А вокруг - только море...

Яркие всполохи огня изредка пробиваются меж раскаленными углями, алеющими в темной глубине камина. Искры и тонкая струйка дыма взмывают над ними, устремляясь вверх, в темное никуда – к концу трубы или в ночное небо, - Миша правда не знает, задумчиво глядя на усмиренное пламя и даже не думая о том, чтобы подложить еще дров. Теплый плед согревает, как и уютная атмосфера их дома – он и не задумывается о том, когда стал называть так принадлежащий ему особняк. Легкий стук раздается в дверь, нарушая блаженную тишину гостиной, прерываемую редким треском не до конца прогоревших поленьев, но и от них вскоре останется один лишь серый пепел. Брюнет поворачивает голову на звук и мягко улыбается, встречаясь взглядом с любимыми зелеными глазами и чувствуя, как в груди заворочалась легкая грусть. Когда для него все так изменилось, став тревожным, томительным, полным ожидания и искрящейся надежды? Наверно, тогда, когда он понял, что больше не хочет ждать и сдерживать себя в отношении своего друга, но не получил на это никакого ответа. Недолгий взгляд глаза в глаза, а после медленное прикрывание ресниц. Миша сдерживает порывистый вздох, чувствуя, как в груди все переворачивается и замирает, на периферии сознания отмечая застучавшее бешено сердце. Он плавно подается вперед, чувствуя, как спали оковы разумности и здравого смысла, отдаваясь этому мигу целиком и полностью и накрывая губы парня своими, чувствуя взрыв в своей голове и своем теле. В животе все сладко потянуло и затрепетало, когда он плотнее прижался к нему, кладя ладонь на щеку и неловко пытаясь обхватить его нижнюю губу, даря эту нехитрую ласку. - Господи, Дженсен, - бормочет он, разорвав поцелуй и приходя в себя после ощущения головокружительного счастья. – Я... Он замолкает, вдруг ясно ощутив, как не успевшая обрести силу надежда камнем рухает вниз и распадается на части. Ему кажется, что ее распадающиеся на мельчайшие песчинки частицы подхватывает порыв ледяного ветра и уносит с собой, не оставляя после себя ни крупинки. Он поддался эмоциям и волшебному мгновению, но единственный взгляд, который получил он в ответ, сказал о многом. В глазах напротив он увидел все, чего так хотел и пытался избежать – недоумение, печаль, испуг, неверие, неприятие, ужас... Разочарование. Это то, что теперь чувствует он и чувствует Дженсен, который сейчас отстраняется и медленно бредет ко входу в пещеру, и во всем виновата внезапно изменившаяся природа его чувств. - Прости, - глухо шепчет он, глядя ему в спину и чувствуя как никогда острую потребность в утешении. Дженсен чуть приподнимает уголки губ в ответной улыбке, внося в комнату поднос со стоящими на нем большими кружками с горячим какао и домашним печеньем, испеченным несколькими часами ранее, и переводит взгляд на окно, за которым бушует ветер вперемешку с дождем. Миша чуть качает головой в отрицании; им давно уже не нужны слова, чтобы понять друг друга в таких простых мелочах, как задвинуть шторы, приготовить поесть или составить компанию в сидении у камина. Так и сейчас: поднос мягко опускается на журнальный столик, а он распахивает плед и приглашает Дженсена сесть ближе, впрочем, не удивляясь, когда тот отказывается. Да, им не нужны слова, чтобы сказать друг другу нечто незначительное, но... Миша не знает, что ему сделать, чтобы тот перестал относиться к нему так настороженно. Тот поцелуй был случайностью, потрясающей, безумно приятной случайностью, но это не значит, что он не будет нести ответственность за последствия и не захочет повторить. Он хочет уже сейчас, зачарованно наблюдая, как тонкие пальцы обхватывают бока кружки, а пухлые губы чуть пригубляют напиток; юркий, красный язычок на мгновение мелькает между ними, слизывая всю сладость, и Миша чувствует, что его желудок ухает вниз, а низ живота томительно стягивает. Поспешно отвернувшись, он берет свою кружку и делает большой глоток. Горячий шоколад обжигает язык и отрезвляет, а под пледом становится невыносимо жарко – то ли из-за повышенной концентрации тепла в комнате, то ли из-за присутствия рядом отвергшего его Дженсена, опять задумавшегося о чем-то. Порой, ему кажется, что сдержись он тогда, у них бы все получилось, и этот потрясающий парень был бы его. Его не волнует пол, его немота, он просто хочет сделать его своим и принадлежать