Перекрёстные жизни

22 Впрочем, прогонять его Кэнди не стала. То ли медсестра взяла в ней верх над обиженной девчонкой, то ли победило простое человеческое милосердие – ведь буря на улице поднялась нешуточная. Она только спросила: - Когда ты должен вернуться в свой полк? - Завтра. – Коротко ответил он. И уточнил на всякий случай: - На батарею. Это ее удивило, наверное. По крайней мере, на какой-то миг брови взлетели вверх: - Когда это ты успел заделаться артиллеристом? - Когда надо, - отрезал он, где-то в глубине души надеясь, что не слишком грубо. И надеясь также, что офицеров-артиллеристов девчонка из приюта уважает больше, чем избалованных маменькиных сынков. Они допили остывший чай, после чего Нил всё-таки вынул свою флягу. Предложил хлебнуть и ей, но она, безусловно, отказалась. Причем отказалась совершенно беззлобно, не стала жеманно морщить нос или что-то в этом роде, а просто вздохнула: - Мало ли что случится ночью. Мне понадобится светлая голова*. Словно в подтверждение своих слов, Кэнди сняла медицинскую шапочку, и волосы свободно рассыпались по плечам. Он опять, как болван, на нее уставился, и девушка решила: он смотрит осуждающе. Потому поторопилась объяснить: - Голову точно тисками сдавило. Я немного так посижу. - Как хочешь, - смущенно пробормотал он в ответ. Они еще о много успели поговорить. О том, что зима не такая уж и суровая, что только в последнее время зачастили метели, и температура упала в заметный минус. О том, что немцы слабеют, и это хорошо, но не сдаются, а значит – не пожалеют ни сил, ни средств, чтобы укрепить едва отвоеванные позиции. - Будет много жертв, - вздохнула Кэнди. Он был с ней согласен. Говорили о хлоре. О том, что химические атаки участились, и что это просто бесчеловечно. О том, что союзная авиация всё лучше, а немецкая сдаёт. О том, что танки страшная сила, особенно если умело подойти тактически. - Я видела солдат, вытащенных из горящего танка, - вспомнила Кэнди. – Это было очень страшно. - А я видел Камбре, - отозвался Нил. И не стал добавлять, что то было еще страшнее. Они говорили почти обо всем, что могут обсуждать двое старых знакомых, встретившихся на передовой. Не говорили только о прошлом – о довоенном прошлом, о том, что сам Нил наметил темой разговора. Он не смог сказать ей, как ему жаль, не сумел попросить прощения и вообще постоянно задавался только одной мыслью: почему она встретила его так… спокойно? Да, с легким недоверием, но без иронии, которая была бы предсказуема и, возможно, правильна. Почему она не отвернулась, гордо вздернув нос, почему не сказала, что им не о чем разговаривать после всего, что случилось в Америке? Почему сама к нему подошла, предложила беседу и чай? По той же причине, что и помогла ему при встрече с хулиганами и после аварии? Тогда он тоже немало задавался вопросом: почему она так поступила? А всё ведь очень просто, на самом деле. Просто она… такая. Нил взглянул на девушку. Её, похоже, подобные размышления совсем не одолевали. Они по-прежнему сидели за столом, но уже не напротив, а рядом. То есть, на почтительном расстоянии друг от друга, но оба привалившись спинами к шершавой прохладной стене, и Кэнди беспечно выпытывала его о том, каким ветром его сюда занесло. - Потом это просто выплеснулось на меня, - рассказывал Нил, закинув ногу за ногу и рассматривая носок своего сапога. – Все, кому не лень, стали давить, не прекращая: уговоры, угрозы, истерики. «Делай то, не делай это, сходись, расходись, женись, обзаведись семьей! Ты-чертов-сукин-сын-наследник-старинного-рода» ну и всё такое прочее. В какой-то момент я не выдержал и уехал в Европу. Кутаясь в его шинель, девушка коротко