Перекрёстные жизни

41 *** - Вы подтверждаете всё вышесказанное, миссис Леган? - Разумеется, подтверждаю. Судья многозначительно нахмурился, но комментировать, впрочем, не стал, сосредоточившись на изложенных в письменной форме обвинениях. - И еще одно, Ваша честь, - добавила Кэнди, виновато улыбнувшись и полностью игнорируя сигналы Бредфорда, призывающие к молчанию. – Я со всей ответственностью заявляю, что мой муж Дэниел Максимилиан Леган не имеет никакого отношения к покушению на мою жизнь, и готова поклясться в том… - Довольно! – судья остановил ее властным жестом, отрываясь от бумаг. – Я понимаю Ваши намерения, мэм, но, при всем уважении, откуда Вы можете знать, что мистер Леган не имеет к этому отношения? Что за неимоверно странный вопрос!? – захотелось крикнуть Кэнди, но она сдержалась. Несколько раз вдохнула и выдохнула, успокаивая себя так, как обычно рекомендовала успокаиваться особенно нервным пациентам. - Я просто знаю своего мужа, - уверенно сказала она, - и знаю, что он… предпочитает другие методы. И уж конечно, мой муж в курсе того, что я никогда не стану ему изменять. Прокурор Кросби уже посвятил ее в детали выдвинутых против Нила обвинений. С удивлением и негодованием Кэнди выслушала историю о найденных в кабинете Нила письмах, якобы от ее любовника, окровавленной рубашке и ее пропуске из Масс Джен, также со следами крови. Пропуск был с ней всегда. И в тот злополучный вечер он привычно лежал в ее дамской сумочке, из чего Джош Кросби вполне логично заключил: только человек, участвовавший в нападении, мог забрать его с тем, чтобы подбросить в дом Леганов. Или кто-то, спланировавший нападение. Обвинение все еще держалось на том, что этим негодяем вполне мог оказаться Нил, хотя Кэнди всячески отрицала подобный подход и в разговоре с Кросби, и во время предварительного судебного разбирательства. - Ну что же, - судья, устало вздохнув, отложил документы и выпрямился, принимая авторитетно-важный вид, - в таком случае в виду всех вышеизложенных обстоятельств подозреваемый Дэниел М. Леган освобождается из-под стражи до завершения досудебного расследования. * Кэнди немного расслабилась. Она уже не вслушивалась в сумму залога, ища глазами взгляд Нила, но судя по довольному выражению на лице Дэвида, эта сумма была вполне приемлемой. Не то, чтобы они не могли себе позволить оплатить крупную сумму… просто Кэнди, как мало кто другой среди ее ближайших друзей, знала цену деньгам и важность экономии. Да и вообще неспокойные начались времена… ** - Всем встать! – безразличным голосом объявил судебный клерк, *** оглашая таким образом, что разбирательство закончено. - Пойдемте, мадам, - тихо предложил Филипп, незаметно оказавшийся у нее за спиной, - патрон распорядился, чтобы Вы подождали его в автомобиле. Кэнди лишь улыбнулась в ответ: - Твой патрон, Филипп, прекрасно знает, как я отношусь к его распоряжениям. Впрочем, желания спорить у нее не было. За высокими решетчатыми окнами здания суда горело малиново-алым цветом вечернее солнце, и Кэнди подумалось вдруг: такие яркие закаты предвещают обычно ветреную, неспокойную ночь. Для нее же и день выдался слишком неспокойным, чтобы можно было вот так просто выдохнуть и забыть обо всем, как о страшном сне. Напротив, всё самое тревожное, кажется, только началось. Нил с Дэвидом вышли чуть позже, и, пожав друг другу руки, распрощались у входа: Бредфорду еще предстояла бумажная волокита, а вот Нилу хотелось только убраться отсюда поскорее – Кэнди отчетливо видела нетерпение, болезненным огоньком горящее в его глазах. - Куда теперь? – спросила она, чуть отодвигаясь, освобождая ему немного места на заднем сидении. Филипп завел мотор и, не дожидаясь дальнейших инструкций, вырулил влево, точно действовал по собственному усмотрению. Возможно, так оно и было, потому что Нил не ответил. Только сжал ее руку – сильно, почти до боли. И зажмурился – так, словно больно было ему. Кэнди решила взять ситуацию под контроль и положила голову ему на плечо. Ей традиционно было всех жалко. Жалко Дэвида и Клер, вынужденных заниматься их с Нилом проблемами тогда, когда и своих хватало – ведь Клер вот-вот должна была родить второго ребенка. Жалко женщину, выловленную в Бостонской бухте с настолько изуродованным водой и водяными жителями лицом, что только по некоторым личным вещам в ней узнали миссис Леган. Вещи эти – часы, сережки и цепочка с кулоном, чудом не смытая с тела водой, – наверняка, были добыты бедной женщиной у убийцы, куплены, получены в подарок или даже украдены. Именно благодаря перечисленному неизвестную похоронили на центральном бостонском кладбище под именем Кэндис Леган – Джош