ему в равной степени, так, чтобы весь мир существовал лишь для них двоих, но... Тот факт, что ему не ответили, сдерживает его от повторения своей ошибки, после которой, как ему кажется, у него уже не будет шанса исправиться. Хоть и прошел уже месяц, Дженсен не перестает опасаться близости с ним, даже простых касаний руки к руке, и это все больше угнетает и убеждает Мишу в том, что он идиот, не умеющий себя контролировать. - Ты не простишь меня, верно? – бормочет он, прежде чем соображает, что говорит, но слов уже не вернуть. Дженсен поворачивает голову, и в его груди что-то болезненно сворачивается, когда он вновь видит тот его взгляд – напуганный и растерянный. Брюнет знает, что зеленоглазый его понял – не мог не понять, потому что последний месяц прошел слишком тихо, и больше его не за что винить. Он опускает голову, чувствуя себя на удивление паршиво и с трудом борясь с желанием уйти и запереться в своей комнате. Его глупая, нежеланная влюбленность не должна зайти так далеко, чтобы он хлопал дверью, словно обиженный на несправедливость судьбы. В этом и заключается суть человека – ему всегда мало того, что ему дают, и он обижается, расстраивается, когда не получает желаемого. Миша уже поборол в себе это чувство, потому что достаточно с него разочарований и грусти, но сейчас... Сейчас он хочет просто попросить прощения и сделать вид, будто того поцелуя не было, чтобы ему самому стало легче, ведь... каждый их взгляд друг другу в глаза сопровождается слишком сильным чувством вины, потери и разочарования в самом себе. Дженсен не кивает, но и не мотает головой, и он уже и не знает, что и думать, как вдруг тот поднимается с дивана и идет к выходу из комнаты, бросив на него последний взгляд – сожалеющий и сочувствующий. Миша хочет возмутиться, хочет догнать его, потребовать объяснений, но вместо этого лишь вздыхает и устало прикладывает руку ко лбу. Чувство вины в его груди уже достигло своего предела, причиняя уже физическую боль, вместе с беспокойством и страхом насчет того, что с ними будет дальше. Брюнет чувствует, что они могли бы стать особенными друг для друга, хотя не знает, откуда это взялось. Ощущение, что они знакомы уже очень давно не покидало его ни на шаг, и чуть больше, чем через месяц после их знакомства он понял, что просто влюблен. В его улыбку, его глаза, его задумчивость и даже молчаливость, искренность и неумение лгать. Миша смог помочь ему довериться, открыться, в то время как Дженсен вернул ему веру в себя, свои силы и свое будущее. Взаимопонимание между ними, их безмолвные диалоги одними глазами – он не променял бы это даже на богатства всего мира, ведь он обрел кого-то, кто стал для него самым дорогим человеком, пусть Дженсен этого и не знал. Он слышит скрип половиц и выпутывается из пледа, с напряженной надеждой всматриваясь в темный коридор за открытой дверью. Едва завидев очертание силуэта, он встает и недоуменно, неверяще смотрит на огорченного чем-то парня, зачем-то вернувшегося к нему. - Дженс? – тот вздрагивает, услышав свое имя, и покорно склоняет голову, выглядя чересчур смущенным и протягивая ему блокнот, в котором они почти не нуждались последнее время. Миша берет его чуть подрагивающими пальцами и раскрывает на последней исписанной странице, пытаясь унять тот шквал эмоций и вопросов, что вертится у него в голове. «Ты извиняешься за то, что поцеловал меня?» - Что? – переспрашивает Миша, и Дженсен приписывает внизу еще один вопрос, старательно избегая взгляда ему в глаза. «Ты жалеешь?» - Дженсен? – тот выглядит... расстроенным? В его груди что-то екает, заставляя почувствовать пробежавшую по его телу волнительную дрожь, а сердце забиться в разы сильнее. «Ты не пытался поговорить со мной об этом, но я понимаю, что мне нельзя было относиться к этому настолько серьезно. Не стоило надеяться» - Почему? – он удивленно всматривается в его лицо, пытаясь вспомнить, где он упустил что-то, после чего зеленоглазый воспринял все именно так. – Дженсен, почему и на что тебе не стоило надеяться? Тот хмурится, будто собираясь с мыслями, а после начинает писать. Его рука чуть подрагивает, а лицо выглядит так, словно Миша причиняет ему боль своими вопросами, заставляя говорить то, что он предпочел бы скрыть. «Мне не стоило думать, что это больше, чем работа. В конце концов, вы мой