяти. Кто-то говорил, что это должно успокаивать. Раз, два. Теперь она его ненавидит. Три, четыре. Теперь её жизнь пойдет под откос только из-за вмешавшихся первородных. Пять, шесть. Она сама ребенок, какие, нахрен, дети? Семь, восемь. Он предал сразу двух девушек. Любимую и... и какую? Девять, десять. Она проходит мимо него как ни в чем не бывало, не оборачиваясь, словно никакого Кола Майклсона никогда не существовало. Для нее так было, есть и будет лучше, но, увы, всё именно так. В руках зажат лист бумаги с печатью - заключение от гинеколога, в котором написано, что она еще девственница и стопроцентно может забеременеть. Жаль что доктор не знала, что ей суждено носить нелюбимого ребенка от нелюбимого мужчины, чтобы потом отдать его в детский дом. Майклсон знает, что она это сделает. Уверен. Следя за девушкой, пока та удаляется от него по длинному коридору и хлопает дверью, он и не думает, что дает ей фору специально. Глупо, Ева может сбежать, но что толку? Клаус найдет её и убьет, перед этим всё равно заставив родить. Посидев на месте еще пару минут, он идет в том же направлении, что Гилберт. Майклсон надеется, что она всё же не дура. Напрасно, она сидит в машине, когда древний выходит на улицу. На заднем сидении, потому что место пассажира на переднем занято тем самым листком с заключением. Кол знает это еще до того, как подходит: так это было с хирургом, окулистом и так далее по длинному списку. Этого медосмотра требовал Клаус, так почему же делать должен Кол, превозмогая себя? Лицо спрятано в ладошках, светлые волосы не собраны в прическу: у нее негласный бойкот. - Ева... - обреченно зовет он, не надеясь на ответ. Ответа нет. Она вбегает в свою комнату до того, как Майклсон подходит к входной двери дома; древний слышит стук и поворот ключа, после - плач. Мир окончательно рушится, когда, войдя, в свою спальню, он видит еще и другую Еву, появившуюся в доме за время его отсутствия впервые за неделю. - Я приехала, - тихо проговоривает первородная, пялясь в потолок, - Тебя не было. Ты был с ней, верно? Майклсон выпивает остатки в бутылке виски у кровати, зачем-то морщится и грубо отвечает: - Верно, с ней. А ты как развлекалась? Она горько усмехается и садится на кровати. Взгляд потемневших глаз режет Кола, будто скальпель, и он понимает, что здесь что-то не так. Слишком много боли в любимых глаз, слишком много разочарования, которого в последние дни он и так насмотрелся. - Мне тоже было весело, - Ева неестественно смеется, - Я хоронила лучшую подругу, видишь ли. Первородный сглатывает. Синди была той еще сукой, но Ева её любила очень сильно. - Что случилось? Ладонь Майклсон накрывает её ладонь, но она отдергивает руку, не вытерпев касания: - Просто умерла. На месте. Без дерева в сердце, понимаешь? - Ты её обратила. Кол чувствует тяжелый испуг, что разливается по всему телу: её страшно потерять, страшно не быть с ней. - И теперь она мертва. *** - Я знаю, что в это сложно поверить, - произносит первородная, хватая за предплечье Гилберт, когда та уже делает первый шаг по направлению к больнице, - но мне правда жаль. Что-то внутри, какие-то старые и давно забытые воспоминания всё не давали Еве покоя: казалось, будто с ней когда-то происходило нечто подобное. И, сложно поверить, но она серьезно жалела Гилберт. Младшая девушка с недоверием несколько секунд смотрела на нее из-под полуопущенных ресниц и в какую-то секунду на её лице даже проскользнула тень грустной, но благодарной, улыбки. Однако всякая радость улетучилась, стоило ей лишь заметить стоящего с другой стороны машины Майклсона: плечи поникли еще больше, а