Перекрёстные жизни

43 *** - А потом Полли рассказывала, как они праздновали прошлое Рождество, - Кэтрин зевнула, устало привалившись к отцовскому плечу, - правда, мне это празднование показалось слишком скучным. Ну, или Полли совсем не умеет рассказывать. Скорее первое, чем второе – подумалось Нилу. Вот честно: он не мог представить, как его скучный кузен Арчибальд устраивает веселый детский праздник. Хотя вполне могло и оказаться, что он во власти предубеждений. Не так-то просто справиться со старыми предубеждениями… - Тебя никто не обижал? – в который раз спросил он, но Кэт, снова зевнув, отмахнулась: - Я ведь уже говорила, папочка: нет! Все относились ко мне очень хорошо, даже этот странный мистер Альберт. - Попробовал бы он иначе… - многозначительно пробормотал Нил скорее самому себе, но Кэт, конечно, услышала. Поморщила свой вздернутый носик, хихикнула и заметила: - Ты всегда злишься, когда не можешь вмешаться, папочка. Ну что поделать? Так оно, вероятно, и есть. Нил улыбнулся, и в зеркале заднего вида уловил мимолетную, как вспышка молнии, улыбку своего секретаря. Пожалуй, Филипп первый мог бы подтвердить это предположение: именно он обычно вмешивался от имени патрона во все требующие дополнительного внимания житейские ситуации. Возможно, стоило бы ему вмешаться и в дело Чиллини… На мгновение сжав пальцы в кулак, Нил медленно выдохнул. В любом случае, час утром стоит двух вечером *, а уж у него сейчас точно другие приоритеты! До сих пор непонятно, чем он заслужил у Провидения такую милость: почти безболезненно вернуть свою едва не утраченную семью, собрать будущее из осколков, кажущихся мертвыми. Поэтому, прежде всего, ему надо поверить в то, что это не сон: что Кэнди действительно ждет его сейчас в своей старой квартирке у рынка, что Кэт в относительной безопасности, что друзья бдительно охраняют покой его жены и дочери. По крайней мере, пока он сам не наберется достаточно сил, чтобы встретиться лицом к лицу с неожиданным врагом. Автомобиль повернул у булочной и, минуя подворотню, остановился в тусклом свете уличного фонаря. - Я покараулю здесь, патрон, - предложил Филипп, не убирая рук с рулевого колеса, но Нилу эта идея не показалась подходящей. - Глупости, - коротко бросил он, открывая заднюю дверцу, – поднимешься сейчас с нами, а там решим. Вылезая вслед за ним, Кэт с раскрытым ртом оглядела окрестности. - Что это за место, папа? - поинтересовалась она, несколько понижая голос, и тут же встрепенулась: - Ой, ты же так и не сказал, куда мы едем! Это здесь, да? - Да, - Нил остановился, чуть придержав дочь, - Китти-Кэт, ты ведь у меня уже взрослая девочка, верно? Она замерла как-то настороженно. Посмотрела вверх, но освещение было слишком плохим для того, чтобы в полной мере разглядеть отцовский взгляд. Зато ее глаза, широко распахнутые, почти испуганные, заставили Нила вздрогнуть. - Кэт, милая, - мягко проговорил он, погладив девочку по волосам, - дело в том, что… - Кэтти!.. Нил выругался про себя: еще дольше бы тянул с объяснениями. Кэтрин недоверчиво оглянулась, всматриваясь в едва подсвеченный фонарем полумрак. - М-мама? – ее голос дрогнул на первом звуке. А затем оборвался на высокой ноте: - Мамочка! Я так ждала, мамочка! Я так хотела, так мечтала… Кэтрин бросилась матери на шею, едва ли осознавая нечто большее, чем просто свершившуюся сказку. В конце концов, так оно, вероятно, и должно быть: для маленьких детей у Бога всегда припасено прекрасное сказочное чудо. - Маленькая моя… - крепко прижимая дочку к груди, Кэнди между тем испытывала прилив других, совершенно противоречивых чувств. Точно морскими волнами, ее