А вокруг - только море...

Дженсен просыпается один. За последнюю неделю это не становится сюрпризом – Миша убегает делать завтрак прежде, чем он досматривает свой сон, и приносит поднос с тостами, оладьями или салатом, целуя его в макушку и со смехом наблюдая за чуть ломаной походкой, появившейся у него после их памятной первой ночи. Он героически встает с постели, не дожидаясь возвращения отчего-то очень заботливого последнее время парня – на сегодня у него запланировано много дел, которые он и так откладывал. У него есть обязанности, в конце концов, он все еще работает смотрителем за островом, и ему нужно объехать пляж, полить цветы в оранжерее и сделать уборку в основных помещениях, которые они с Мишей используют. Вытащив брюки из стоящего в другом конце комнаты шкафа, он не успевает их надеть, когда дверь открывается, и в спальню осторожно просачивается Миша, по-кошачьи тихо идя к кровати, уверенный, будто он еще спит. Дженсен коротко стучит по деревянной дверце шкафа, и тот вздрагивает, оборачиваясь к нему. - О, - он застывает с подносом, уставившись на него, и щеки зеленоглазого вспыхивают от смущения, когда взгляд Коллинза устремляется к его голым ягодицам, выглядывающим из-под футболки, и он облизывает губы, мгновенно пересохшие. Дженсен хотел бы отрицать, что внизу живота неожиданно потянуло, но когда тот ставит поднос и подходит ближе... – Знал бы ты, как сексуален сейчас. Он заливается краской еще сильнее после того, как теплые и чуть влажные руки Миши ползут под футболку и опускаются на упругие половинки, бесстыдно сжимая. Его взгляд говорит о желании, и его явно не остановит остывающий завтрак – он мурлычет, притягивая его к себе и с наслаждением вдохнув его запах; от них обоих пахнет любовью, сексом и недавним сном. - Хочу тебя, пожалуйста, - преступно горячие пальцы скользят по ложбинке позвоночника вверх и вниз, ненавязчиво массируя и натягивая футболку, зажатую между ними и совершенно лишнюю. «Да», - хотел бы выдохнуть он сейчас, но обходится простым кивком и прикрывает глаза, когда Миша оставляет его обнаженным, держа его за талию и медленно, широко проведя ладонью по груди. Он целует его в шею, пока Дженсен торопливо раздевает его, возбуждаясь от одной мысли, что Миша хочет заняться любовью прямо сейчас, и его сердце заходится в сумашедшем ритме, когда эти слова набатом раздаются в голове. Он отзывается всем телом, стоит Мише подхватить его и усадить на холодный подоконник, смущается, раздвигая ноги и чувствуя пальцы парня внизу, обводящие яички, мошонку и скользнувшие внутрь по остаткам использованной ночью смазки; он почти избавился от стеснения в такие моменты, но Мише нравится провоцировать его, заставлять открываться все больше... - Прости, - смущенно бормочет тот, когда Дженсен внезапно ахает, случайно впустив его палец чуть глубже и тут же забывая, о чем думал, машинально сжавшись от неожиданности и последовавших ощущений. – Ты такой горячий здесь, весь пульсируешь. «Миша!» - он раскрывает рот в стоне, приподнимаясь на локте и замечая искорку хитрости в любимой синеве. Ему действительно хочется повторить этот опыт – вновь прижаться, соединиться в одно целое, кричать и стонать в экстазе от каждого прикосновения, но ему больно, когда второй палец входит рядом с первым. - Извини, я, кажется, тороплюсь, - Коллинз чуть отстраняется, поцеловав его в припухшие губы и прекращая попытки проникнуть в него без смазки, и он благодарен, потому что внутри и так все тянет при ходьбе. – Ты так хорош, Дженни... Мне просто не терпится испытать это снова. Он целует его огнем горящие щеки, по-доброму смеясь над смущенным Дженсеном, зарывшимся лицом в его плечо и с трудом отпустившим, когда Миша отходит на шаг назад, прекращая дразнить его своим стоянием вплотную. - Масло закончилось еще вчера, тебе может быть неприятно. Возьмем новое, и я сделаю тебе очень хорошо, - Дженсен полностью согласен с ним – они сделают это снова, как только странные ощущения в заднице пропадут, и он сможет двигаться менее скованно. Услышав хлопок ведущей в ванную двери, он с болезненным стоном слезает с подоконника и аккуратно встает, борясь с не держащими от неудовлетворенности ногами и игнорируя шлепнувший по бедру потяжелевший член, поблескивающий возбужденной головкой. Одежда лежит на полу, совсем рядом, но кажется, словно она так бесконечно далеко... Он надевает на себя откинутую к самому окну майку и смотрит на штаны около минуты, опасаясь сделать лишнее движение, когда родные руки обнимают со спины, а губы целуют куда-то в затылок. - Я помогу, только попроси, - пальцы скользят по тазовым косточкам, соединяются в самом низу живота, легонько массируя и словно пытаясь унять легкий зуд в самой глубине его тела, вызывая тонну приятных чувств. Дженсен вздыхает, прижимаясь ягодицами к мягкому хлопку вновь надетых серых штанов и спиной к обнаженной груди, и коротко и неуверенно указывает на свои брюки, жестикулируя, что наклоняться довольно сложно. Он смотрит на опускающегося перед ним на колени прекрасного