Кросби успел упомянуть обо всех фактах, связанных с делом, когда Кэнди стала требовать объяснить, каким образом она перешла в разряд умерших, а ее муж – в разряд женоубийц. Но больше всего ей, разумеется, было жаль Нила. И прежде, вернув себе память, Кэнди понимала, что Нилу пришлось несладко, но теперь вся тяжесть перенесенных им злоключений виделась ей отчетливо и детально. Эта тяжесть отражалась в его глазах, чувствовалась в жестах, новыми морщинами залегла в уголках губ, и Кэнди, как никогда прежде, хотелось сделать все возможное, чтобы помочь ему. Чтобы заставить его обо всем забыть. - Нил, - она придвинулась еще ближе, прижалась еще теснее, еще крепче переплела свои пальцы с его, - я снова с тобой, Нил, я никуда не уйду и никогда тебя не брошу. Она знала: это не просто слова успокоения. Что это правда – от начала и до конца. Даже лишенная памяти, выброшенная из настоящего в прошлое на целых десять лет назад, она не могла поступить вопреки этой самой правде, отрицала и отметала всё, чем хотела жить она же десятилетней давности. И не столь важно было отсутствие воспоминаний, ведь чувство к Нилу, неожиданно крепко захватившее сердце, так основательно засевшее в душе, было незыблемой, непреложной данностью. Словно утерянное обручальное кольцо, тяжелый вес которого Кэнди ощущала на пальце до сих пор. Оставалось только надеяться, что Нил тоже знает цену ее словам. - Куда мы теперь поедем? – еще раз решила поинтересоваться Кэнди, возвращаясь к решению наиболее насущных проблем. – Может, в «Дрейк»? Мне там понравилось. Хотя нет, в «Дрейке» остановился Джош Кросби. Вообще-то прокурор Кросби неплохо помог им. По его настоянию предварительное слушанье дела в суде провели именно сегодня, не откладывая разбирательство. Конечно, пришлось похлопотать и самому Кросби, и Дэвиду, и даже Филиппу, на полдня пропавшему куда-то по делам патрона, но проблемы разрешились в высшей степени удачно. И все-таки Кэнди не была уверена, что Нил согласится жить под одной крышей с бывшим оппонентом. - Наверное, стоит поискать что-то другое, - со вздохом заключила она. - Нет, - обозвался, наконец, Нил и мимолетно нахмурился, выглянув в окно. – Не хочу в гостиницу. - Может, домой? - Домой нельзя, подписка о невыезде, помнишь? Вообще-то Кэнди имела в виду Лейквуд, но муж, похоже, по-прежнему отказывается даже думать в том направлении. - Нил, - прошептала она так тихо, что и сама себя с трудом услышала. – Дом там, где мы, Нил, только там, где мы, а всё остальное – неважно. И он улыбнулся впервые за нынешний вечер. Он улыбнулся, наверняка вспомнив то же, что и она… *** Это уже не осень, а самая настоящая зима, хотя от Бостона до Чикаго – чуть меньше тысячи миль по железной дороге и всего час разницы во времени. Снег метет целые сутки, и все отмечают, что давненько не было такой снежной зимы. Поглядывая на часы в здании вокзала, Нил кутается в зимнюю шинель и с горечью думает, что это самая теплая из его немногочисленных вещей, а значит, к ней следует относиться внимательно и бережно. А еще думает, что теперь ему нечего предложить Кэнди. Неделю назад, прощаясь с ней на бостонском вокзале, он был полон мечтаний и радужных надежд: война закончилась, любимая девушка согласилась стать его женой, он ехал домой, и нетерпение подстегивало, заставляя беспокойно мерить шагами платформу в ожидании ночного экспресса. Кэнди смеялась и просила успокоиться. Потом, приехав в Чикаго, он вышел из вагона и, пешком пройдя несколько кварталов, остановился у городского дома Леганов. Следующие несколько дней прошли, словно во сне: родители суетились вокруг – отец с запоздалой гордостью, мама - с волнением и не высказанными ранее упреками. Элиза без умолку тарахтела о вышедших замуж подругах и ее собственных поклонниках, а он наслаждался встречей с близкими. Всё это продолжалось до тех пор, пока он не решил, наконец, расставить точки над «i», пока не пошел с разговором к надоедливой бабке Элрой и не рассказал о своих планах на жизнь. Пока не разрушил всё. Нил сидит, наблюдая за тем, как медленно ползет минутная стрелка по циферблату: пятнадцать минут; двадцать пять; сорок. Ему нужно дождаться восьми часов, когда подадут поезд до Бостона, и лишь в относительном тепле вагона он сможет упорядочить свои мысли достаточно для того, чтобы разобраться со случившимся. Чтобы понять, что делать дальше. На улице вьюга, и взошедшее недавно солнце не разглядеть за тучами. «Этого не будет никогда!» - заявила мадам Элрой на его планы жениться на Кэндис Уайт. – «Эта девчонка войдет в нашу семью только через мой труп, вот что я тебе скажу, негодник!» К тому времени Нил уже знал: Кэнди