Перекрёстные жизни

44 *** - Не бойся, ангел мой… Но Кэнди не боится. Кэнди знает: Нил ни за что не сделает ей ничего плохого, никогда не причинит ей вреда. И это будоражащее душу чувство, скорее всего, просто от того, что перед ней – практически неизвестность. Конечно же, Кэнди нельзя назвать совсем уж ограниченной, ничего не знающей наивной глупышкой. Во-первых, она медик, и с медицинской точки зрения она прекрасно осведомлена обо всем, связанном с продолжением рода. Во-вторых, она была на войне, а там многие вещи видны яснее, четче, куда понятнее, чем в мирной жизни. И плотские отношения между мужчиной и женщиной – далеко не последняя из таких вещей. Только все эти знания, и теория, и практика, - это же происходило не с ней, а значит… Ох, так и есть: это значит практически неизвестность. Чтобы скрыть волнение, Кэнди пытается казаться веселой. Игривой. Смелой. - Ты никогда раньше не называл меня ангелом, - пытается пошутить она, осторожно проводя кончиками пальцев по его щеке вниз к шее, а затем к плечу – по мышцам, слишком напряженным для мужчины, которому нечего ни бояться, ни волноваться. - Я никогда раньше не снимал с тебя подвенечное платье, - резонно замечает Нил в ответ. Его рассудительность заставляет Кэнди хихикнуть: - Точно, - и мимолетно поежиться. Может быть, в комнате действительно прохладно. А может, это некое странное проявление свадебной лихорадки: волнение так быстро бежит по крови, что будто зажигает ее изнутри, но по коже, прохладной и чувствительной, бегут мурашки, точно от холода. Платье с тихим шорохом падает к ее ногам, мимолетным прикосновением пройдясь по лодыжкам. Если уж на то пошло, подвенечное платье – ничего особенного: простое, белое, чуть ниже колен, с летящими рукавами, немного похожими на крылья. * Когда-то мечтая о собственной свадьбе, Кэнди представляла себе нечто совершенно другое, пышное, длинное, с рюшами и кружевами, но сегодня ей, честное слово, абсолютно все равно! Хотя бы потому, что Нил сам, как и положено жениху, выбрал и купил это платье, да и вообще по ряду других, менее значимых причин. Кэнди ловит себя на мысли: сейчас она готова думать о чем угодно, только не о том, что вот-вот должно произойти. Такой подход кажется… слишком уж трусливым, что ли? Кэнди никогда не считала себя трусихой, потому готова со всей ответственностью шагнуть в неизвестное. Тем более, рядом любимый человек. - Нил, - мягко подавшись вперед, Кэнди обнимает его за шею, несмело прижимается, неловко тыкается носом в его подбородок. – Обними меня, пожалуйста. Иногда ей очень хотелось этого в Париже. Конечно, в то время Кэнди считала свои желания несусветными глупостями, но теперь-то вполне может себе признаться: ей очень хотелось почувствовать его руки на своем теле – крепкие, сильные. Нежные. Как сейчас. Его руки и без лишних напоминаний обхватывают ее, ласкают и успокаивают. Согревают. Зажигают. Ей по-прежнему холодно, ей неистово жарко – одновременно. И всё вокруг такое же одновременно разное: горячие поцелуи; холодные простыни; соленая кожа; сладкие слезы; долгожданная боль; невыносимое наслаждение. В этой прямой последовательности, в нарушенной или в обратной – едва ли она способна сейчас определить. Потому что мир перевернулся. Мир изменился. Мир теперь другой, да и она никогда больше не будет прежней. Ибо так устроена жизнь… - Родная моя… - шепчет Нил незнакомым, низким и хриплым голосом, - моя единственная любовь. Одна… Единственная…. Ей хочется слушать эти слова всегда и хочется, чтобы эта ночь никогда не кончалась. Но с другой стороны, разве впереди не ждет бесконечное множество не менее сладких ночей?.. *** «Молчи и слушай!» Чужой крик болезненным гулом отдает в голове. «Жизнь показала, сколь неверные решения ты иногда принимаешь, когда речь идет о твоей личной жизни!» Чужие упреки кажутся незаслуженными, и в то же время они непонятны. «Как оказалось, даже это не шло ни в какое сравнение с