захлестывало то ликованием, то болью, то нежностью, то темным отчаяньем, полностью избавиться от которого она не могла. Нет, правду, не могла, не в силах была забыть тех ужасных нескольких минут в погруженной в полумрак, прохладной комнате в особняке Корнуэллов, когда, едва очнувшись, с трудом осознавая себя и свое окружение, она переживала лишь отчаянье. Безграничное, непреодолимое отчаянье матери, разлученной со своим единственным ребенком. Это потом пришло понимание всего: что нужно делать, куда нужно идти, кого нужно искать. Потом пришло успокоение – пусть и мимолетное – в том, что она жива и относительно здорова, а значит, вернет себе и собственную жизнь, и собственную семью, и собственное прошлое. Потом, превозмогая боль, и физическую, и душевную, она вспомнила, как умела бороться, как не раз боролась и как выигрывала. А сначала… Сначала существовало только отчаянье… - Пошли, котенок! – осыпая поцелуями лицо дочки, и холодные ладошки, и золотистые волосы, Кэнди подхватила малышку на руки. – Пойдем, моя сладкая! Она не заметила, конечно, как покачнулась, зато не пропустила, как руки Нила сомкнулись вокруг ее плеч, удерживая, давая ей силу. А еще, словно отголосок давно досмотренного сна, промелькнуло воспоминание: ее прогулка с Терри в саду Корнуэллов, ее руки, сжимающие темные волосы малышки Полли, и ее глаза, видящие в тот же момент белокурые кудри Кэт. Ну, конечно! Разве могла она забыть дочь?! Свою Кэтрин, своего котенка… - Всё, - Кэнди, выдохнув прошлое, перехватила девочку удобнее, - давайте, пошли. Свет в окне второго этажа призывно подмигнул, приглашая из мрачноватого холодного вечера в дом. - Пойдем, Филипп, - махнул Нил своему секретарю, по-прежнему сидящему в автомобиле, и Кэнди настойчиво кивнула: - Да, Филипп, быстрее! После всего, пережитого вместе, вот именно они и были настоящей семьей: со своими взлетами и падениями, победами и неудачами, со своими причудами в голове, скелетами в шкафу и с прошлым – одним на всех. И с будущим. Непременно с будущим. Прогреть комнату Кэнди еще не успела, но успела прибраться. - У меня есть булочки и чай! – громко объявила она, опуская Кэтрин на видавший виды диван. Лакруа улыбнулся, всем своим видом давая понять: он не оставит семью своего работодателя голодать. Тут же из захваченного им бумажного свертка появились другие продукты, а в переброшенный через плечо плед была немедленно завернута взъерошенная и удивленно рассматривающая простенькое жилище Кэт. - Сейчас я принесу еще кое-какие вещи, мадам, - сдержанно улыбнулся Филипп и буквально выскользнул из комнаты где-то между вопросами Кэтрин о том, что это за место и где всё это время находилась мама. Нил, сбросив пальто, присел рядом с дочерью: - Наша мама попала в переделку, котенок, и очень заболела. Стараясь поскорее пресечь ее испуг, Кэнди присела на корточки: - Теперь уже всё хорошо, моя маленькая. - Правда? – Кэт широко распахнула свои карие глаза. В них плескалось волнение, страх и надежда. - Конечно, - Кэнди кивнула, снова сжав маленькие прохладные ладошки. – Я же медик, и знаю, что сейчас всё в порядке. А ты? Ты замерзла, солнышко? Кэт неуверенно мотнула головой. - Всё… сейчас всё в порядке, - повторила она слова матери и порывисто прижалась к теплой материнской груди. Былой ужас опять вернулся к Кэнди и потряс ее новым осознанием: помимо своей воли и без своей вины она всё же позволила то, чего поклялась некогда не допускать. Пусть на какие-то три месяца, но ее дочь, ее малышка познала боль сиротства, тяжелым грузом привалившую детство самой Кэнди. Господи, а она ведь так надеялась, что ее ребенок никогда ничего