хозяин.» Тело Миши вдруг словно сковывает лед. «Хозяин»... «Не больше, чем работа»... Вот значит, как. Его предположения, что у них все еще образуется, рухнули вмиг. Оказывается, это больно – так ошибаться в чувствах другого человека к тебе, точнее, в их наличии. Еще вчера он думал, что просто смутил парня или поспешил, но тот не имел ничего против, но теперь... Теперь он полностью осознает, что его мечты и мысли на эту тему на деле оказались беспочвенны. - Прости, - изо всех сил стараясь говорить спокойно, он поднимает на него глаза. Шокированный и недоверчивый взгляд парня побуждает его продолжить, но он молчит еще минуту, терпеливо дожидаясь, когда тот хоть немного выйдет из ступора после его неожиданного извинения. Его ранит то, что он говорит, но он чувствует, как боль уходит вместе с этими словами, оставляя после себя лишь горечь. - Кажется, я вновь ошибся по поводу твоего отношения ко мне. Работа, верно... Я никогда, слышишь, никогда не буду тебя заставлять делать то, что тебе неприятно, Дженсен. Мне больно, что ты не верил мне все это время. Не вынуждай себя больше. Он абсолютно опустошен, и потому отводит взгляд, делая несколько шагов мимо парня. Он действительно не верил ему? Не верил, когда он говорил, как много Дженсен для него значит, не верил, когда он обнимал его, показывая свою привязанность, не верил, когда... Миша не успевает додумать, потому что чувствует горячую руку парня на своем запястье. Тот бледен, смотрит на него с ужасом и отчаянно мотает головой, вдруг прижимаясь к нему всем телом, будто пытаясь вымолить прощение этим жестом. Мишу вдруг словно переклинивает, и он отвечает почти мгновенно, обхватывая его талию и тая в его сильных объятиях, чувствуя, как тот нервничает, решая оставить все вопросы на потом – дрожь парня уже начинает его беспокоить, поэтому он заставляет его посмотреть себе в глаза, видя в них сильную панику. - Дженсен... – потрясенно шепчет он, но тот перебивает, вцепившись в его руку и вдруг перестав двигаться, просто с испугом глядя на дверь позади него. Брюнет оборачивается и понимающе вздыхает, вновь становясь к нему лицом и беря его руки в свои. – Я не буду... Я не уйду сейчас, если ты хочешь что-то сказать. Я действительно виноват, так что... Он видит несогласие в его глазах и замолкает, отпуская его руки, чтобы тот смог взять блокнот – сейчас он почему-то не может понять, что именно тот хочет сказать ему, но... Его потеплевший взгляд и вернувшийся на щеки румянец почему-то заставляет самого Мишу понадеяться, что потеряно еще не все. «Я никогда не делал того, что мне неприятно, Миша, правда. Я чувствую слишком много, но знаю о чувствах слишком мало, чтобы понять, что со мной происходит. Я верю тебе, всегда верю. Тот поцелуй меня напугал, но он не был чем-то противным. Я никогда не думал о тебе плохо.» - Х-хорошо, - он несмело поднимает голову, все еще неуверенный, что понял все правильно, но кивает, когда тот взглядом просит разрешения обнять его. Это кажется таким странным; они не обнимали друг друга так долго, но все будто по-прежнему – до поцелуя, до этого разговора, словно и не было этого перерыва между их предыдущим и этим разговорах о чувствах друг друга, но... Что-то изменилось. Дело ли в отчаянии, с которым парень прижимается к нему, или в его сбившемся вдруг дыхании, что слышит он краем уха, или в сердцебиении, что он чувствует своей грудью и что заставляет его мысленно молиться, что причина всего этого – он сам. Он знает, что его влюбленность в Дженсена не лишена физического влечения, и его пол действительно не важен, теперь, когда он знает природу своих чувств и уверен, что они не исчезнут ни в ближайшее время, ни потом ( и не сказать, что его когда-либо это по-настоящему волновало). Он хочет касаться его, хочет целовать... На протяжении последних недель он думал об этом каждый раз, когда видел этого парня перед собой и еще больше, когда не видел, – смущение исчезало само собой, как только его голова опускалась на подушку после долгих минут стояния у окна и разглядывания крохотной башенки, в которой даже в полночь горел свет. Он фантазировал, что было бы, ответь ему Дженсен тогда; назвать это мечтами стыдно даже сейчас, ведь он не стремился перейти к «третьей базе» так быстро, потому что считал свои чувства односторонними... Хотя и сейчас, после