выражение лица и вовсе стало отсутствующим. Синие глаза смотрели вперед, но, казалось, не видят ничего. Подтягивая чемодан ближе к себе, она в последний раз окинула мужчину взглядом, и быстрым неровным шагом поспешила к двери больнице. Не оглядываясь на него, не думая о нем, даже не чувствуя. - Что ты там говорил о ведьме? - спрашивает Ева, - Думаю, нам надо ехать. *** - Я бы сказала, что это странно, но я не могу, - женщина лет тридцати пяти потушила пальцами свечу и уставилась на пару напротив, - потому что это очень странно. Ева Майклсон оглядывается на Кола в поисках поддержки и выдыхает, когда пальцы первородного нашаривают её пальцы и ободряюще сжимают руку. Ведьма - Эйприл Мэй - в абсолютном недоумении уставилась на чашу, в которой находилась смесь первородной крови Евы, вербены, серебра и еще чего-то там по чуть-чуть: - Ты вроде как и есть, но тебя вроде и нет, - обращается Мэй к девушке, хмуря лоб, - Как-будто это не твой мир. - В каком смысле? - Майклсон смеется и преувеличенно иронично добавляет, - Ты не думала, что я просто вампир? Эйприл решительно мотает головой и вдруг вскрикивает, озаренная: - Твоя кровь тоже нужна! Бурча что-то себе под нос, Кол все же делает глубокий надрез на запястье и сжимает ладонь в кулак. Темно-алая густая кровь разбавляет смесь посветлее, но рана вовремя затягивается, не позволив этой крови перебить остальную смесь. - Ты тоже не принадлежишь этому миру! - изумленно вскрикивает женщина, с минуту поглядев в чашу, - Но как?! Взгляды Мэй и Евы обращаются к Колу, когда тот искривляет губы в виноватой улыбке. Конечно, он знал и понимал, что однажды вся затея с другой вселенной раскроется, но почему-то думал, что это произойдет позже. - Кол? - Майклсон складывает руки на груди, обращая к мужчине обвиняющий взгляд, - что ты натворил? - Ты бы умерла, пойми, - начинает он, но его прерывает голос ведьмы: - Что именно произошло? *** - Да пошел ты, Кол Майклсон! - вскричала Ева, едва позволив закончить ему свой рассказ о случившимся, - Ты окончательно помещался! В отличии от нее, ведьма, казалось, не удивилась, оставшись в той же позе: сцепленные в замок пальцы, ровная спина и немного склоненная в правую сторону голова: - Что же, это все объясняет. Ева перевела взгляд на нее, приоткрыв рот. Ей очень, очень хотелось сказать все, что она думает об этом, но приходилось молчать. Частица правды в истории действительно была. - Вампиры её линии умирают поэтому? - предусмотрительно отпустив руку девушки, поинтересовался Кол, - из-за случившегося тысячу лет назад? - Должен был быть какой-нибудь значительный толчок, что-то необыкновенное, ненормальное, - заметив в глазах вампиров непонимание, ведьма продолжила вести свою нить повествования, - Понимаете, это как... Как падающий метеорит, как рождение чего-нибудь особенного, как столкновение двух планет или... - Ева! - черезчур громко произнесла Майклсон свое имя, - Ева Гилберт! Она вновь обернулась к Колу, наблюдая его замешательство и растерянность. Обычно этот первородный просто так не терялся, для этого должна была быть причина. Несомненно, происходящее и было подобной причиной. - Она - это я, а я - это она, только в разных вселенных, - продолжала объяснять ведьме Майклсон, - Столкновение одного и того же человека могло бы стать причиной? - Рак мозга. У Евы внезапно появился рак мозга, - подал голос Кол, - Теперь ясно, откуда это взялось. - Словом, ты умираешь и она умирает тоже, - невозмутимо уведомила девушку ведьма, - Люди болеют, вампиры умирают по кровной линии. - И что мне с этим делать? - с надеждой спрашивает Майклсон, складывая руки в