тем, что ты сделала потом!» Ей больно и страшно, и хочется зажать ладонями уши, стиснуть голову, чтобы не слышать этот крик, чтобы заглушить эту боль. «Что ты наделала!» Она только открывает рот – но ничего не может сказать в ответ, ничего не может возразить в своё оправдание. «Что же ты наделала, Кэнди?!» - Лжец! Кэнди рывком села на постели. С трудом переводя дыхание, смахнула с виска холодную испарину и огляделась. За почти прозрачными шторами взошло солнце, и Кэтрин где-то весело щебетала по-французски, предположительно – на кухне. За закрытой дверью нельзя было разобрать ни ее веселого голоса, ни ответов Филиппа, но из кухни пахло свежей выпечкой. И заваренным кофе. И почти домом. Кэнди вдохнула и выдохнула, приводя мысли в порядок. Подняла глаза и встретилась, наконец, взглядом с мужем: - Китти-Кэт давно проснулась? - Ты же знаешь: она ранняя пташка. - Ага, - Кэнди кивнула, не спеша вылезать из постели, - а ты давно встал? - Не могу сказать, что спал слишком долго, - пожал плечами Нил. Даже отвернувшись, Кэнди чувствовала, как он неотрывно следит за каждым ее движением. А еще знала, что им надо поговорить. Хотя бы чуть-чуть. - Нил, - начала она, выбираясь из-под одеяла, - иди сюда, иди ко мне! Он тут же пересел на кровать, и Кэнди улыбнулась, прижимаясь щекой к его плечу. Сколько ночей, вечеров и дней они провели так вместе… Сначала в вечно холодной мансарде, где из освещения была лишь дымная масляная лампа, они сидели, обнявшись, и тихо разговаривали обо всем том, о чем раньше не было ни возможности, ни желания поговорить. Затем в небольшой квартирке с балконом, выходящим на бухту, где многолюдный порт шумел под окнами дни и ночи напролет, они могли лежать, не разнимая объятий, не обращая внимания на мир вокруг них. Наконец, потом в особняке на Парк лейн, в широком кресле у камина, где хватает места двоим, они могли просто часами смотреть на огонь и думать лишь о том, как они счастливы. И как им не нужно слов, чтобы понимать друг друга. Им и сейчас не очень-то нужны слова... - Нил, ты же совсем не спал, - тихо проговорила Кэнди, и он улыбнулся в ответ: - Как я мог? Если ты снова здесь. Честно говоря, Кэнди немного по-другому это всё себе представляла. Он всегда был довольно вспыльчивым и эмоциональным парнем, ее муж, и сейчас он вполне бы мог требовать объяснений или рассказывать о своих злоключениях. Мог наброситься на нее с вопросами. Или с поцелуями. - Бедный мой… - Кэнди провела ладонью по его осунувшемуся лицу, по губам, умеющим с одинаковой легкостью сквернословить и молиться, язвить и успокаивать, оскорблять и просить прощения, унижать и раскаиваться. – Бедный мой Нил, ты простился со мной, да? Ответа не последовало – только его темные глаза полыхнули болезненно и дико. Он не только простился: в горе своем он выжег себя дотла, он сгорел, он иссяк, как источник, не сумевший капля по капле справиться со слишком большим, слишком тяжелым камнем. ** Но ничего, теперь всё будет хорошо. - Теперь я с тобой, - прошептала Кэнди, не обращая внимания на яростно полыхающий его взгляд, - с тобой, любовь моя, я снова здесь, рядом. Она поцеловала его. В щеку, в уголок губ. В губы. Она не заметила, как оказалась у него на коленях, как ее руки сомкнулись у него на затылке, как его пальцы вцепились в ее волосы, и без того спутанные, сплетенные во время сна. Наверное, больше всего это походило на жажду: когда желание напиться сводит с ума, когда без воды во рту горячо и сухо, и кажется, что жизнь вернется лишь после нескольких глотков воды. Или после нескольких поцелуев. И ни граммом меньше. - Кэнди!.. – тяжело дыша, Нил оторвался от нее, - никогда… Слышишь?! Никогда больше так не делай! Его сдавленный крик вернул ее в реальность со всеми этими неразрешенными делами и проблемами, которые требовали немедленного внимания. - Н-никогда… - согласилась она и уже успела соскользнуть на кровать, когда дверь распахнулась и Кэт, жуя