А вокруг - только море...

Его тело окутано теплотой, и он закрывает лицо локтем, переворачиваясь на спину. Вздох, ерзание по отчего-то будто влажному матрасу; ощущение чужой, горячей руки на своей груди. Перед глазами мелькает смутный образ – светлая кожа, мягкие волосы на затылке и совершенный изгиб спины. Миша гладит это тело, прижимается сильнее, несмотря на то, что оно пышет жаром; покусывает нежную шею и наслаждается хриплым вздохом, открывая глаза, чтобы наконец проснуться, и... - Дженсен? – он отшатывается, когда обнаруживает свои руки своевольно сжимающими полусонного и разнеженного парня за бедро и талию. Его член встал, натянув резинку тонких спальных штанов, и Миша, покраснев, пытается осторожно отстраниться, но тот удерживает его на месте, случайно задев запястьем пах. Он ахает, через мгновение встречаясь взглядом с почти черными в темноте глазами. – Дженсен... Его щеки вспыхивают, когда видит легкую растерянность на красивом лице, и хочет было извиниться, как пальцы парня неожиданно надавливают и сжимают, пробуждая воспоминания о том, как вытворяли то же самое в бассейне несколько дней назад и еще десяток раз после, словно наконец вкусив запретный плод и уже не в состоянии оторваться. Такие пробуждения стали частыми за последние четыре дня, но Дженсен каждый раз удивлял его своим желанием и жаждой. - Дженсен!... – Эклз с хитрой улыбкой бесстыдно пробирается рукой ему в штаны, медленно проведя рукой вверх-вниз и затыкая его поцелуем. Миша со стоном отвечает, послушно нависая над ним и помогая снять с себя футболку. Они спешно, неловко раздеваются, чтобы прижаться ближе – кожей к коже, бедрами и грудью, и дыхание у них обоих сбивается, прекращаясь в порывистые вдохи и выдохи. Он улыбается, отчего-то желая, чтобы в этот раз они зашли дальше, пусть его и пугает возможность сделать что-нибудь не так. Миша отрывается от зацелованных губ парня, заглядывая ему в глаза и оглядывая его тело насколько позволяет свет; ахает и дрожит, стоит тому игриво провести большим пальцем по чувствительной головке и вдруг завалить его на спину, по привычке эротично облизнувшись и заставив его перестать дышать. - Что... – хочет спросить он, приподнимаясь на локтях, когда Дженсен удивляет его, поцелуями спускается вниз по его телу, заставляя дышать все тяжелее и отрывистее. Его глаза расширяются, когда тот заглядывает ему в лицо и замирает с его членом напротив своих губ, жарко выдохнув и заметно волнуясь. – Дженни... Его теплый и потрясенный взгляд явно добавляет смелости смотрящему на него парню, и Миша стонет несдержанно и удивленно, когда горячий, мокрый, ловкий язычок на пробу обводит пульсирующую головку, заставив Коллинза инстинктивно подбросить бедра вверх и почти сойти с ума от осознания, что сейчас творит его, вообще-то, скромный и застенчивый возлюбленный. Они никогда раньше не говорили о таком, он даже не заикался, а теперь... Миша тонет в новых ощущениях, раздвигая ноги шире и всем своим видом показывая, как ему нравится, когда Дженсен берет все в свои руки. Рот Дженсена обволакивает, заставляя его почти похныкивать от желания кончить – язык щекочет, губы втягивают и изучающе посасывают, а зубы изредка чуть царапают ствол, неосторожно, но приятно, посылая острую волну прямо в средоточие желания у него в паху. Миша отдал бы все, лишь бы видеть его сейчас в дневном свете – с покрасневшими губами, слезящимися глазами, полными похоти и желания, и вцепляется в его волосы, почти вскрикнув, когда язык надавливает на щелку на головке. - Дженни, я... Я почти!... – стонет он, широко распахнув глаза и изо всех сил сдерживаясь, чтобы не кончить ему в рот. – Дженсен! Тот с усмешкой насаживается глубже, и Миша чувствует, как его бедро обжигает вязкая жидкость, в тот же миг повторяя оргазм своего парня – изливается ему в рот, содрогнувшись, и расслабленно падает на подушки. Его вновь клонит в сон, так сильно, но он превозмогает себя и приоткрывает глаза, с благодарностью глядя на ложащегося рядом с ним Дженсена. Жемчужная капелька блестит в уголке его губ, и Миша, повернувшись, пальцем убирает ее, после даря нежный поцелуй, полный любви и признательности. - Напомни отплатить тебе тем же, - шепчет он, едва вновь не дурея от собственного вкуса на его губах, и крепко обнимает безмолвно смеющегося парня, уже засыпающего у него в руках. – Я люблю тебя. В этот раз его будит солнечный луч, и он потягивается, по привычке отмечая пустующую вторую половину кровати. Дженсену не удалось приучить его вставать рано, но ни один из них не жалел, проводя время до десяти утра так, как хочется. Сейчас нет и половины, поэтому Миша встает и идет в душ, отковыривая от ноги капли засохшей спермы и с волнительной дрожью вспоминая о произошедшем ночью. Они... Они действительно договаривались делать все постепенно, маленькими шагами, и ночь была внезапностью для него. Приятной внезапностью, но... Не жалеет ли Дженсен? Не считает ли, что поторопился, и теперь не взглянет на него, Мишу, без загнанности в глазах? Прислонившись лбом к стенке душевой кабины, он закрывает глаза, успокаивая мысли. Ему давно пора прекратить опекать парня в этом вопросе – в конце концов, они оба не имеют достаточного опыта, чтобы вести. Миша никогда не спал с парнем до этого, да и с девушками у него не выходило строить нормальных отношений, ни в приюте, ни после этого. Личные переживания всегда уходили на первый план, и немногочисленные его спутницы не успевали даже зайти к нему домой, как он объявлял об их расставании. Дженсен... Дженсен первый, от кого ему не захотелось сбежать спустя две недели после знакомства. Он тот, с кем ему легко и уютно, с кем он всегда чувствует себя на своем месте и самим собой. Даже если тот иногда не понимает его, Миша любит его за то внимание, которое тот всегда готов ему уделить. Он намыливает голову, когда на его талию