мужчину, медленно натягивающего джинсы на его покрытые мурашками ноги. Миша не стал возиться с нижним бельем, заявив, что мысль об его отсутствии будет преследовать его до ночи, пока они не лягут в постель и он не разденет его так же самостоятельно, после вновь заставив извиваться под собой. Дженсен скрывает свое возбуждение от его слов, судорожно одергивая длинные полы футболки каждый раз, когда Миша смотрит, но все равно краснеет чертовски сильно, когда руки парня тянутся застегнуть ширинку и натыкаются на твердый член. - Я не оставлю тебя так, - он ухмыляется, приподнимая ткань и обнажая порозовевшую головку с капелькой смазки, едва не сорвавшейся вниз. – Ты позволишь? Он кивает, потому что что еще ему остается? Он хочет его до зуда в губах, до тянущего чувства в паху и болезненного замирания сердца – хочет чувствовать его любовь, пока это возможно. Дженсен не знает, во что выльется следующая дикуссия насчет его немоты: сбежит ли он снова, разругается ли с Мишей в пух и прах... Они замяли начавшуюся было ссору в прошлый раз, но секс не поможет снова. Приведет ли она к расставанию, в конце концов? Потому что он готов на многое, чтобы у них все наладилось, но совершенно точно не на все. Причины ссоры они так и не выяснили до конца, поддавшись чувствам, но он не забыл о том, через что прошел тогда. Миша... Секс совсем не решил возникшую у них проблему. Сгладил острые края до практически круглого шарика, но не помог, отнюдь. Тишину комнаты разрывает его громкий вздох, когда кончик ярко-розового языка касается напряженной плоти, и горячий рот полностью вбирает его член, заставив задрожать и податься вперед бедрами. Его руки обхватывают ноги, скользя по внутренней стороне и дразня нежную кожу, чуть царапая ее ногтями и продолжая медленнно сосать, трогательно прикрыв веки. Рука Дженсена опускается на его щеку, поглаживая щетину, и он смотрит ему в глаза; как же сильно на самом деле он хочет стонать и говорить Мише комплименты сейчас... - Не сдерживайся, Дженсен, - оторвавшись на секунду, он крепко целует самый кончик, опуская руку себе на пах, и он запрокидывает голову, чувствуя отдающиеся вибрацией по стволу стоны самого парня. Хныкнув беззвучно, он поглаживает его по голове, чуть сжав волосы в предверии оргазма, и шагнуть за грань ему помогает хриплый, пошлый почти приказ: - Кончай. Придя в себя через мгновение, он чуть пошатывается, когда видит белые капельки в уголке Мишиных губ, которые тот тут же подцепляет языком и слизывает, поднимаясь с колен. Его левая рука грязная, и от мысли, что он уже совсем не против заниматься чем-то настолько интимным при свете Дженсен хочет закрыть лицо ладонями от стыда. Его возлюбленный, кажется, видел его любым – испытывающим оргазм, плачущим, полным страха и волнения, злым и беспомощным... Он уверен, что больше ни перед кем не откроется настолько, как открылся перед ним, и последовавший секундой позже поцелуй доказывает это снова, особенно когда он отмечает на языке Миши свой собственный вкус. Завтракая сегодня в беседке на крыше, он отмечает неожиданно поползший вверх столбик термометра, показывающий целых пять градусов. Усмехнувшись и переведя взгляд на довольно жующего овсянку парня, он невольно засматривается на его губы и краснеет, вспоминая то, что они так бесстыдно вытворяли вчера. Заботливо подложенная под его бедра подушка едва ли спасает Дженсена от бесконечного ерзанья, когда он пытается устроиться удобнее. - Дженни? – откровенный смех в голосе Миши заставил зеленоглазого замереть на месте и наконец приняться за еду, лениво ковыряя совсем не аппетитную густую жижу. Его мысли, наверно, вновь обратились к их первому разу, и он не поднял взгляд, даже когда он позвал его снова. Дженсен встает через пятнадцать минут и подходит к краю крыши, просто чтобы взглянуть на лес, готовый вот-вот проснуться от зимней спячки. Что-то в его груди откликается заметной дрожью, когда он смотрит на свое отражение в стекле – немного хмурый, но не уставший. Стул отодвигается сзади него, и он чуть подается назад, когда его спина встречается с теплой, твердой грудью. Они стоят в неожиданной тишине, и Дженсен отчасти рад, потому что никогда еще не видел Мишу таким улыбчивым и очень тихим. Он прижимается к его спине, прикасается к его ладоням и выглядит таким счастливым, что ему совсем не хотелось вновь начинать разговор, который забрал бы множество душевных сил у них обоих, но... Он должен. Должен спросить, чего его возлюбленный теперь от него ждет. «Мы можем поговорить о том, что было, прежде чем мы переспали в первый раз?» - написал он в конце концов, когда парень в очередной раз завис, глядя на его губы сбоку и заставляя чувствовать себя неловко. Далекий шум океана не может заполнить тишину, что режет уши, они ведь так привыкли к постоянным разговорам друг с другом... Точнее, монологам Миши. - Я сделал что-то не так после ссоры? – тут же чуть настороженно и расстроенно отзывается тот, прочитав письмо и тут же как-то напрягаясь. Его руки будто похолодели под пальцами Дженсена, и