булочку с корицей, прибежала поприветствовать родителей. Родители же только переглянулись, прекрасно понимая: с какой стороны они бы ни подошли к заботам и проблемам, прежде всего им нужно подумать о Кэт. - И как тебе понравилось проводить время с кузеном и кузинами? - О, это было просто отлично, мамочка! Жаль, что мы никогда не приезжали сюда раньше. Кэнди поджала губы. Действительно, жаль. Погости они хоть раз у чикагской родни, никто никогда бы не осмелился нести ей эту чушь о прошлом, настоящем и будущем. - А мы снова вернемся к тетушке Энни? – с энтузиазмом поинтересовалась дочь, и Кэнди решительно мотнула головой: - Нет! - Она заметила, конечно, как бровь Нила, чуть изогнувшись, приподнялась в немом вопросе, и уточнила уже спокойнее: - По крайней мере, не сейчас. - Почему?! – капризно надула губки Кэт, и Кэнди пришлось постараться, чтобы не разразиться гневной тирадой в адрес своих так называемых друзей прямо за столом. - Потому что, - чуть успокоившись, медленно и таинственно произнесла она, - у меня есть идея получше. Кэт замерла, предвкушая новое приключение. Нил, отодвинувшись от стола, перебросил ногу за ногу и скрестил руки на груди. Филипп убрал чашки и кофейник. Самое время начать справляться с этой жуткой неразберихой – решила Кэнди. - Ты познакомилась с папиной родней, - подмигнула она дочери, - а теперь пришло время повстречаться с моей. - Ура! Мы снова едем в гости! – радостно взвизгнула Кэтрин. – А это далеко? А там есть дети? А животные? А с ними можно поиграть? - Тише, тише, котенок! – Нил перехватил малышку в самый разгар допроса и, усадив на колени, серьезно посмотрел ей в глаза. – Мы поедем туда, где выросла твоя мама. Это место называется Дом Понни, и там много детей. Кхм… По крайней мере, должно быть. - Так и есть, - подтвердила Кэнди, с улыбкой глядя на дочь и мужа. – Ну что? Собирайся! Кэтрин буквально выпорхнула из кухни, утаскивая за собой ни на миг не бросающего ее Лакруа. - Ты не против? – осторожно спросила Кэнди, когда они с Нилом остались одни. - Нет, конечно. Но ты должна мне всё рассказать. Кэнди вздохнула: - Это трудно, - подперев щеку ладонью, она взглянула в окно. Над городом давно и основательно поднялся новый день, не омраченный ни тучами, ни разлуками. - Я справлюсь, - заверил ее Нил и, протянув руку, прикоснулся большим пальцем к ее лицу. Вот бы и ей с такой уверенностью знать, что она справится… Пока Кэтрин снова весело щебетала за стеной, обсуждая с Филиппом и предыдущую поездку, и предстоящую, Нил внимательно слушал всё, о чем Кэнди могла рассказать: о нападении, о потере памяти, о жизни в доме Корнуэллов и о побеге посреди ночи, как оказалось, через день после приезда к Арчи самого Нила. А еще о лжи. О последнем Нил слушал особенно сосредоточенно и спокойно: ни один мускул не дрогнул на смуглом лице, даже пальцы не сжались в кулак – Кэнди специально за этим проследила. Задал пару-тройку вопросов в исключительно профессиональной, адвокатской манере, а получив ответ, удовлетворенно кивнул. - Значит, там и Гранчестер был? – уточнил как бы невзначай, и мало кто, кроме Кэнди, заметил бы, как Нил напрягся в этот момент. - Ага, - подтвердила она. Больше говорить о Терри ну абсолютно не хотелось. - В таком случае, - начал Нил как-то опасно медленно, - с ним было бы неплохо повидаться. Он встал из-за стола и потянулся за пиджаком. Кэнди подскочила следом: - Что это ты надумал? Он взглянул на нее вполне спокойно и спокойно же произнес: - Ничего неожиданного. * предполагается нечто такого плана: http://cs301200.vk.me/v301200238/6d31/WvX79L414s0.jpg , но поскромнее с точки зрения материала. Как видим, минимум отделки и украшений. Это, собсна, Америка, 1919 год (ну, пусть через несколько месяцев после свадьбы Кэнди и Нила) ** Constant dropping wears away a stone. – (прибл.) «Если вода будет постоянно капать, то она пробьет камень» (англ. послов., эквивалент русской «Вода камень точит»)