сзади внезапно опускается мягкая рука, и вздрагивает, роняя шампунь и оборачиваясь. На щеках Дженсена румянец, и его волосы и футболка быстро намокают от летящих брызг. Миша хочет затащить его к себе прямо сейчас, раздеть, поблагодарить за ночной подарок, но... «Мы хотели сходить в лес до обеда. Я буду ждать в столовой» - читает он записку и кивает, потянувшись за поцелуем. Дженсен смущенно смотрит на его губы вытирает их от остатков шампуня, чтобы после на секунду прикоснуться к ним. - Я люблю тебя, - говорит Коллинз, хихикнув, когда глаза парня расширяются при взгляде на его абсолютно голое тело. Он успевает поцеловать его снова, прежде чем тот, заалев и тяжело сглотнув, уносится из ванной, прикрыв за собой дверь. Каким бы ни был Дженсен ночью, днем он ужасно стесняется при подобных ситуациях, - думает он, выключая воду и вытираясь полотенцем с улыбкой на лице. Выходя из ванной, он замечает, что постель уже убрана, и подходит к шкафу, чтобы вытащить теплый свитер. Все же, они собираются в лес, и он не хочет проваляться с температурой несколько дней, когда у него есть более приятные занятия. Хмыкнув своим мыслям, он поворачивается к прикроватной тумбочке, чтобы посмотреть на часы, да так и замирает, чувствуя, как подскочило в груди сердце. - Черт... – он хватает свою обычно надежно спрятанную книгу по психосоматике и запихивает внутрь ящика, закрывая его на ключ, громко выдохнув. Едва ли Дженсен не разозлится, узнав, что Миша пытается выяснить, как заставить его вновь говорить. То, как он относится к этой проблеме... Он не раз перечитывал то длинное письмо с рассказом о случившимся с Дженсеном, каждый раз заново переживая за него. Не раз замечал за собой, что глядя на него, представляяет ту ужасную картину недо-изнасилования и избиения. Он начал думать об этом слишком много, и после находки этой книги ему даже стали сниться плохие сны, в которых Дженсен просто молча смотрит на него, пока его тело режут и насилуют, а Миша стоит и не может пошевелиться, словно заточенный в каменные латы. Вздрогнув, когда картинки из сна возникают перед глазами, он мотает головой, сделав закладку на нужной странице. Он успел прочитать всего около половины, и... И ничего. Единственное решение, которое предложила эта книга – воспроизвести обстоятельства, при которых Эклз потерял голос, но он не может даже думать об этом. Он бы ни за что не подверг бы его вновь такому стрессу, не причинил бы ему боли, но если это все, что ему остается... Нет, ничто на свете не заставит его сломать Дженсена изнутри столь жестоко. Миша вздыхает, спрятав книгу за пазуху и решив подняться в библиотеку прежде, чем в столовую – он становится слишком рассеянным из-за того, что думает лишь о Дженсене, поэтому лучше спрятать ее там, где тот не обратит на нее внимания. Солнечные лучи просвечивают сквозь густую листву сосен, заставляя тонкий слой снега искриться и блестеть. Тяжелые, обледеневшие иглы склонились к земле, опасно переливаясь, как и тоненькие веточки растущих около деревьев кустов. Теплый пар вырывается из его рта, когда он размыкает губы, запрокидывая голову назад, чтобы посмотреть на заснеженные кроны. Скоро все это исчезнет, потому что уже наступил февраль – самый суровый из всех зимних месяцев. Он делает шаг вперед и взбирается на небольшой холм, полной грудью вдыхая морозный воздух и наслаждаясь тишиной и покоем, что царит в этой части леса. Солнце еще не скрылось за горой и слепит глаза, заставляя прищуриться и вглядеться в горизонт... На котором все еще было совсем пустынно. Грустно выдохнув и отогнав непрошенные мысли о брате и погибших родных, Миша отвернулся и проследил взглядом за дорожкой следов, чтобы найти отошедшего куда-то Дженсена. Они не говорили о том, что прошло уже пять месяцев, как Миша здесь. Пять месяцев, в течение которых с ним не связался ни один человек, и он чувстовал себя связанным по рукам и ногам, потому что не мог сам поехать на континент и узнать правду. Здешний катер не расчитан на долгие поездки, в его яхте недостаточно горючего, но настоящей причиной для такого промедления является его страх. - Дженсен, - зовет он нарочито бодро, делая шаг в сторону скалистого возвышения, рядом с которым расположились две мощных сосны. След шел как раз между ними, и он вскарабкался вверх по холодным камням, оглядевшись, и... Снежок прилетает ему в затылок неожиданно, заставив вздрогнуть от холодного снега, свалившегося за шиворот. Тряхнув головой, он оборачивается и еле успевает увернуться от нового снежка, прилетевшего от смеющегося парня. - Не прощу, - говорит он, наклоняясь за горстью снега и маниакально улыбаясь. Эклз сам начал эту игру... Он кидает снежок в ожидаемо спрятавшегося за скалу парня и спрыгивает с утеса вниз, прямо в сугроб, скатывая сразу несколько снежных шариков. Спрятавшись за низко висящей сосновой веткой и кустом, он замирает в засаде, глядя в сторону, где же скрылся Дженсен. Улыбка никак не сходит с его губ, и он чувствует себя диким котом, притаившимся в охоте за жертвой... И потому быстро атакует, стоит парню выглянуть из своего укрытия и выйти на открытое поле. - Попался! – Миша хохочет, когда тот убегает от него, обернувшись и показав язык, бежит следом и вдруг зацепляется ногой за корень, мгновенно грохнувшись лицом вперед. Голова начинает кружится от резкого падения, и он застывает в этой позе, чувствуя, как Дженсен встревоженно прибегает и опускается на колени рядом с ним. Его беспокойство приятно отдается где-то в груди, и Миша усмехается, решив немного подурачиться. Он смеется, вскакивая на ноги и заваливая облегченно выдохнувшего парня на землю, усаживаясь сверху и заглядывая ему в глаза. Зелень полна немого укора и любви, и он чувствует себя пристыженным, наклоняясь и легонько касаясь его губ своими. - Извини, что напугал, - родные руки обвивают его шею и притягивают