замок. Кол сжимает кулаки и закрывает глаза. Ему ответ был ясен, хоть верить в это не хотелось. - Она из вас должна умереть. Тогда вторая будет жить, - подмигивая, Эйприл добавляет, - А к тебе, дорогуша, вернется вся память, которую забрал он. *** - Часы посещения с двух до шести, - отрезает Гилберт, едва Кол приоткрывает дверь, - И я вроде как говорила врачам тебя не пускать. - Я первородный, плевать на их запреты. Он невозмутимо сел на незаправленную кровать Гилберт, с интересом наблюдая за тем, как она наливает кроваво-красный томатный сок в стакан. - Ты же не любишь этот сок, - вампир хмурится, когда девушка лишь холодно смеривает его взглядом и демонстративно выпивает весь стакан. На верхней бледной, почти белой, губе остается красный след и отчего-то Кол думает, что Ева Майклсон тоже частенько так выглядит. После убийства кого-нибудь, в этом вся разница. Гилберт не успевает и удивиться, когда первородный дергает её к себе за руку и она падает к нему на колени. Ева бьет его по плечам, когда губы Кола приникают к её, когда холодные ладони забираются под несуразно длинную футболку. Она отскакивает в сторону, едва первородный ее отпускает, поправляет футболку и недовольно глядит на то, как он излишне медленно встает, как неспеша приближается к ней. Приходится делать шаги назад, пока лопатки не чувствуют исходящий от стены холод и Гилберт с горечью осознает, что попалась в типичную ловушку: такие есть в каждом втором фильме. - Не говори, что тебе не понравилось, - издеваясь, протягивает Кол, - Я слышу биение твоего сердца. Отчего-то сейчас гораздо удобнее злиться на семнадцатилетнюю девочку, больную раком, чем на самого себя. По сути, в этой ситуации был полностью виноват Кол, когда-то приняв нить неверных решений. Ева Гилберт была виновата лишь в том, что вообще появилась на свет: по другому ничего бы и не вышло. Из-за него она всё равно бы была больна раком, из-за него её бы всё равно принудили рожать нелюбимого ребенка. - Это не из-за удовольствия, идиот, - огрызнулась Гилберт, со свистом вбирая в себя поток воздуха, - Скорее, из-за ненависти. - Как долго ты собираешься меня ненавидеть? Его голос звучит совсем безразлично. Зачем жалеть ту, что скоро умрет либо по болезни, либо потому, что у нее нет выбора. Ева Майклсон и не задумывалась, решив, что лучше умрет Гилберт, чем она. - Я передумала, - отрезала девушка, - Я тебя не ненавижу. Тепло начинает зарождаться в груди первородного, тепло оттого, что она не ненавидит. Но это длится ровно до следующих её слов: - Невозможно ненавидеть того, кого презираешь. Спустя две секунды она хватается за щеку, неверяще глядя на мужчину. Глаза застилают больные слезы, а сердце и вовсе будто замирает. Не хочется верить, но пульсирующая щека доказывает: только что Кол её ударил. Гилберт даже не удерживается на ногах, пошатывается, но рука древнего вовремя ловит её за талию. Она отчаянно пытается спрятать глаза, да только Майклсон принудительно обращает её лицо к себе, крепко впиваясь пальцами в нежную кожу подбородка. Их губы вновь соприкасаются, и Кол, не обращая внимания на бесконечные слезы Гилберт, целует её жадно, настойчиво и при этом без ожидания ответного поцелуя. В какой-то момент он не сдерживается, выпускает клыки, и поцелуй превращается из просто жесткого в кровавый и соленый от слез. Она даже чувствует ранки на губах, но не может сделать ровным счетом ничего: слишком сильно рука древнего прижимает её руки к телу. Закончив свой жестокий поцелуй, Кол украдкой смотрит на её глаза - разбитые, мокрые и усталые глаза - и торопливо уходит, отставляя её одну. Гилберт, сидя