подытожила: - Дурак. - Трудно возразить, - Нил безразлично пожал плечами и снова отхлебнул из фляги. – Какое отвратительное пойло. - У нас есть медицинский спирт, – высунув нос из воротника шинели, хихикнула Кэнди, и он в притворном ужасе замахал руками: - Боже упаси! К прискорбию, неприятный опыт общения с этой коварной жидкостью уже имелся. В общем, они беседовали вполне мирно и со стороны вполне могли бы сойти за друзей. Ну, по крайней мере, за хороших знакомых. Кэнди сидела с ним до рассвета, так и не сомкнув глаз, только время от времени выходила проверить раненых на втором этаже. Детальнее сообщила о самочувствии Чарли Трентона и попутно поинтересовалась, кем он доводится Нилу. Пришлось вкратце рассказать. Он уехал, как только стало достаточно светло, с первой же колонной снабженцев, идущей на передовую. Его шинель хранила запах Кэнди, но сама Кэнди осталась там, позади. И он боялся, что никогда больше ее не увидит. По многим причинам. *** Нил проснулся оттого, что солнце светило прямо в глаза. Странно, ему показалось ночью: шторы плотно задернуты. Впрочем, возможно, Филипп открыл их, проверяя комнату Кэт на рассвете – Нил знал, что его секретарь уж точно не станет спать дольше. Дочка еще мирно посапывала под боком, и ее совершенно не хотелось будить, да и перебираться в свою комнату было не лучшим решением: Кэт в любую минуту могла проснуться и испугаться. Хотя она совсем не из пугливых – его девочка, его маленький ангел. А вот ее мать он никогда с ангелами не сравнивал – не тот типаж. Скорее столь горячий темперамент в пору было сравнить с ударной силой «парижанки» **. Если уж на то пошло, Нил и впрямь однажды так сделал – пользуясь своим плачевным положением, он в ту пору не боялся оплеух… Осторожно выбравшись из дочкиных рук, он встал. Подошел к окну и, приходя в себя после сна, взглянул во двор. Дети Элизы резвились с огромной собакой, приученные, судя по всему, вставать на заре. Вот уж не повезло всегда любившей поспать сестрице. Вышедший во двор Том Стив махнул им рукой и сказал что-то, отчего рыжеволосая девочка заливисто захохотала. Отсюда, из-за накрепко закрытого окна, Нил мог видеть только детский смех, но уже знал: в нем нет ни тени заносчивости или злобы. Много лет прошло с тех пор, когда Элиза, такая же кроха, смеялась столь открыто и тепло. Откровенно говоря, Нил уже не мог толком вспомнить, было ли такое вообще, но Луиза Стив росла в совсем другой семье: там, где не принято скрывать свои чувства за маской равнодушия, там, где не принято оставлять детей на попечение занудной гувернантки, там, где не запрещено заводить собак, котят, пони и… черт возьми, наверняка и енотов тоже можно! Запустив пальцы в волосы, Нил стиснул зубы. Стало бы немного легче, закричи он сейчас во все горло о том, как несправедлива жизнь, но вряд ли такой поступок к лицу успешному бостонскому адвокату. Или бывшему солдату. Или наследнику благородного рода. Или кому там еще? Ах, да: заботливому отцу – теперь это самая главная из всех его ролей. Кэт заворочалась под одеялом, отбрасывая его, что-то пробормотала и, потянувшись, осмотрелась по сторонам. Конечно, взгляд отца был первым, что она увидела в не слишком знакомой комнате. Улыбнувшись ему, Кэт соскочила с кровати: - Доброе утро, папочка! – и ту же, обхватив руками его колени, огорошила заявлением: - Полли сказала, что мы сегодня поедем кататься с дядей Томом. И посмотрим лошадок на ферме. Правда ведь? Похоже, его и не думали посвящать в столь грандиозные планы. Не то, что Нил сильно интересовался вчера, за столом всё больше хмурясь и почти не принимая участия в беседе, но уж о такой затее его должны были предупредить. Что