ближе, в уже полноценный поцелуй. Он отрывается с еле слышным причмокиванием, с нежностью пропуская пальцы сквозь его чуть отросшие волосы, переходя на покрасневшие холодные уши и шею, тепло укутанную шарфом. Дженсен, кажется, перестает дышать, и лишь грудь его вздымается высоко и сильно, заставляя Мишу опустить на нее взгляд. Они вновь целуются, пока Дженсен не привстает и не перелезает на его колени, запрокидывая голову назад и позволяя прикоснуться к его шее. Миша довольно мурчит и чуть покусывает ее, вслушиваясь в тихие вздохи. Дженсен не издал ни звука с тех пор, как они перешли от поцелуев к чему-то большему. Не стонал. Не хныкал. Коллинз отрывается от него и смотрит в глаза, стараясь отыскать ответ на свой вопрос, но тот лишь ерзает, покрываясь румянцем, и... - Ты возбужден? – скорее утверждая, чем спрашивая, удивленно шепчет он, и опускает ладонь на его пах, желая убедиться в сказанном. Эклз резко втягивает воздух и умоляюще смотрит на него, стыдливо поджав губы и утыкаясь ему в плечо, как только Мишина рука скользит в его брюки, сразу обхватывая крепко и правильно. Он вздрагивает, и Миша виновато поджимает губы, представив, как ощущается контраст его морозного воздуха, его холодных пальцев и такой чувствительной горячей плоти, и успевает сделать всего пару движений, прежде чем вновь опускает дрожащего Дженсена на спину. - Прости за это, - шепчет он, чувствуя, как сильно действует на него сочетания тепла и холода, и опускается к его паху, легонько подув на член. Капля смазки выступает на головке, поблескивая в ровном свете, и он замечает лишь смущение, слабый протест и ужас в глазах возлюбленного, прежде чем улыбнуться успокаивающе и втянуть ее в рот. Дженсена подбрасывает, и он раскрывает рот, закусывая губу и схватившись пальцами за снег от острых ощущений, что мгновенно вскруживают голову. Миша наблюдает за ним глазами и старается привыкнуть к терпкому вкусу и ощущению чужой плоти во рту, на пробу скользя языком по самому кончику возбужденного члена и вырывая у парня шумный вздох. Это чувство для них обоих так ново, но Мише нравится та власть, которую он имеет над таким беззащитным сейчас парнем. Он пропускает член дальше и с трудом подавляет рвотный рефлекс, когда тот неосознанно толкается бедрами вверх, наконец встретившись с ним взглядом... - Я люблю тебя, - отстранившись на секунду, чуть хрипло шепчет Миша, после продолжая с улыбкой изводить его. Дженсен горячий, светится весь, словно солнышко, и он берет глубже, собственнически вцепившись в его бедро и помогая себе рукой. Его личное, веснушчатое солнышко... Он стонет и опускает руку себе на пах, сжав себя скозь джинссы и вдруг осознав, почему от одних ласк любимому человеку можно испытать оргазм. Припухшие губы повторяют его слова, будто пробуя на вкус, глаза закрыты под опустившимися в наслаждении веками. Миша чувствует, как тот близок, чувствует, что близок сам, и отстраняется, наблюдая за недовольством на красивом лице. Дженсен не издает ни звука, лишь смотрит растерянно, изнывая от желания кончить и крупно дрожа от порывов холодного воздуха, сжавшего его член в ледяных обьятиях. Его ведет, и он мог бы заплакать от невыносимо острых ощущений, но... - Скажи что-нибудь, - просит Миша тихо, опустив уже горячие пальцы на блестящий от слюны ствол. Его губы покраснели, и Дженсен, не отрываясь, смотрит на них, после вдруг услышав, что он произнес. Он повторяет, сев на колени и прикоснувшись к себе, потому что терпеть уже невозможно. – Скажи, Дженсен. Ты ведь можешь. Тот качает головой и приподнимается на локтях, безмолвно прося не делать этого. Миша чувствует, как увядает его настрой и появляется вина, но он хочет... Он хочет помочь ему перебороть глупый страх, будто бы проблема заключена в его голосе. - Скажи, - шепчет он, склоняясь ближе и нажимая пальцем на его головку, глядя, как тот ахает и качает головой отчаянно, не отрывая от него заслезившихся глаз. – Скажи. Они соприкасаются бедрами, и Миша почти полностью ложится на него, продолжая просить уже в самые губы: - Я хочу слышать тебя, пожалуйста... – они целуются отчаянно, переплетаясь ногами и толкаясь друг в друга, и Миша стонет, когда тот расстегивает его брюки и достает наружу его давно мокрый член, тут же обхатывая их обоих, и воздух действительно обжигает. – Пожалуйста!... Отчаяние сквозит у него в голосе, в глазах Дженсена, и он кончает с его именем на губах, чувствуя безмолвный вскрик куда-то в ухо. Они расплываются друг на друге, пока он не чувствует, как тот пытается выползти из-под него, и тут же перекатывается на снег. - Почему?... – закрыв глаза на минуту, спрашивает он у шелеста сосновых игл, у лежащего рядом тяжело дышащего парня и у солнца, заходящего за гору и разом сделавшего лес неприветливо темным, но все таким же прекрасным. Дженсен не отвечает, опустив взгляд и сев, поморщившись, когда с его затылка вниз по шее стекло несколько капель подтаявшего снега. Миша садится рядом, не понимая, почему чувствует такое острое разочарование после этого молчания – впервые за все время ему тошно от того, что даже ему Дженсен не хочет открыться. - Почему, Дженсен? Я... – «Я не заслужил твоего доверия?» - спрашивает он про себя, но Дженсен понимает, улавливает вопрос в голосе и чуть качает головой, все еще не встречаясь с ним глазами. – Здесь нет никого, кроме меня. Я... Почему ты так сопротивляешься? Обида вдруг захлестывает с головой, но Дженсен опускает голову на его плечо и робко обнимает, выдохнув. Миша сжимает его ладонь и кладет руку на спину, мягко погладив тыльную сторону руки и вздохнув почти так же. Они сидят так несколько минут, а может, десяток, глядя на океан и размышляя над его словами. Снег светится в сгущающихся сумерках, и он вдруг чувствует, как дрожит его парень, тут же повернув к нему голову и поцеловав в русую макушку с такими холодными