он сжимает их сильнее, стараясь вновь согреть. – Потому что мне казалось, что ты всем доволен. «Я говорю не о сексе, Миша. Я имею в виду то, что к нему привело», - он улыбается чуть натянуто, все же расцепив объятия и опустив взгляд, когда лицо парня меняется. - О, - стушевавшись, бормочет он, зачем-то посмотрев на стол и поджав губы, и молчит пару секунд, пока Дженсен мнется и бегает взглядом по внутреннему дворику, вздрагивая, когда он произносит: – Я не откажусь от своей идеи помочь тебе снова начать говорить. Эклз вскидывает удивленный и чуть раздосадованный взгляд, не ожидав такого заявления. Он надеялся, что Коллинз хотя бы извинится... Но, кажется, они оба достаточно упрямы, чтобы отказаться от идеи согласиться с другим. «Я не начну. Я просто не смогу» - он неосознанно выставляет нижнюю челюсть вперед, где-то в глубине души тут же пожалев о сказанном, но... Он говорил это, кажется, уже не раз – что не изменит своего решения, что не хочет пытаться. Он помнит тот звук, который у него получился, стоило ему попытаться выдавить хоть слово. Помнит все предыдущие, которые вырывались изо рта, когда он сходил с ума от одиночества в первые три года и пробовал говорить с самим собой, чтобы совсем не раскиснуть. Миша просто не знает, через что он прошел, какие воспоминания вызывала каждая неудача... И ему больно, что он даже не старается его понять. Глаза парня отчего-то сверкнули, когда он прочитал короткую записку. - А если я... прикажу? – вкрадчиво и испытывающе спросив, Миша скрещивает руки на груди, и его слова... Дженсен смотрит растерянно всего мгновение, словно не желая верить, что после всего его возлюбленный поступил с ним так. «Ты не сделаешь этого» - пишет он, но дрогнувшая рука выдала его неуверенность в этом слабом утверждении-просьбе. - Я все еще твой работодатель, Дженсен. Твой контракт обязывает тебя подчиняться, - темноволосый будто рад, что нашел слабое место в его сопротивлении, и его глаза выдавали легкое превосходство... Превосходство, которое вдруг напоминило ему того человека из школы, который так давно разрушил его изнутри. Сравнение мимолетное, но его тело вдруг костенеет, словно приготовившись разбиться от малейшего прикосновения к себе. Миша... Он не может поверить, что он отдал ему всего себя, открылся, позволил проникнуть так глубоко в сердце, чтобы сегодня тот, глядя ему в глаза и будто возвышаясь над ним мысленно, сделал ему так больно. Он чувствует разбитую надежду и слышит едкое: «Не нужно было думать, что он другой, Эклз. Не нужно было верить» внутри себя, и всего на мгновение он думает, что голос в его голове прав, и он так чудовищно ошибся. Он вырывает свою руку у попытавшегося остановить его Миши прежде, чем это осознает, и медленно делает пару шагов назад, пока не натыкается на стекло. Оно холодное, и мурашки водопадом сбегают вниз по его спине, либо из-за соприкосновения, либо из-за руки парня, приподнявшего его подбородок. - Дженсен, - он разочарованно смотрит на него, больше не делая попытки уйти или хотя бы отстраниться. Он хочет врезать ему, хочет избавиться от чувства предательства внутри, но он устал постоянно убегать, как только его перестает устраивать сложившаяся ситуация.– Ты прав, я не сделаю этого. Я просто... Черт, я отчаялся. Это извинение неловкое, но оно остужает его злость и заставляет ощутить себя разбитым. «Почему ты делаешь это со мной?» - спрашивает спустя секунду, и ему очень хочется почувствовать себя любимым прямо сейчас. - Потому что я верю в тебя. Пожалуйста, поверь в себя тоже, - Миша склоняет голову и целует его шею, горло, чуть царапая щетинистой щекой гладко выбритый подбородок, и Дженсен обессиленно вздыхает, обняв его и ощутив на языке горечь. «Миша, пожалуйста, я не смогу» - одними губами просит он, и тот целует его коротко, мягко возразив: - Сможешь, потому что ты хочешь этого в глубине души, - в его глазах печаль и уверенность, когда он смотрит на Дженсена. – Ты заговоришь сам, когда действительно придет время, и когда нужный момент наступит, я... Дженсен, ты должен понять меня. «Должен?» - он выгибает бровь в сомнении, и тот добавляет фразу, въевшуюся ему в мозг своим частым звучанием: - Я не хочу принимать ту часть тебя, которая не дает тебе жить полной жизнью... Которую мне очень хочется с тобой разделить. *** У него был план того, что ему делать. Всегда был, когда дело касалось людей, которых он любит, и Дженсен никогда не был исключением – наоборот, именно с ним хотелось как можно больше стараться, чтобы сделать его счастливым и после наслаждаться улыбкой на его лице; он первый человек, который вызывает у него столько чувств, большинство из которых Миша не смог бы определить однозначно. Тяжелая капля срывается с сосновой ветви, падая на тонкую корочку льда вокруг ствола, и скатывается вниз по неровной ледяной горке, тут же впитавшись в сырую, промерзшую землю и привлекая к себе его внимание. Солнечный луч освещает ветвь, ветер проходится по верхушке дерева, и новый серебристый поток срывается вниз, разлетаясь сотнями