подобного не переживет! - Нил, - одной рукой до сих пор прижимая к себе Кэтрин, второй она потянулась к мужу, вцепилась в его ладонь, сплела свои пальцы с его. – Нил! В ее возгласе была и мольба, и немой вопрос. Немым же ответом стало его уверенное рукопожатие. Разумеется, он был с Кэт! Разумеется, не выпускал ее из рук, холил и лелеял – он просто не мог иначе. И теперь совершенно правильно он понял, что могло произойти с ней за это время, хотя поговорить о ее потере памяти им еще не удалось. Пока Кэт бодрствовала, ластилась пушистым котенком и уже с вящим интересом осматривалась по сторонам, пока Филипп вносил в дом какие-то вещи и посуду, раскладывал еду, разливал горячий чай, поговорить по душам тоже едва ли удалось бы, но позже минутка обязательно будет. Даже несколько минут для разговора. Или несколько часов. А потом – целая жизнь. - Ой, я не хочу больше чая! – Кэт сладко зевнула, восседая между родителями, цепляясь за их руки куда крепче и куда основательнее, чем сама могла бы подумать. – К тому же я успела поужинать у тетушки Энн, когда папочка приехал. - Никто не заставляет тебя, Кэт, - возразил Нил, краем глаза наблюдая за Кэнди. За тем, как она вздрогнула при упоминании об Энни Корнуэлл. За тем, как на мгновение поджала губы. За тем, как нахмурилась, но тут же усилием воли отогнала, по всей видимости, мрачные мысли и спросила о чем-то улыбающуюся Кэт. «Что они сделали с тобой? – захотелось закричать ему. – Что сделали с тобой эти твои ужасные, невыносимые друзья!?» Но здравомыслие велело попридержать эмоции. Это же Кэнди. Когда придет время, она обо всем расскажет. Она всё обсудит. Она ничего не скроет. И вообще: когда делишь с человеком жизнь пополам, этому человеку следует доверять. Во всем! - Мне кажется, уже достаточно поздно, и Вам пора спать, мисс, - заключил Нил, сверившись с карманными часами. - Не хочу! – тут же захныкала Кэт, цепляясь за него, за Кэнди еще сильнее. Нет уж, за все блага мира он бы не велел сейчас дочери спать отдельно. На чистых простынях, непонятно где и как найденных Филиппом Лакруа, под теплым одеялом, принесенным им же, Кэтрин заснула почти сразу, улыбаясь во сне, не в силах отпустить ни отцовской, ни материнской руки. - Ну, вот, - прошептала Кэнди, смаргивая слезы, - я же говорила, что дети, как и ангелы, могут спокойно спать в любом аду. Нил не ответил. Вероятно, потому, что знал теперь, как выглядит, что значит настоящий ад. И знал, что здесь, сейчас – это больше похоже на рай. - А вот я далеко не ангел, - пробормотал он тихо, всматриваясь в глаза Кэнди, сверкающие в темноте. И почувствовал, как она, протянув руку, притронулась к его щеке: осторожно, чтобы лишним движением не разбудить Кэтрин; легко, чтобы единственным прикосновением убедить его снова в том, что он и сам не должен был никогда забывать: - Кому нужны эти ангелы, Нил? Кончики ее пальцев, мягкие и теплые, немного дрожащие, но вполне уверенные, заставили его вздрогнуть. Забыться на мгновение. И снова вспомнить, где они и почему находятся здесь. Филипп, стукнув чем-то в соседней комнате, погасил, наконец, тусклую лампу: Кэнди так и не отпустила его переночевать внизу в машине, пригрозив за непослушание всеми ей знакомыми возмездиями. - Мне, - тихо, но твердо ответил Нил. – Мне нужен мой ангел. Один. Единственный. В темноте было весьма трудно разглядеть, но, кажется, Кэнди все-таки улыбнулась. Потому что едва ли смогла забыть ту ночь, когда впервые услышала от него именно эти слова. «Мой ангел…» «Одна…» «Единственная!» * An hour in the morning is worth two in the evening (англ. послов., эквивалент русской «Утро вечера мудренее»)