прядками. - Замерз? – его голос охрип от долгого молчания и напоминает металлический скрежет, и он прочищает горло. Дженсен не реагирует, лишь сильнее прижавшись к нему. – Дженни... Миша ласково зовет, приглаживая его растрепанные волосы, поднимая его лицо и осторожно целуя в щеку, чувствуя соленый вкус. Медленно, он открывает глаза и видит покрасневшие, прикрытые веки, чуть посиневшие губы и слипшиеся ресницы, закрывающие печальные зеленые глаза. - Дженсен... – волны нежности и вины за свою вспышку окатили его ледяной волной, но тот коротко целует его в щеку и кивает в сторону дома, и Миша разом ощущает, как же он продрог. – Идем. В гостиной тепло, а нос Дженсена все еще ледяной, и Миша вздрагивает каждый раз, когда тот во сне случайно проезжается им по его шее, прижимаясь ближе. Они лежат на диване в обнимку, и тот, кажется, задремал несколько минут назад, убаюканный трещанием поленьев в камине и шоколадным запахом какао, исходящим от кружек на столе. Он поглаживает его по голове, время от времени целуя в лоб, и думает над тем, как бы вытянуть из парня хоть один звук, и неважно, будет ли это стоном, криком или просто невнятным мычанием во сне, но... Тот не реагирует ни на откровенные ласки, ни на прямую просьбу, и пусть у него не закончились идеи, он чувствует отчаяние каждый раз, когда Дженсен закрывается от него этой глухой стеной, без выступов и трещин. Парень у него на груди начинает сопеть, и Миша игриво щипает его за бок, целуя в щеку с отпечатавшимся узором от свитера. - Дженни, не надо здесь засыпать, - тот открывает глаза и зевает, впрочем, тут же приподнимаясь и протягивая руку к блокноту. «Извини, если что-то отдавил» - он смущенно улыбается и встает, потягивая спину. Футболка облепляет его грудь, и Миша уже хочет провести губами по мягким очертаниям... Нет, не сейчас – обрывает он себя, глянув на часы и решив, что перемещаться в постель еще слишком рано. - Все в порядке, - Дженсен прикасается к его плечу и прослеживает его взгляд, целуя в щеку и коротко жетикулируя, что пойдет готовить ужин. Миша кивает и целует его, проведя до кухни, а после глубоко вздыхает, повернувшись на каблуках и направляясь в библиотеку. Он хочет прочитать еще немного глав в той книге, а после попробовать притворить один из своих планов в жизнь, если... Если обстоятельства сыграют в его пользу. *** Рыба на плите давно готова, тушеные овощи остыли, и Дженсен допивает свой яблочный сок, уставившись в пустую тарелку. Его желудок ворчит из-за ароматных запахов в помещении и невозможности начать ужин без Миши, и он чуть встревоженно поглядывает на часы, через секунду поднимаясь и выходя из кухни. Он ждет его уже полчаса, при том, что час до этого он готовил – его возлюбленный, конечно, редко составляет ему компанию во время приготовления трапезы, но... Смутное подозрение, что сегодня тот не пришел из-за произошедшего в лесу не покидает его последние двадцать минут, и он не знает, что ему делать. «Скажи что-нибудь»... Стоило этим словам долететь до него, странное оцепенение охватило все его тело. Дженсен не мог пошевелиться, и лишь повторение тихой просьбы заставило его очнуться и мотнуть головой. Он надеялся, что ослышался, а после не верил, что Миша произнес это, пока тот не начал умолять, и... Дженсен качает головой, опустив взгляд на зимний сад за окном, едва видимый в густых сумерках. Он не ожидал этого. Не ожидал, что после того откровенного разговора о его прошлом они вернутся к этой теме еще один раз. Он ведь... Он ведь просил принять его немоту, просил не пытаться исправить это, но Миша... Дженсен понимает, что ему хочется слышать человеческий голос, чтобы не сойти с ума от чувства, будто он говорит сам с собой. Понимает его стремление помочь, но не разделяет его ожиданий. Его голос... Он так давно не слышал самого себя, что, кажется, уже забыл, каково хоть что-то говорить. Каково чувствовать, как звук царапает изнутри горло, отдается еле ощутимой вибрацией во рту и вырывается наружу, складываясь в слова, имена и звуки. Глядя на свое отражение, он размыкает губы, набирает воздух в грудь, и... - ... – ничего, кроме сиплого и отвратительного хрюканья не вырывается из его горла, и он с досадой опускает взгляд, закашлявшись, отвернувшись и идя дальше. Он не ждал иного. Не ждал, что после стольких лет у него выйдет хоть один складный звук – это попросту невозможно. Миша должен понять, что Дженсен не собирается показывать ему себя такого – неспособного на самое простое, что обычный человек любого возраста должен уметь. Ему тошно от чувства, будто самые противные звуки мира поселились там, где находятся его голосовые связки. Тошно от того, что однажды что-нибудь все же вырвется у него из груди в самый неподходящий момент, и Миша пожалеет о том, что слышал это. Дженсен не переживет этого позора, и, наверно, до конца жизни попытается избегать его, если увидит разочарование и отрицание на его лице, а потому и не хочет пытаться. Он останавливается и садится на подоконник, утыкаясь лицом в собственные ладони и дыша тяжело и грузно, словно что-то вроде рыдания вот-вот перейдет в откровенный плач. Он всегда реагировал остро на свои недостатки, но это... Было время, когда он хотел перезать себе горло, лишь бы перестать издавать хоть звук. Миши нет в его спальне, - отмечает он почти безучастно, плотно закрывая за собой дверь. Не так много вариантов, где тот мог спрятаться от него, поэтому он разворачивается и вскоре поднимается на второй этаж, удовлетворенно выдохнув, когда видит полоску света из-под двери их общей комнаты. Его возлюбленный спит, положив под щеку ладонь и опустив себе на живот какую-то книгу, и обида на него испаряется, стоит Дженсену увидеть его таким. Очаровательное сопение становится громче, когда он подходит к кровати и проводит по его спутавшимся волосам, присаживаясь рядом. «Миша», - зовет