за дикие люди? - Ну, если Полли так сказала… - осторожно начал он, но Кэт уже не очень обращала внимание на его слова. Как и положено маленькой леди, она разбирала вещи, подбирая то, что могло бы подойти для поездки на ферму. Нельзя сказать, впрочем, что дочь вовсе не слушала его наставлений и предупреждений. Она даже кивала время от времени, словно заверяя: «Ну конечно, папочка. Я всё поняла, папочка», но прямо посреди нравоучительной тирады о подстерегающих на ферме опасностях она вдруг выпрямилась и резко развернулась, показывая темно-зеленое платьице для прогулок: - Как думаешь, это подойдет? Он лишь беспомощно кивнул в ответ. И улыбнулся как можно теплее. Потому что Кэт вела себя почти как прежде, но … так, как прежде, уже больше не будет. Никогда. Это холодное «никогда» сжало грудь, комком снега застряло в горле, и даже улыбка, предназначенная единственной и любимой дочери, показалась прохладной – несмотря на всю теплоту. Привычные три стука – и дверь приоткрылась, впуская вездесущего Филиппа Лакруа с порцией утреннего кофе и утренних новостей. - Я уже знаю о поездке, - хмуро отмахнулся Нил, усаживаясь в кресло. Кэт хлопотала над тем, выбрать черные сапожки потеплее или зеленые – тоньше, зато в цвет платью. - Тогда вы, патрон, вероятно в курсе того, что мистер Стив пригласил мадемуазель Полли вместе с нашей мадемуазель погостить у него на ферме до завтра? - Еще чего! – Нил скрестил руки на груди. – Пусть даже не мечтает. - Ну, папочка! – запротестовала Кэт из угла. Уперлась в бока крошечными кулачками и сверкнула глазами. Филипп покачал головой: - Может быть, не стоит? Нил понимал, о чем говорит ему помощник. Нил понимал, что если уж привез дочку сюда, подальше от привычной жизни, от бостонского шума и ото всех воспоминаний, оставшихся в их доме на Парк Лейн, в полумиле от Тропы Свободы, то должен лишь радоваться ее желанию отвлечься. И делать все возможное, чтобы она как можно скорее забыла о плохом. И следить в оба, чтобы с ней ничего не случилось, если вдруг окажется, что его подозрения верны. Особенно если так окажется! Обведя уставшим взглядом немногочисленную свою публику, Нил поморщился: - Ладно… - Спасибо! – взвизгнув, Кэт запрыгнула на кровать и, изловчившись, повисла у отца на шее. – Я честно-честно буду хорошей девочкой! Обещаю. Пришлось сдвинуть брови в притворной строгости: - Раз обещаешь это, изволь, юная мисс, пообещать еще несколько вещей. А именно: не лезть к лошадям в стойле… Кэт огорченно вздохнула. - Не целовать щенков, котят, цыплят… Эм… Филипп, кто там еще бывает на ферме? - Поросята, патрон, - услужливо подсказал помощник. Кэт поморщилась. Нил закатил глаза, но всё же подтвердил: - Да, и их тоже. Никуда не ходить одной. Кэт кивнула. - И… слушайся дядюшку Тома, котенок. Откровенно говоря, он сам не ожидал от себя этого. Филипп, собирая вещи Кэтрин, бросил на шефа недоверчивый взгляд, но заострять внимания не стал. В конце концов, Филипп тоже должен понимать, что из всей этой шумной компании родственников Том Стив, вероятно, заслуживает доверия в большей степени, чем все другие. Нил решил, что с ним даже стоит обсудить некоторые… более личные вопросы. Потом. Возможно. Он уже допил кофе, а Кэт почти оделась, когда в дверь постучали и робким голосом испуганной Дороти возвестили о том, что завтрак подан. * прошу воспринимать сие как то, что Кэнди просто попыталась вежливо отказаться от совместного распития алкоголя, а не как информацию о пьянстве американских мед. сестер на фронтах Первой мировой. ** 208-мм пушка, она же "парижанка". Для интересующихся читателей информацию о ней можно найти здесь: http://wwi.hut2.ru/art/ParisG.htm