на холодном полу, утыкается лицом в ладоши и негромко всхлипывает. Негромко, чтобы Майклсон, шаги которого все еще раздаются гулким эхом по коридору, ничего не услышал. После она, уже не стесняясь, ревет во весь голос. *** - Как ты? - тихо спрашивает Алиса Кларк, кладя свою ладонь на ладонь Евы и тут же чувствуя холод её кожи, - Врачи говорят, что-то случилось... - Тысячу лет назад из-за тупости одной ведьмы и её придурка-муженька случился Кол Майклсон, - монотонно отвечает девушка, - А мне теперь страдать. - Что он сделал? - Алиса хмурит лоб и поправляет черный хвостик, - Может, я смогу все исправить? - Если ты сможешь исправить факт его рождения... Ева обессиленно улыбается, и лишь тогда Алиса замечает несколько алых пятен от ран на губах девушки и красную щеку, будто бы это след от удара. Внутри всё холодеет, когда пазлы в голове складываются, но она всё никак не может понять одно: почему? Ни разу за пятьсот лет их знакомства Кол не бил её, кусал - да, но только не бил. - Ты не думай, что он такой плохой, - ободряюще произносит девушка, - На самом деле Кол относится к тебе как-то... Он замолкает, растерянно наблюдая за гримасой, исказившей лицо девушки, когда та прикусила израненную губу. Сказать, что уже битых триста лет не видела никого, о ком Майклсон переживал, у нее не поворачивался язык. Ей действительно казалось, что с Колом что-то не то, это наблюдалось в пытливых взглядах и в его улыбках, в каждом прикосновении. Это можно было назвать влюбленностью, если бы сердце первородного тысячу лет не принадлежало другой. - Он относится к тебе по-особенному. - Я не хочу о нем говорить, - отрезает Гилберт, садясь на постели, - Отныне Кола Майклсона для меня не существует. *** - Я тут подумала, - вкрадчиво произносит Ева Майклсон, проводя пальцем по плечу мужа, - Не стоит ждать до окончания болезни и мирной смерти. - Чего? Кола будто передергивает, когда он смотрит на спокойное лицо девушки. Его взгляд расфокусирован, а на губах все еще ощущается вкус сладкой крови Гилберт. - Понимаешь, чем дольше она будет жить, тем больше вампиров умрет. Я не хочу терять друзей. Она капризно надувает губы и прикасается губами к виску Кола, предварительно убрав темные мягкие волосы: - Чего нам бояться, Кол? Клинки у нас, так что Клаус ничего не сделает. Заодно сократим страдания девочки. В последнем предложении слышится откровенная издевка, и до Кола наконец доходит, что утренняя жалость была игрой на публику. Его жена отлично умела играть. - Хорошо, - Майклсон напористо целует её в мягкие губы, - Тогда я сделаю это сам. *** Слезы застилали её глаза, когда мотоцикл мчался по темной дороге. Живот под футболкой холодил лист бумаги, лист медицинского заключения, что доктор так удачно забыл на тумбочке в её палате. "Рак мозга". Всего два слова разбили надежды Гилберт на хоть какое-то счастливое будущее. Неоперабельный рак мозга. Когда позади послышались гудки дорожной полиции - мотоцикл-то она угнала - Гилберт затормозила на краю дороги и помчалась вперед, почти что не разбирая дороги. Черная футболка и черные шорты могли бы спрятать её от фонариков копов, если бы не излишне светлые волосы и бледная кожа. В последний момент кто-то дернул её за угол, прижал всем своим телом к стене и крепко поцеловал. Руки парня шарили по всему ее телу и забирались под футболку. Полицейские пронеслись мимо, не желая вмешиваться в случайный секс двух подростков, и только тогда парень отпустил ее. В темноте она совсем не могла его разглядеть, блестели лишь желто-карие, почти кошачьи глаза. Это был не Кол. - Идем, - прошептал он, - Спасибо скажешь потом.