он про себя, тут же чувствуя укол разочарования, что не умеет произносить это имя вслух. Как бы он ни хотел, он не знает, как оно произносится. Он слышал его, но это не одно и то же. - Я заснул? – тихий голос раздается слева, и он кивает, все еще глядя в пустоту. Если бы он не был таким ущербным, если бы... – Дженсен? Миша садится на постели и несмело прикасается к его плечу, и Эклз закрывает глаза, позволяя целовать себя и желая раствориться в этом поцелуе полностью. После того, что пришло ему в голову десяток минут назад... Ему и любопытно, и больно, и абсолютно все равно от мыслей, что было бы, если бы в один момент он действительно исчез, перестал существовать в одно мгновение. - У тебя красные глаза, - замечает Миша тихо и удивленно, и он качает головой, вымученно улыбнувшись и прожестикулировав, что пора есть, но глаза сами собой зацепились за название книги, до этого мирно покоящейся у парня на животе, и его желудок словно стискивает ледяная рука, отчего он шумно втягивает ртом воздух. – Дженсен, это не... Миша понимает, что заставило его так отреагировать, не не успевает даже схватить ее рукой – Эклз хватает буро-коричневую обложку, и перед его глазами предстает текст, после прочтения которого он словно чувствует себя преданным. - Я объясню, - произносит тот после паузы, поймав его тяжелый взгляд. – Я не верю, что все так безнадежно, Дженсен. Я хочу слышать тебя. Хочу, чтобы ты говорил «Я люблю тебя», шептал мое имя, как это делаю я каждый вечер. Я просто... Я так хочу тебе помочь, - Дженсен встает и отходит на пару шагов, грустно покачав головой, когда парень пробует к нему прикоснуться. – Пожалуйста, позволь мне это сделать. Он качает головой и достает блокнот, стараясь игнорировать то, насколько он жалок, что вынужден обращаться к нему в столь эмоциональный момент. Ручка беспристрастно выводит полные отчаяния, печали и грусти слова, и он отворачивается, как только передает листок Мише. Кажется, его чаша терпения только что переполнилась, и... Он чувствует облегчение, вместо вины за резкость в своем письме. «Я не хочу исправлять это. Не хочу пытаться. Ты не знаешь, чего просишь от меня, а я уверен, что ты разочаруешься, если добьешься своего. Мне нужна не помощь, Миша. Мне нужно, чтобы ты принимал меня таким, какой я есть.» - Я не хочу принимать ту часть тебя, которая не дает тебе жить нормально, - скомканная бумажка пролетает справа от него, стукнувшись об стену, и его разворачивают в следующий миг. Голос Миши полон боли и искренней злобы, от которой мурашки проходятся по его рукам, но он продолжает смотреть в его глаза, не понимая, как в один момент смог взять и оспорить его мнение. – В чем твоя проблема, Дженсен? – тихо спрашивает тот, и это действует на удивление эффективно. Зеленоглазый сглатывает и отводит взгляд, чувствуя себя пристыженным. – Если ты не хочешь довериться мне так же, как я доверился тебе... Не давай мне ложной надежды. Не заставляй думать, что лучше бы я не узнавал тебя настоящего. «Ложной... надежды?» - переспрашивает он одними губами, тут же прикусывая нижнюю изнутри, чтобы не показать, как сильно эти слова его задели, но все равно отступает на шаг, отчужденно отведя взгляд, чувствуя, как потухает внутри что-то светлое, оставляя его в кромешной тьме. Человек, что стоит сейчас перед ним и говорит нечто до боли обидное – не тот Миша, в которого он влюбился несколько месяцев назад, но… По крайней мере, теперь он не кажется ему принцем из сказки: слишком хорошим и правильным, слишком идеальным, чтобы на самом деле существовать. - Твоя неспособность говорить – не ты. Дженсен, пожалуйста, - Миша подходит ближе и кладет руку на плечо, словно маленькому ребенку объясняя причины своих решений. – Я хочу... Я эгоист, но я хочу, чтобы ты стал лучше. «Лучше...», - грустно хмыкает зеленоглазый про себя, начиная писать ответ и испытывая что-то среднее между желанием расплакаться и просто уйти, пока он не успел полностью осмыслить сказанное его хозяином. Если он недостаточно хорош, зачем было влюблять его в себя? Он так и пишет, вручая блокнот мужчине и разворачиваясь, чтобы уединиться где-нибудь с этой противной жалостью к себе, что грузом давит на душу.Зачем было создавать между ними связь столь прочную, что даже эта ссора причиняет боль, как от расставания? Он не знает, что чувствует, когда Миша не идет за ним. Что это конец? Он зол, чертовски зол, и ярость бурлит по его венам, заставляя все дальше уходить от их спальни, чтобы в одиночестве поужинать. Он не хочет видеть возлюбленного, пусть когда-нибудь ему придется вновь посмотреть ему в глаза. Он изменился так сильно с тех пор, как они познакомились. Он чувствует себя ответственным за свои поступки, способным отстоять свое мнение... Нет больше слабого и никчемного паренька, в которого, возможно, и был влюблен Миша. Исчезло его стеснение и робость в общении, его зажатость, и он вдруг допускает мысль о том, что Коллинз разлюбит его теперь, когда он стал таким непреклонным и упрямым. Его словно прошибает, и тяжесть в груди неприятно оседает на сердце, сдавливая его так, что тяжело дышать. Они ужинают в разных местах – он берет свою тарелку и уходит в кабинет, опускаясь на софу вместе с недочитанной «Колыбелью для кошки», но она не спасает от едкого разочарования в себе и жалящей нерешительности. Он просто не может заставить себя пойти и извиниться перед Мишей, не чувствуя себя виноватым больше, чем наполовину. Книга летит на пол, когда он опускает кулак на стол и сходит с ума от незнания, что ему делать. Злоба сменяется растерянностью, появляется беспокойство: переживает ли Миша так же, как и он? «Черт возьми», - стонет он про себя, проклиная свою сходящую с ума натуру. Он не знает, в кого превращается стараниями Миши. Не понимает, нравится ли ему быть таким, потому что он не чувствует себя собой, ведя себя так