совершенно противоречивых слов зеленоглазого он окончательно запутался в его чувствах и ни в чем не уверен. - Вернемся к камину? – предлагает он, пытаясь не выглядеть слишком подавленным и расстроенным, что не может разобраться в том, что для него действительно важно, однако одна вещь все же заставляет его улыбнуться нежно и абсолютно искренне – первый за последнее время сияющий взгляд и робкая улыбка парня. Его горячий шоколад еще почти не остыл, и Миша поражается, как много он успел ощутить и передумать за такой короткий отрывок времени, наверно, меньше получаса. Огонь в камине, тем не менее, уже почти потух, и он благодарно кивает, когда Дженсен подбрасывает еще бревен и наклоняется, пытаясь восстановить его. Он ловит себя на мысли, что хотел бы прожить так всю жизнь – с домашним, таким теплым и приятным Дженсеном, о котором он мог бы заботиться и получать в ответ счастливый взгляд и такую же заботу в ответ. Он хочет верить, что у него может получиться осуществить эту свою мечту. *** Чужие руки скользят под рубашку, и он вырывается, нечаянно попадая локтем в лицо обидчику. Нависающий над ним парень ругается и с размаху бьет его поддых – в глазах темнеет, и он начинает жадно хватать ртом воздух, молясь, чтобы этот кошмар наконец закончился. - Не рыпайся, я сказал, - он почти плачет, когда его переворачивают на спину, открывает глаза, когда его бок пронзает острая боль. Чье-то гадко ухмыляющееся лицо вдруг расплывается, и он почти перестает бояться, когда замечает знакомые черты. Светлые волосы темнеют и укорачиваются, а мерзкая ухмылка сменяется доброй улыбкой. Голубые глаза смотрят на него с теплотой, а руки вдруг перемещаются на его щеки, и он распахивает глаза, глухо прошептав: - Миша? – все вокруг них светлеет, и он обнаруживает себя стоящим на краю скалы в ярком свете полной луны и держащим за руки своего хозяина. Тот все так же улыбается нежно, но Дженсен чувствует нарастающую тревогу, когда тот склоняется к нему, и... Его сон прерывается, и он открывает глаза, находя взглядом потолок и пытаясь успокоить дыхание. Он помнит, как отреагировал в первый раз, когда ему приснился этот сон – страх, испуг, паника. В этом сне смешалось его прошлое, настоящее, так точно отражая его смятение по поводу того, как все сложилось. Поцелуй Миши не выходит у него из головы, и он начинает странно себя чувствовать каждый раз, когда его подсознание подкидывает картинки случившегося, пока он спит. Он не мог не начать избегать его, как только осознал, что безумно хочет, но боится повторения. Миша не был кем-то, кто обратил бы на него внимание, встреться они при других обстоятельствах, Дженсен в этом уверен, так же, как и в том, что тот рано или поздно уедет отсюда, и поэтому его мечты о «долго и счастливо» не сбудутся никогда. Ему хватило сил признаться себе в том, что ему нравится Миша – такой красивый, такой добрый, такой внимательный, и его поцелуй стал своего рода откровением для него, подарившим надежду, но... Из-за того, что брюнет не заговорил с ним об этом ни на следующий день, ни неделей позже, Дженсен мог лишь с грустью смотреть на него, когда тот не видит. Их поцелуй, видимо, был ошибкой для его хозяина, и он был даже рад, что был слишком напуган свалившимся на голову осознанием истинной природы своих чувств, и потому не ответил. Он многое успел передумать за последние недели насчет причин, подтолкнувших Мишу на такой поступок. Что тот сделал это случайно, почти неосознанно; что захотел посмеяться над ним, но эта мысль была отметена почти сразу. Многочисленные попытки парня прикоснуться к нему после этого не давали ему покоя, и он даже с ужасом предположил, что тот намекает на включение в его контракт подобых услуг, и после этого уже не мог не отдалиться, несмотря на пронизывающую боль в груди. Он знает, что начал слишком много думать, но старательно избегал любых мыслей, что могли бы дать ему самую слабую надежду на взаимность, ведь даже если Миша ответит на его чувства... Что он сам сможет дать ему, кроме заботы и обещания быть рядом? Дженсен встает с матраса и смотрит в покрытое крупными каплями окно, бросая на часы хмурый взгляд – еще слишком рано, чтобы он мог вставать, но слишком поздно, чтобы снова ложиться. В последнее время его пробуждения посреди ночи стали почти обыденностью, и он, наскоро умывшись