искр и вновь собираясь уже где-то в земле. Красиво, - думает Миша, лениво улыбнувшись и вспомнив влажный блеск в глазах Дженсена, такой же яркий и волнующий, как приближение весны. Громкий, твердый хруст подтаявшего наста разрывает тишину февральского лесного утра, как и его усталый вздох, когда он вспоминает причину своего хождения по лесу – потерянные ключи от грузовика, выпавшие у Дженсена из кармана еще вчера, когда они дурачились после поездки вокруг пляжа. Солнце ослепляет его, на секунду вышедшего из тени деревьев, ворчливо бормочащего что-то про слишком короткие сапоги и отряхивающего снег с левой штанины. Его шапка съехала набок и пара темных прядей тут же засверкали золотым, едва сонное солнце опускает луч на его лицо. - Дженсен, мы не найдем их до весны, тут все во льду, - его крик заставляет сидящих на соснах птиц ожить и взлететь с шумным свистом, отчего снег падает прямо ему на голову, и он фыркает. – А я домой хочу. Я замерз... И промок, - почти обиженно добавляет Миша себе под нос, стряхнув с шапки капли. Его обняли сзади примерно через мгновение, поцеловав покрасневшее от холода ухо. Погода почти теплая для зимы – шла вторая неделя февраля, но уже почти шесть градусов тепла, и Дженсену нравилось, что совсем скоро полезут первые ростки. «Я нашел ключи, не волнуйся» - тот потягивает листок, своим холодным носом дотронувшись до его щеки в извинении за то, что не сказал сразу, и он целует его в щеку в немом «Спасибо». - Идем домой, - просто предложил Миша, взяв его руки в свои и поочереди поцеловав каждую кисть. – Нам обоим нужен горячий чай и завтрак. Его улыбка, кажется, подобна солнцу, пусть Дженсен совсем немного растягивает губы – смущенно и застенчиво, как и почти каждый раз, когда он делает что-то настолько ласковое. Коллинз ослеплен им – каждой его веснушкой, блеском его потемневших за зиму волос, его глазами: самыми красивыми глазами, которые он когда либо видел и едва ли увидит. - Поедем вокруг пляжа после обеда, хорошо? – дождавшись ответного кивка, он делает пару шагов в сторону дома, когда замечает ,что тот до сих пор стоит на месте, сжимая в кулаке ключи. – Дженсен? Он вскидывает взгляд и мотает головой, размяв шею и стараясь замять возникшую паузу, но он не позволяет, положив руку на его плечо. - Дженсен, - требовательно начинает он, потому что тот уже сбегал от него так пару раз, и он не позволит ему сделать это снова, но тот просто достает блокнот, избегая его взгляда. «Я не знаю, что с нами станет, когда мы уедем отсюда. Я не смогу говорить с тобой по телефону, и мы не будем видеться часто. У тебя там есть семья, а у меня – только ты.» - он взъерошивает волосы и прикусывает нижнюю губу, словно стыдясь своих переживаний и пытаясь не выглядеть жалко, но Миша понимает его чувства. - Почему ты думаешь, что мы не сможем жить вместе и там?- спрашивает он мягко и тихо, скомкав записку неосознанно. Дженсен пишет лишь одно слово: «СМИ», и Миша грустно усмехается, покачав головой. – Я хочу жить с тобой. Моя семья... Бог знает, остался ли в живых кто-то кроме меня. Если... – он вдыхает поглубже, чувствуя, как боль полоснула по сердцу изнутри из-за неприятных мыслей. – Если так и есть, я возьму на себя руководство семейным бизнесом, и даже если на всех таблоидах всех городов будут наши с тобой фотографии, подписанные чем-то вроде «Новый глава такой-то кампании находит утешение в объятиях неизвестного немого парня», пусть, - его голос становился все тверже с каждым словом, дрогнув в начале, и на последнем Дженсен берет его за руку, чтобы ему стало легче. Он сжимает его прохладную кисть в своей и добавляет совсем тихо: - Я не стыжусь своих чувств к тебе, и не буду. «Кем я буду для тебя, когда мы уедем?» - этот вопрос читается в глазах парня вместе с легким сомнением, и ему почти больно от того, как сильно его сердце сжимается в момент, когда они встречаются взглядами. Дженсен приоткрывает рот, тут же закрыв и сглотнув шумно, не зная, что ему сделать в ответ на его слова, такой растерянный. - Я сделаю все, чтобы ты был со мной там, и чтобы тебе было хорошо. Мой брат полюбит тебя, когда вы встретитесь, - ободряя и его, и себя, Миша приобнимает его за талию и Дженсен просто целует его со всей страстью, оторвавшись через минуту, и они смущенно двигаются в сторону дома, каждый обдумывая планы на ближайшее будущее, и только Коллинз знал, насколько кардинально они отличались. Океан приветствует его надвигающимся штормом, и Дженсен смотрит на серо-синие воды с короткими проблесками камней, отражающих редкие солнечные лучи, пробивающиеся сквозь сгущающиеся тучи. Миша не знает, почему тот захотел выйти из машины именно сейчас, почти в начале пути вокруг острова и когда так велика угроза попасть под дождь или быть облитым неожиданной волной, что изредка сотнями брызг разбиваются о скользкий утес в паре метрах сбоку. Он стоит на песке, не пытаясь даже разговаривать с самим собой у себя в голове. Слушая океан, позволяя шелесту и шороху воды врываться чуть дальше, чем обычно, он просто хочет