отчужденно и горделиво. Это засело у него внутри, кажется, с тех пор, как они впервые начали делать что-то в постели, чего каждый раз недостаточно, а сейчас выросло до необъятных размеров. Словно опухоль, оно распостранилось по его сознанию, сделав его раздражительным, нервным, и... Он устал. Он вздыхает, чувствуя покалывание в носу и как щипет глаза, и дает волю наконец вырвавшимся наружу слезам, не отдавая себе отчета, почему именно плачет. Потому что Миши нет рядом с ним, потому что они в ссоре, которой могло и не быть. Потому что он устал от самого себя, и он просто хочет объятий – чтобы зарыться носом в макушку, вдохнуть родной запах и позволить ему выдавить, вытравить эту гадость из него, но... Он почти смеется, грустно и обреченно, когда понимает, что сегодня ему этого точно не получить. Он понял уже давно, чего на самом деле ждет от них с Мишей. Ждет, что они переедут на континент, начнут жить, а не прятаться от мира на этом острове. Прислушиваясь к себе сейчас, он понимает, что действительно готов вернуться, пойти в колледж, найти обычную работу и создать настоящую семью – ради них обоих. Как бы тяжела ни была его жизнь, сейчас у него есть все, чтобы начать ее с чистого листа. Он многое узнал и понял за последние шесть лет, чтобы не сделать определенных выводов: люди из его прошлого остались позади, а один человек из настоящего никогда не сможет заменить ему полноценное человеческое общество из десятков, сотен людей, среди которых живут все остальные жители планеты. Он не сможет находиться с Мишей в одиночестве все время, потому что знает – природа человека не даст быть счастливым ни одному из них, если кроме друг друга им будет не с кем разделить свои взлеты, падения, чувства, страхи. Дженсен не был счастлив, оставшись в одиночестве, не полностью, и лишь сейчас, сравнивая свою жизнь в школе, на острове без Миши и с ним, он понимает, что лишь имея это все одновременно, его душа будет спокойна. Общество, чтобы чувствовать себя частью чего-то большого, цельного, в чем он сможет реализовать себя как личность. Семья, его маленький собственный мир, поделеный надвое с любимым человеком. Одиночество, чтобы побыть наедине с собой и понять себя без помощи других. Лишь комбинируя все это в своей жизни, каждый день, неделю, месяц, год, и он, и Миша смогут построить свое счастье на останках их прошлого. Миша вернул ему надежду на лучшее будущее, дал понять, что у него есть все, чтобы быть счастливым и не ощущать себя «неправильным» только из-за того, что внушил себе не произносить больше ни слова. Сейчас, остыв, он понимает, как же Миша был прав, и вина на его плечах увеличивается вдвое. Выдохнув, он смотрит на часы и поражается тому, что провел здесь более часа, но от того, чтобы пойти спать, его отделяет только страх, что Миша не захочет делить с ним постель этой ночью. Глядя на свое отражение в оконном стекле и видя измученного переживаниями и переменами в себе юношу, Дженсен поджимает губы и отводит взгляд, решив, что хотя бы попытаться стоит. Он тратит около тридцати минут на то, чтобы принять вечерний душ и вымыть посуду за собой и за Мишей, который, расстраиваясь, всегда забывает, что губкой не ототрешь въевшийся в сковороду жир. Он грустно улыбается и проводит пальцем по ободку посуды, представляя его сдвинутые на тонкой переносице брови, сверкающие сталью и печалью синие глаза и покусанные губы, сменившие цвет с бледно-розового на почти алый. Ему ужасно хочется поцеловать нарисованный сознанием образ, и он в спешке заканчивает убирать, выключая свет и напрявляясь к лестнице. Сердце стучит, как сумашедшее, когда он несколько раз заносит кулак над дверью и не решается постучать, потому что не знает, что хуже – встретить там гробовое молчание, или... Обнаружить полнейшую пустоту. При мысли, что Миша мог просто спрятаться от него в другом крыле дома, ему становится дурно, и он рывком открывает дверь... Взглядом натыкаясь на обнаженные лопатки на левой стороне кровати. Миша не спит – он слышит его дыхание, видит, как блестят в лунном свете обращенные к окну глаза, но он не поворачивается к нему, словно не заметив, что Дженсен пришел, и от этого почти физически больно. Эклз раздевается, тихо, как может, осторожно садится на кровать и пробирается под одеяло, всем телом ощущая напряжение между ними и холод, сковывающий мышцы. Он не может даже попытаться уснуть, когда знает, что они оба ждут чего-то, ждут, кто первый сделает шаг к примирению, и он не может перестать часто и поверхностно вздыхать быстро нагревающийся воздух, почти слыша, как бьются их сердца - сильно и быстро. Зачем он пришел сюда? Спустя минуты лежания спиной к спине он понимает, что Миша не собирается ничего произносить первым. Он сам... Он сам должен все сделать. Сам должен показать, как глупо поступил, обидевшись на желание Миши помочь. Дженсен несмело протягивает руку, кажется, целую вечность потратив на то, чтобы дотронуться до бледного плеча, не скрытого одеялом, и Миша тут же оборачивается к нему, заставив взволнованно выдохнуть. В его глазах – смесь надежды, тоска и мольба о прощении, и Дженсен отвечает ему, кажется, таким же взглядом, прежде чем... - Дженни, - тихий стон разрывает ночную тишину, и он не знает, кто первый подается вперед, кто первый припадает к чужим губам и целует так сладко, так страстно, что ничего, кроме этого поцелуя, не остается в голове. Дженсен ахает беззвучно, притягивая Мишу за плечи, за талию, зарываясь в волосы на макушке и едва успевая в спешке вдыхать, чтобы ни в коем случае не прекращать целоваться. Их бедра сталкиваются, губы горят, а одеяло сползает к пяткам, когда синеглазый мужчина нависает над ним, гипнотизируя, привораживая, такой прекрасный в мутном свете зимней луны. Его рот приоткрывается, шепчет что-то, но он не разбирает ни слова, когда тот касается его шеи и заставляет