поехала на фронт вопреки желанию семьи и без разрешения. Как и он, впрочем. К тому времени Нил уже понял: это раздражающее «Эндри» навсегда ушло из имени Кэнди из-за решения отправиться в Европу, по крайней мере, с точки зрения всех Эндри, кроме, возможно, проклятого мистера Альберта. И видит Бог, Нил об этом совсем не жалел! Потому лишь повторил упрямо о своих намерениях. Чем разозлил мадам Элрой куда сильнее прежнего. Вцепившись костлявыми руками в подлокотники кресла, престарелая мадам сверкнула глазами так яростно, словно боевое орудие выстрелило: «Еще раз хоть заикнись об этой Уайт – и я лишу тебя наследства!» Не осознавая в полной мере, во что конкретно он вляпался, Нил тогда лишь пожал плечами: «Я всё равно на ней женюсь». Конечно, пожал плечами: у него были отец с матерью, любящие его, готовые поддержать во всем, у него была семья, не идеальная, бесспорно, но вполне надежная. Он пожал плечами и только рассмеялся на очередные угрозы мадам Элрой. И уж, конечно, не мог тогда даже предположить: его семья не рискнет пойти против старой карги. Тем более, что мадам Элрой не вдавалась в подробности его личного бунта против семьи, зато ясно дала понять мистеру и миссис Леган: не изменив своего решения, Нил перестанет быть ее «дорогим внуком», навсегда попадая в немилость. После такого выпада разочарованные и взволнованные родители поспешили перейти на сторону «тетушки». Элиза же и вовсе перестала с ним разговаривать. Всю предыдущую ночь и вчерашний день Нил провел, размышляя над тем, как оградить Кэнди от всего этого непотребства, а вечером мадам снова велела ему появиться и, по-королевски восседая в своем древнем кресле, свысока спросила, извинится ли он за свое поведение, заберет ли назад свои слова и возьмется ли за ум. «Я женюсь на Кэндис Уайт», - ответил он сразу на всё вышеперечисленное. Развернулся и вышел, не слушая ни старушечьих криков и жалоб, ни проклятий в свой адрес. Домой он тоже заезжать не стал, наперед зная, что мать начнет давить на совесть, и решив сгоряча, что провести ночь в зале ожидания будет вполне сносно. Не замерз же он, в конце концов, во фронтовых блиндажах! Всё и вправду вполне сносно. Даже несмотря на то, что холод пробирает почти до костей, когда без движения сидишь часов десять к ряду. Бросив быстрый взгляд на циферблат, Нил встает и направляется к платформе, на которую вот-вот подадут его экспресс. Он бы предпочел поразмышлять о будущем в молчании и относительной тишине. Но поездка выдается слишком суетливой из-за навязчивого внимания пассажиров, едущих с ним в одном вагоне. Заметив военную форму, мужчины тут же норовят расспросить «служивого» о войне, женщины разглядывают с интересом, а сопливые дети то и дело тянут за рукав или полу шинели. Нил не из тех, кому может польстить подобное внимание. От большинства вопросов он отмахивается, от большинства собеседников пытается убежать, но людям словно все равно, люди словно не видят, что человеку не хочется болтать с незнакомцами. Ему опять вспоминается всегда разговорчивая, с любым умеющая найти общий язык Кэнди: Кэнди в детстве, Кэнди в колледже, Кэнди в больнице и, наконец, на фронте. Эти воспоминания помогают ему выдержать суету многолюдного вагона. Они же ведут его по заснеженному Бостону к воротам Массачусетс Дженерал. Кэнди, спешащая после осмотра одного тяжелого пациента на операцию к другому, бросается ему на шею, и ей хватает одного взгляда на его натянутую улыбку, чтобы понять, насколько всё не так. Нилу трудно рассказывать ей о событиях, произошедших в Чикаго: об ультиматуме мадам Элрой, о несговорчивой семье, о своем категоричном заявлении. Нилу трудно, в основном, потому, что он не знает, сможет ли теперь предложить хорошее будущее невесте, хоть и не сомневается в ее согласии. А еще ему трудно говорить об этом, потому что каждое слово, сказанное чикагскими родственниками, – это упрек ей, несправедливость по отношению к ней, а на ее долю и без того выпало слишком много несправедливостей. Но Кэнди проще относится к заносчивому превосходству семьи Эндри, с которым уже не раз сталкивалась и прежде. Кэнди невесомо прикасается к его щеке кончиками пальцев, пахнущих камфорой и йодом. - Не переживай, Нил, - шепчет она ему. - Не нужно, - убеждает она его. - Видишь ли, дом – он только там, где мы. Мы сами создаем свой дом, а остальное… всё остальное неважно!.. * не ручаюсь за точность формулировок, и, надеюсь, читатели мне это простят – Нила же выпустили! :-) ** как все помнят, скоро ударит Великая Депрессия (1929-1939), наверняка, ее симптомы уже появились в 1926-м году. *** clerk of court — судебный секретарь, секретарь суда