совета и покоя в голове. Миша знает, что запутал его, он чувстовал его напряжение все это время. Он перемешал чувства в его сердце, словно карты, и сейчас Дженсен понятия не имеет, не затерялась ли какая в водовороте последних событий. Он знает, потому что добивался его душевного неравновесия почти намеренно последние несколько дней... И сейчас сжимал в кармане последнее, что отделяло его от крутого шага по наклонному пути, ведущего к его цели. Его руки мягко опускаются на плечи парня, без цели напугать, но тот все равно вздрагивает, не оборачиваясь. Океан посылает к берегу светло-серую волну, мощно разбившуюся у берега и не доползая пары лишних сантиметров до их ног, бурля и пенясь. Дженсен наблюдает, как воду затягивает назад, вздыхает и наконец обращает взгляд на принесшего небольшой плед возлюбленного, смотрящего на него с какой-то безмолвной тоской и меж тем с любовью. - Иногда ты заставляешь меня сомневаться в том, что реальность вокруг меня настоящая, - слетает с губ Миши тихо, когда он заворачивает его в плед и прижимает спиной к своей груди, глядя на скрытый в тумане горизонт. Чуть моросит – дождь ли, долетевшие ли брызги... Дженсен чувствует осторожный поцелуй на шее и одними губами спрашивает: «Почему?», и ответ не заставляет себя ждать. – Слышать только свой голос на протяжении такого времени... Иногда мне кажется, что я сошел с ума, и меня не подводит только слух. Словно тебя на самом деле нет... И это пугает меня, потому что я успел полюбить тебя всем сердцем. «Я люблю тебя тоже», - он разворачивается в плотном кольце рук и оставляет свою ладонь на широкой груди, скрытой лишь толстой теплой кофтой. Сегодняшний день выдался теплым, но Дженсен все равно старается согреть его собой, чтобы не дать простыть. Он многое знает о болезнях – его мать была врачом и многому научила его в детстве, когда он болел, но лекарства от простой простуды нет, и он не хочет рисковать здоровьем Миши. Коллинз улыбается легонько, глядя на скользкие камни, покрытые льдом в паре мест. - Прости меня, - шепчет он совсем тихо, и слова тонут в шуме поднявшихся волн, накрывающих одна другую. Новая волна касается пяток, и они оба вновь смотрят в даль, как двое отшельников на краю мира, в котором больше никого нет. Миша разглядывает любимый профиль и отстраняется по возможности незаметно, разомкнув объятия и незаметно сунув записку в карман куртки Дженсена, только поежившегося и продолжающего смотреть на волны. Шаг, еще один... он скрывается за первой темной, мокрой и холодной скалой, переведя дыхание и оглядывая построенную природой кривую каменную лестницу, ведущую на невысокий мыс, со всех сторон обмываемый волнами, разбивающимися и грозящими смыть любого, кто окажется там. «Дженсен», - говорит он себе, прикрыв глаза на секунду и начиная карабкаться вверх, вертя в голове перечитанные по многу раз строчки из медицинской книги, которые он поначалу игнорировал, не желая даже думать о таком варианте решения проблемы. «Стрессовая ситуация, шантаж и опасность», - повторил он про себя, поднявшись на дрожащие колени и посмотрев вниз, где в пяти метрах под ним бурлили темно-серые воды, превращаясь в нежно-бирюзовые у острых камней. «Себастьяна протащило по этим скалам прежде, чем мы его нашли» - воспоминание отозвалось ноющей болью, слезы навернулись на глаза, но он отбросил эту мысль, глядя на поднимающуюся волну вдалеке. Она придет через минуту, может меньше, и он встает спиной к обрыву, тут же найдя взглядом с ужасом смотрящего на него Дженсена, только что выбежавшего из-за кустарника и изрядно запыхавшегося. В наступившей на несколько секунд тишине Миша ясно слышал стук своего сердца, ускорившегося из-за страха стоять здесь вот так, спиной к волнам, которые могут сбросить его с утеса и разбить о скалы. Он боялся, и коленки дрожали, но он все равно похлопал вспотевшей ладонью по своему карману, глядя прямо в распахнутые зеленые глаза, полные тревоги и безумного отчаяния. Пальцы Дженсена дрожат, когда он разворачивает небольшую бумажку, и он бросает взгляд на волны через плечо, радуясь, что эта разбилась не прямо под ним. Несколько капель попадают на его брюки, и Миша закрывает глаза, зная, как побледнел его парень и ненавидя себя всей душой за то, что вынужден сделать. «Позови меня, и я слезу». *** Светло... Белый потолок – первое, что увидели его глаза, когда он открыл тяжелые веки и чуть приподнял голову, чтобы осмотреться, но шею пронзила боль, и позвонки хрустнули, когда он зажмурился и чуть повертел головой. Больничная палата слишком светлая, но дорогая – он заметил плазменный телевизор напротив кровати, вазу с цветами на комоде под ним и почувствовал запах свежих простыней, лекарств и чего-то сладкого. Странно... последний раз он был в больнице семь лет назад, да и не помнит уже, по какому поводу. Те воспоминания были успешно вытеснены новыми, потому что как раз тогда он увидел Мишу в первый раз и полностью забыл о том образе жизни, что вел до этого. Поморщившись, он увидел кнопку вызова медсестры и попробовал