блаженно прикрыть глаза, чувствуя, как его ноги быстро оголяют. Что бы они ни сделали сейчас, что бы на них не повлияло – он готов позволить ему все на свете, чего бы тот ни захотел, пусть есть один нюанс, который он хочет выяснить до этого. Прикосновения к груди возвращают его в реальность, и он дрожит, обхватывая лицо мужчины ладонями и пристально вглядываясь в него. Он хочет знать, что его ошибка не повлияла на них... Хочет услышать, что у них все хорошо. - Я прощаю, - шепчет тот спустя пару секунд, прислонившись лбом к его груди. – А ты?... – он поспешно кивает, тепло и благодарно целуя его темную, все еще пахнущую снегом макушку, и стонет беззвучно, приоткрыв рот, когда тот продолжает начатое. Миша прикусывает его сосок, массирует второй, лижет широко, оттягивая их, затвердеших от контраста холодного воздуха и горячих губ. Он любит ласкать его грудь, спускаясь все ниже, любит, что уже через минуту Дженсен извивается под ним в поисках большего контакта, но в этот раз все иначе. Миша, кажется, рычит, сжимая его, стискивая почти с остервенением, но ему нравится – он поддается и отвечает не менее страстно, заставляя всю обиду и боль уйти через грубоватые касания. - Я хочу тебя, - тишину разрывает произнесенная на одном дыхании признание-просьба, и он с трудом разлепляет слипшиеся уже ресницы, опуская взгляд вниз, туда, где они оба уже возбуждены до предела. Он видит Мишин член – крупная головка блестит небольшой капелькой смазки, и его рот наполняется слюной при воспоминании о его вкусе. Ему хочется опуститься на колени перед Мишей, закрыть глаза и долго молить прощения самым извращенным способом, который теперь ему известен, но следующие слова Коллинза выталкивают эту фантазию, оставляя в голове лишь звенящую пустоту. – Я... Я хочу войти в тебя, если ты... готов. Он кажется напуганным собственными словами и заканчивает совсем неуверенно, видя его замешательство и мгновенно оробев. Он чуть ерзает на его бедрах, случайно сталкивая их члены и заставляя Дженсена отмереть. Дженсен дышит тяжело, привставая на постели и целуя его в щеку, робко поднимая его ладонь и прислоняя к своей груди, аккурат на сердце. «Я готов» - одними губами произносит он, глубоко вздыхая и смущенно опуская взгляд на его губы, надеясь, что Миша не даст ему все испортить. Тот хочет обнять его, прижать к себе, поцеловать и приласкать так страстно, как не еще не делал, и по всему его телу разливается предвкушение и сладкая истома, но кое-что не дает Мише сделать еще одно движение ему навстречу. Он улыбается счастливо и неловко, пристраивая вторую руку на совершенном легком изгибе его талии, и нежная кожа под его пальцами покрывается легкими мурашками, потому что Дженсен уже дрожит от нетерпения. - Я люблю тебя, - говорит Коллинз тихо, с улыбкой, оглаживая поясницу, целуя в шею, под ухом, переходя на губы и почти шепча: - Я люблю тебя, Дженсен. Они замирают друг напротив друга, и он чувствует легкий укол стыда, что не говорит ему того же самого в этот, наверно, самый важный в его жизни момент. Мурашки бегут по его спине, как только ладонь мужчины опускается на его ягодицы, легонько поглаживая, чуть сжимает нежную плоть, и кончики пальцев щекочут, посылая импульсы по всему его телу. Он забывает, как дышать, глядя в этот миг ему в глаза и позволяя прикасаться так, как никто никогда его не трогал. Момент пропитан интимностью, и он буквально кожей ощущает их с Мишей единение сейчас. - Перевернись, будет удобнее, - еле слышно и взволнованно выдыхает тот ему в губы, оставляя на них смазанный поцелуй. – Сейчас вернусь. Он наблюдает за слезающим с кровати обнаженным парнем, любуясь изгибом его спины и стройными обнаженными бедрами, которые видел еще днем, отчего-то сильно застеснявшись. Миша подходит к шкафу и достает оттуда какой-то бутылек, и Дженсен в спешке ложится на живот, буквально чувствуя прожигающий взгляд на своих ягодицах. - Ты такой красивый, - Миша садится позади него и целует его в шею, между лопаток, языком прослеживая линию его позвоночника. Дженсен томно вздыхает и чувствует заливающую щеки краску, когда тот вновь прикасается к его заднице, на этот раз смелее и несдержаннее. Он не был смущен прошлой ночью, когда языком прикасался к нему, потому что Мишу хотелось ласкать откровенно, но сейчас почти сгорает со стыда, мимолетно задумавшись, что это слишком. Тот опускает ладони на его поясницу, оглаживая трогательные ямочки, целует ягодицы и чуть царапает ногтями внутреннюю сторону бедер, заставляя открываться еще больше, и в конце концов он падает лицом в подушку, глухо всхлипнув, когда холодное массажное масло вдруг капает прямо в ложбинку между его ягодиц, и указательный палец брюнета подхватывает его и размазывает по всей его промежности, осторожно касаясь его сжатого колечка мышц. Дженсен старается дышать и не дышать одновременно, чуть не сходя с ума от нерешительных поглаживаний по кругу, желая стукнуть кулаком по простыне и потребовать сделать хоть что-то и боясь лишний раз оглянуться, когда он в такой позе. Его напряженный член почти изнывает без внимания, и он не выдерживает – протягивает к нему руку, сжав яйца и бросив умоляющий взгляд назад, на завороженно расматривающего его Мишу, что оказывается слишком. Хныкнув совсем невнятно, он хочет было сделать все сам, но Коллинз внезапно проталкивает палец внутрь, вызывая тонны неясных ощущений и эмоций. В паху тянет, когда третья фаланга входит внутрь, почти не причиняя боли, но Дженсен все равно сжимается вокруг нее, ощутив все еще более остро. Миша наваливается на его спину, двигает пальцем внутри и чуть качает им из стороны в сторону, растягивая его для себя. - Все хорошо, Дженни, - бормочет тот ему в ухо и сцеловывает выступившие на задней части шеи капельки пота. Дженсен вертит бедрами, и Миша тут же отзывается, проталкивая следующй палец и раздвигая их внутри, что сопровождается легкой тянущей болью. Колени Эклза подкашиваются, как только тот добавляет еще масла, и оно скользит внутрь, обжигающе-холодное, а подушечки его пальцев задевают внутри него что-то, от чего он до хруста прогибается в пояснице и чуть не кончает от мощной вспышки удовольствия. - Это приятно? – голос Миши хриплый и полон неподдельного восхищения, и он повторяет движение пальцев, почти доводя его этим до края. – Видел бы ты себя сейчас... Его эротичный шепот заводит еще сильнее, и он отчаянно хочет вскрикнуть от избытка чувств, потому что желание в нем достигает своего предела. «Миша, возьми меня!» - крутится у него в голове, когда тот осторожно добавляет третий палец, и Дженсен теряется в его горячем шепоте, пошлых хлюпающих звуках и покусываниях за загривок. Он пережимает у основания свой член, как только Миша давит на его простату и обводит ее по кругу, но тяжелая капля все равно срывается вниз, и он открывает рот, еле сдерживаясь, чтобы не простонать по-настоящему. - Дженсен, я не могу больше, - доносится до него, и он кивает, в тот же миг почувствовав прикосновение горячей головки к своей промежности. Миша медлит, проводя членом по ложбинке и окончательно сводя его с ума, когда тот натыкается на растянутую и чуть припухшую, судорожно сжимающуюся дырочку, слабо надавливая. «Миша!» - кричит он у себя в подсознании, в реальности приподняв ягодицы еще выше и успев подумать лишь, как же быстро исчезла вся его застенчивость, перед тем, как тот рычит и входит в его тело, и они оба задыхаются от этого чувства, испытываемого ими обоими в первый раз в жизни. Когда белая вспышка рассеивается у него перед глазами, он ругается у себя в голове, потому что, господи Боже, ни разу в жизни ему не было так больно и хорошо одновременно. Он дрожит, пытаясь привыкнуть к размеру его парня, потому что даже четырех пальцев для растяжки было бы мало, чтобы принять его легко. Дышать тяжело, а спина уже затекла от, оказывается, не слишком удобной позы. Миша опускает ладонь на его подрагивающие лопатки, и Дженсен аккуратно становится в коленно-локтевую, чуть снова не упав, когда еще больше насаживается на член, и тот задевает простату. Он стонет, безмолвно умоляя Мишу двигаться, потому что боли, как таковой, уже нет, но когда тот совершает первый толчок, Дженсен едва не вскрикивает. - Ты как? – спрашивает тот глухо, толкнувшись еще раз и придерживая его за грудь, и Дженсен накрывает его ладонь своей, зажмуриваясь и давая понять, что он в порядке. Миша двигается неспешно, пока не замечает, с каким наслаждением Дженсен часто-часто дышит, чуть подаваясь бедрами назад, и они оба, словно по сигналу, ускоряются, и первые звучные стоны эхом отражаются от стен спальни, вторя приглушенным и восторженным Мишиным возгласам. - Такой узкий, - неконтролируемо шепчет он Дженсену в ухо, выцеловывая одному ему понятные узоры на его спине, и Дженсен извивается, изгибается под ним словно дикий кот, сжимая простыню между пальцев. Член задевает простату все чаще, и все его существо сосредотачивается в низу живота, заставляя метаться и тонуть в наслаждении. – Дженни, я!... Я хочу видеть твое лицо! Миша стонет особенно сладко, когда он сжимает его изнутри, и выскальзывает, заставив чуть ли не захныкать от неприятной пустоты внутри. Дженсен переворачивается на спину, тут же раздвигая ноги и не давая возлюбленному насладиться видом: притягивает его за плечи и самостоятельно насаживается на член, блаженно зажмурившись, когда тот вновь входит внутрь и ощущается еще лучше. - Ты прекрасен, - восхищенно шепчет Миша, опускаясь грудью на его грудь и помогая закинуть ноги себе на талию, и зеленоглазый одними губами проговаривает, как же ему хорошо. Его рот приоткрыт в жажде поцелуев и нехватающего воздуха, что с каждым новым толчком полностью выходит у него из груди, заставляя сходить с ума от нехватающих прикосновений к яйцам и члену, которые, кажется, лопнут, если он не кончит прямо сейчас. Ему становится все жарче и жарче, когда их взмокшие тела переплетаются друг с другом, и Миша перестает контролировать себя – задирает его руки к изголовью кровати, сплетая их пальцы, кусает его губы, мычит в поцелуй и вбивается в него так быстро, так мощно, что он теряет себя и забывает свое имя. Его глаза слезятся, пока он смотрит на такого красивого мужчину, и они занимаются любовью вот так, глаза в глаза, отдаваясь друг другу как в последний раз. Он жмурится от избытка чувств, открывает рот и мотает головой, растрепав волосы по подушке. Они двигаются на одних инстинктах, растворяясь друг в друге и их общем желании, любя друг друга до полного изнеможения, и узел в его животе грозит вот-вот разорваться, потому что он никогда не чувствовал свой оргазм таким близким и недоступным одновременно. Миша крутит бедрами совершенно потрясающе, его член такой горячий, такой большой и заполняющий его без остатка; он не чувствует своих бедер, когда неистово подбрасывает их вверх, цепляясь за его плечи и чувствуя накатывающие волны наслаждения. - Я люблю тебя, - Миша стонет ему в ухо, выходя полностью и снова вставляя на всю длину, и Дженсен перестает себя контролировать – кончает ослепительно ярко, без единого прикосновения к пульсирующему члену, судорожно извиваясь и едва-едва прикрывая глаза. Он успевает заметить, как же великолепен в этот же миг Миша, изливающийся глубоко у него внутри, откинувший голову вверх и обнаживший белоснежные зубы, громко выкрикнув его имя, а после со счастливой улыбкой рухнув на него, словно разом обессилев. Дженсен отстраненно наблюдает за кружащимися за окном снежинками, вслушиваясь во все еще быстрое сердцебиение его мужчины и не в состоянии на большее, чем усталую, довольную улыбку. Миша гладит его по голове, и они оба засыпают через несколько минут, прижавшись друг к другу так близко, как только возможно.