пошевелить отчего-то забинтованной рукой, чтобы через минуту нажать на нее и облизнуть сухие губы. Он не помнил совершенно ничего, что могло послужить причиной его побуждения здесь... И его пугал заснеженный пейзаж за окном, потому что последний раз, когда он был на улице, было лето. - Мистер Коллинз, - он услышал приятный женский голос от двери и невнятно прохрипел что-то про воду, не обратив внимание на потрясение в голосе девушки, тут же начавшей задавать вопросы и набравшей что-то на пейджере. – Как вы себя чувствуете? Что вы помните? - Потише, красавица, - вымученно улыбнувшись и приняв из ее рук стакан воды, он жадно отпил. – Всего понемногу. - Вы находитесь в больнице St. Paul, Ванкувер. Вы были доставлены сюда четыре месяца назад в тяжелом состоянии и были введены в медикаментозную кому после нескольких операций, - проверив показатели на мониторах, она забрала опустевший стакан и проверила повязки на его правой руке и его ноги, достав длинную иглу и щекотно прикоснувшись ей к большим пальцам. – Извините, нужно проверить основные рефлексы. Он чувствовал себя вполне сносно, пусть пальцы на руках плохо гнулись, и все тело ныло от долгого лежания, и в голове было странно пусто. Его не покидало чувство, будто он должен был быть обеспокоенным по какой-то причине, но все, что он хотел узнать – это как он здесь оказался. - Я хочу видеть врача и кого-нибудь из моих людей. Меня же кто-то опознал, когда я... Вы понимаете, - он ощутил облегчение, когда, судя по бейджику, Сьюзан настроила его койку, и она пришла в движение, приподнимая его и позволяя сесть. - Доктор Шеппард сейчас будет, мистер Коллинз. Медсестра вышла из его палаты, и он не упустил возможность оглядеться по сторонам – здесь не было его личных вещей, не было даже намека, что кто-то заходил к нему, пока он был в коме. Миша... Где его брат, почему не навестил и не бросился в палату, как только он очнулся? Голова вдруг взорвалась болью, перед глазами потемнело, и он почти вспомнил, но... - Не мучайте себя попыткой вспомнить, что произошло. Ваша амнезия – временное явление, через неделю или две память полностью восстановится, - он услышал голос от двери и встретился взглядом с невысоким полноватым мужчиной в белом халате, держащего его карту. – Я доктор Марк Шеппард, можно просто Марк. Я рад, что вы очнулись вовремя. - Где мой брат, где Миша?– он посмотрел на совсем незнакомого человека с надеждой, но она растаяла, когда он не увидел улыбки на его лице. - Давайте, я расскажу Вам все по порядку, - врач вздохнул и сделал кому-то из стоящих рядом с палатой людей знак, и их оставили наедине друг с другом. Вернуться к старой жизни было сложно, как и заново привыкать к постоянному присутствию телохранителей и репортеров рядом с собой. Вопросы, интервью, заключение долгосрочных контрактов с представителями других крупных кампаний – ему нравилось все это до недавних пор, пока он не потерял людей, которые по вечерам помогали ему сбросить маску акулы бизнеса и вернуться к семье, отдохнуть и почувствовать себя полноценным человеком. Вспышки камер ослепляют уставшие глаза, когда он выходит из офисного здания и игнорирует попытки журналистов выяснить его дальнейшие планы. Он хмурится, заметив знакомое лицо – девушка из первого ряда проталкивается к нему и задает вопрос, и без того вертящийся у него в голове последние два месяца: - Мистер Коллинз, намерены ли вы продолжать поиски своего брата? – ее уводят прежде, чем он успевает ответить или хотя бы решить, что он хочет рассказать СМИ, чтобы потом без лишней боли в сердце наталкиваться взглядом на первые обложки газет с их семейным фото и крупными заголовками о том, что Миша пропал без вести. Черная машина буквально подлетает к выходу, и он садится в нее слишком поспешно, наконец сняв с себя маску угрюмого бизнесмена и позволив себе расслабиться. Он вернулся к своим делам всего три недели назад, когда окончательно зажили переломы ноги и запястья, но почти сразу после возвращения памяти отправил группу людей обыскать предполагаемое место крушения его яхты, на которой он попал в шторм. До сих пор он не получил результатов, и неизвестность убивает его; иногда он всерьез думает, что предпочел бы хотя бы найти его тело, чтобы не мучить себя надеждой, что тот каким-то чудом может быть жив. - Хотите сказать... Я был почти мертв, но плавал в океане около четырех дней без сознания, прежде чем проплывавшее мимо судно выловило меня и доставило сюда? – осознать рассказ врача было сложно, как и привыкнуть к невозможности пошевелить одной из ног. Он долго рассматривал свежий шрам на кисти, краем уха слушая Марка. - Вы были обезвожены и потеряли много крови. Мы боялись, что к тому времени, как вас доставили сюда, было уже слишком поздно... Первый месяц мы старались держать вас в стабильном состоянии, не дать вам умереть от инсульта или остановки сердца. У вас обнаружили инфекцию, и мы прилагали все силы, чтобы помочь организму бороться, - голос доктора Шеппарда казался ему убаюкивающим, и он зевнул, чувствуя ожидаемую слабость после нескольких часов разговоров и анализов. – Мы не знаем, как вы оказались в океане. Полиция придет к вам, как только вы вспомните хоть что-нибудь и мы убедимся, что покушения на вас не было. - Мы отправились куда-то на яхте с моим братом и его другом, я помню, как договаривался с кем-то из моих заместителей, - тихо произнес он, качнув головой и зажмурившись. Тревога и боль с каждой минутой становились сильнее. – Это не было покушение, с нами не было больше никого. Я доверяю им как самому себе. Я... Я был один, когда меня нашли? – задал он вопрос после небольшой паузы, и увидев положительный кивок, закрыл лицо ладонью. - Вы можете сказать, почему никто из ваших приближенных лиц не искал вас и не пытался с вами связаться?- он кивнул, даже не дослушав до конца. - Поездка должна была быть долгой, - он горько улыбнулся и повернул голову к окну, в которое неожиданно постучали. Он поворачивает голову к смотрящему в свой ноутбук Джареду – самому первому из своих подчиненных, что навестили его. Этот парень ввел его в курс всех дел кампании очень быстро, и вскоре он понял, что не стоит ему долго засиживаться в должности простого служащего в одном из нижних отделов, и повысил его до ответственного за некоторые договора и сделки. Он стал его компанией и другом буквально спустя месяц... И он был благодарен за то, что тот помогал ему не скатиться в депрессию и не сдаваться. - Я выяснил все, что вы хотели, - тихо говорит Джаред через пять минут спокойной езды по вечернему городу. Он кивает, бросив на него быстрый взгляд. - А я заказал судно на среду, второе марта, - говорит он и с любопытством заглядывает в файл, открытый на экране. – Это... Это он? - Этой фотографии много лет, сейчас он выглядит иначе. Но да, это он, - зеленые глаза на экране гипнотизируют и кажутся смутно знакомыми... Он поджимает губы и с тоской отворачивается к окну, выбрасывая из головы отчего-то вспомнившуюся школу и мысленно обещая брату, что через две недели он сам поедет на его остров, потому что это последнее место, где тот мог бы быть, пусть шансы настолько малы, что он почти отчаялся. Неделя в больнице была адом, пусть по одному навещающие его друзья и скрашивали одинокое лежание в светлой белой палате. Его перевели в клинику ближе к дому, чтобы с разрешения врача он смог по часу или два в день знакомиться с заключенными и расторгнутыми контрактами за то время, что его не было. Его заместители справились почти прекрасно, если бы не потерянное сотрудничество с одной из фирм, на которую у него были планы, но он обязательно вернет их позже, когда выпишется через неделю или две. Гипс обещают снять совсем скоро, и он почти оправился от последствий инфекции... Но не от воспоминаний, что изнутри давили на грудную клетку каждый раз, как в разговорах с кем-то всплывало имя Миши. Они плыли по океану около трех часов, когда начался шторм, и лодку качнуло. Из-за выпитого алкоголя его быстро укачало, и он вышел на палубу, чтобы опустошить желудок, несмотря на просьбы Себастьяна не делать этого. Пьяный рассудок отчаянно толкал его к борту, и он перегнулся через него, когда поднявшаяся волна сбросила его и протащила по всей площадке, выкинув за борт. Он помнит одуряющую боль в затылке, в руке, заливающуюся в рот и в уши воду, а после забытие. - Мистер Коллинз? – в палату протискивается нагруженный стопкой документов Джаред, любопытный парнишка, только закончивший учебу в университете и работающий на него уже около года. Как он понял, его прислали сюда в первый раз, чтобы не болтался без дела, как курьера, но ему нравилось разговаривать с ним, потому что Джаред ничуть не оскорблялся тем, что его просили просто носить документы. Вздохнув, он указывает на стол напротив и садится, приветливо улыбнувшись и запечатывая картинку с обрушивающейся на него массой воды глубоко в подсознании. - Проходи. Извини за мой внешний вид, я не спал уже очень давно, - потерев глаза, он открывает первый протянутый отчет и тут же задает вопрос, тихо и напряженно: - Все еще ничего? - Я бы сразу сообщил. Они делают все возможное, осматривают дно, изучают курс, которым вы шли, но яхты нет. Возможно, они сумели выбраться, - с надеждой в голосе отвечает тот, поправив свои длинные волосы, которые ему иногда так и хотелось взъерошить. - В этом случае они бы связались со мной, Джаред, - хмыкнул он и продолжил читать, через минуту уже вовсю ругаясь над тем, что один из его людей значительно и необдуманно увеличил денежную сумму, что они переводили на счет фирмы, взятой им под свое крыло. - Вы получили фото со спутника? Я отправил координаты острова еще месяц назад, мне нужны данные, - он говорит по телефону, когда видит стоящего на пороге лучшего друга, с которым не встречался еще ни разу после своего возвращения. Роберт должен был прилететь сюда еще через неделю, но отменил последние дела в Австралии ради встречи с ним. Махнув ему рукой, он вслушался в то, что ему говорят: - Мы получили снимки, наш человек доставит их вам завтра в половине пятого. Хорошего вечера, мистер Коллинз, - он ненавидел иметь дело с НАСА, несмотря на пожертвования на исследования каждый год. Положив телефон на стол, он улыбнулся стоящему у закрытой двери другу. – Спасибо, что приехал, Роб. Я скучал. - А я-то как скучал, - его обняли и стиснули в обьятиях так сильно, что он невольно подавился воздухом. – Я слышал про Мишу, Рич. Мне жаль. - Я еще не сдался. Люди не пропадают просто так, и я найду его. Неважно, сколько времени это займет, я найду его. Мы отплываем на остров через четыре дня, потому что им кажется... – он всмотрелся в понимающие синие глаза и коротко выдохнул, успокаиваясь. - Они считают, что яхта у его берега – Миши, но я... - Надеюсь, это так. Не смей даже думать, что не найдешь его, - Роб перебил его и обнял снова, и он уткнулся носом в его плечо. Ему повезло иметь такого друга, как он, потому что тот всегда поддерживал его – когда умерли его родители, когда в подростковом возрасте он ссорился с отцом. И сейчас, когда его брат, возможно, мертв, он не дает ему поверить в это и заставляет надеяться на лучшее. Они молчат так с мгновение, и затянувшиеся объятия давным давно не кажутся неловкими, потому что в определенные моменты это именно то, что нужно. - Кстати, выглядишь ты жутко, - легко хлопнув его по спине через минуты две, Роберт отстраняется и критично осматривает его. Он знает, что несколько дней не брился, да и домашний костюм не слишком соответствует уровню богатого человека, но он устал и голоден, потому что заработался, забыв про ужин. – Даже тот паренек, Джаред, кажется, заметил. - Джаред Падалеки, он был кем-то вроде посыльного, когда я сидел в больнице. Мы пообщались, и теперь он мой младший помощник касательно некоторых контрактов. Он умный, и много сделал для меня, - отчего-то эти слова вызывают легкое смущение, и ему не хочется оправдываться перед ним. Их разница в возрасте около двенадцати лет, и ему стоит забыть об этом буквально сейчас, потому что это попросту глупо. - Я понял, - с легкой улыбкой отвечает Бенедикт, поднимая руки в знак капитуляции, и он с трудом не ведется на провокацию продолжить убеждать его в том, что между ним и Джаредом ничего нет. Джаред был первым человеком, кто внимательно выслушал его рассказ о случившемся в море, потому что был рядом в тот момент, когда вернулись его воспоминания. Это не было внезапно, потому что спустя четыре дня после первого его пробуждения ему начали сниться отдельные моменты с их поездки, и каждую ночь он просыпался в холодном поту, едва фантазия подкидывала образы окровавленных тел, в которых он узнавал брата и Себастьяна. Этот раз не стал иным – он подорвался на неудобной больничной койке и глубоко задышал, потому что сегодняшний сон был завершающим. Его голова пульсировала от нахлынувших воспоминаний и чувств – господи, каким пьяным идиотом он был! Он не был за рулем, но он так облажался... - Мистер Коллинз? Ричард, вы в порядке? – он вздрогнул, когда свет ударил по глазам сквозь закрытые веки, и медленно покачал головой, глядя на встревоженного, взъерошенного парня. - Сон. Точнее, то, что случилось на яхте... – Падалеки смешно нахмурился, услышав это, и он потер ногу, которая разболелась почти сразу после пробуждения. - Мне вызвать врача? – он посмеялся бы над тем, как тот растерян, но страшные предположения о том, что Мише и Себастьяну могло не повезти так, как ему... Он втянул носом воздух и едва смог справиться с яростью и отчаянием, заполнившими его сердце. Сидя сегодня в своем кабинете за небольшим столом, он вновь просматривает сводки новостей, список прибрежных больниц от Ванкувера до Портленда, частных лечебниц и простых санаториев, в которые могли доставить Мишу, если бы его нашли. «Может, он оказался изуродован настолько, что по фотографии его невозможно было узнать» - говорили в нем несколько стаканов виски, разделенные с Робертом и Джаредом, который против воли оказался втянут в их пьяную вечеринку, и он чувстовал себя даже паршивее, чем когда только начал поиски. Его надежда угасает с каждым днем. «Может, он умер раньше, чем его доставили куда-то, и тело сожгли, не захотев проверять отчеты. Он отправил на поиски Миши около сотни людей, разделенных на несколько групп, ищущих его брата и Себастьяна в океане и на суше. Столько теорий уже родилось в его голове, столько предположений, но ни одно из них за долгие тридцать с лишним дней не оправдало себя. Уже завтра он уезжает, изучив остров брата так хорошо, как только мог, и прочитав все известные подробности биографии человека, который встретит его там, пусть он забыл отправить письмо с уведомлением о своем приезде. Имя Дженсена казалось ему смутно знакомым, но он забывал об этом каждый раз, как представлял свою встречу с братом, как бы она ни прошла. Он устал от разочарований за все это время, устал от боли в сердце и от тех чувств, что испытывал, глядя на свое украшенное шрамами тело. Осталось жалких восемнадцать часов, и он пересел на диван к друзьям, чтобы хоть ненадолго стать прежним собой, еще не обремененным такой ношей.