и не включая свет, одевается и идет к выходу, потому что здесь ему неуютно. Он не знает, почему ноги принесли его к двери в спальню Миши, и опускается на пол рядом с ней, обхватывая колени руками. У них нет будущего вместе, в любом случае, ведь рано или поздно его хозяин женится, заведет детей и своих наследников, которым он передаст этот остров и дом, и ему просто не найдется места в его жизни, так зачем он продолжает обнадеживать себя? В груди заныло при воспоминании о вчерашнем вечере. Он чувствует, что они оба утаили друг от друга какую-то маленькую, но очень существенную деталь, и если с ним все было ясно, то что же скрыл Миша? Несмотря на все это, ему стыдно за то счастье и облегчение, которые он испытал, когда сильные руки, всегда успокаивавшие его, так приятно обвили его и прижали к себе после их разговора. Он даже не был до конца откровенен, чтобы быть достойным вот так просто стоять рядом с ним, чувствовать его запах, щекочущие его щеку темные волосы, ощущать его дыхание возле своего уха и... Черт, почему он продолжает думать об этом так, словно все хорошо? Словно и не было этого месяца, что он избегал его, запутавшись и в себе, и в нем, и нет этого разрывающего на части чувства вины из-за этого. Где-то в отдалении часы отбивают пять утра, и он прикрывает глаза, стукаясь затылком об стену. Что он делает, в конце концов? Сидит у его спальни весь в ожидании, чтобы сказать... Он горько усмехается, вздыхая и поднимаясь на ноги. Ему стоит забыть об этом и навсегда избавиться от этих ненормальных чувств, что никогда не принесут ему счастья. Он не может говорить, не умеет признаваться в чувствах, он слаб и зачастую беспомощен, и никогда не сможет найти в себе силы написать Мише даже сотую часть того, что сказал бы вслух. Ему кажется таким логичным пойти туда, где они еще ни разу не были вместе, где он мог бы спокойно подумать обо всем, и, возможно, поспать еще немного. Старый кабинет, одно из немногих мест в особняке, которые оставили прежними, заменив лишь проводку и лампы на современные. Здесь хранились старые документы, письма, книги, и сюда же, в ящик массивного стола Дженсен когда-то давно положил и свой контракт с хозяином поместья. Он заходит в помещение, прикрывая за собой дверь и сразу же проходя к окну, чтобы проветрить его – месячные слои пыли и густота воздуха дают о себе знать. Он садится на небольшую софу, включая торшер с красивым цветочным абажуром, вышитый золотыми нитями, что так удачно гармонируют с золотой отделкой на стенах и, частично, потолке. Миша не найдет его здесь, но так ли он хочет от него скрыться? Он принимает лежачее положение, сворачиваясь в позу эмбриона и подкладывая под голову сложенные ладони. Глаза слипаются, но он не дает себе провалиться в сон, принимая такое важное для себя решение. Сердце стучит быстрее от волнения, и он закусывает губу, хмуро вглядываясь в потолок. Открыться, или попытаться убить это сводящее с ума и притупляющее ум чувство, обрекая себя на вечность страданий из-за несбывшихся надежд? Он ненавидит себя за это, но он не может избавиться от надежды, что так отчаянно требует убедиться, что его сомнения во взаимности своих чувств неоправданы. Хочется убежать от этого выбора подальше, но что, если он упустит шанс изменить свою жизнь? Обратного пути не будет, но... стоит ли рисковать, если терять ему и так нечего? Он просыпается, когда за окном уже светит солнце, заливая комнату своим светом. Деревья почти не шумят своими потерявшими листву ветвями, лишь сосны шелестят своими длинными иглами цвета весенней травы. Лишь они и яркое, голубое небо скрашивают увядающую красоту поздней осени, когда почти беспрестанно идут дожди, в один прекрасный день неожиданно сменяясь снегом. В комнате ощутимо похолодало из-за впущенного в помещение свежего воздуха, и Дженсен чувствует, как его тело пробивает дрожь и одновременно с этим проясняется в его голове. Взгляд падает на часы, и его глаза испуганно расширяются – час дня! Он проспал завтрак, еще немного – и проспал бы обед, и даже не хочет задумываться, как это может выглядеть в глазах Миши. Он не хочет, чтобы тот решил, что он все еще избегает его, поэтому Дженсен закрывает окно, по-быстрому поправляет подушки на софе и как ошпаренный уносится из кабинета, с замиранием сердца представляя, что брюнет устроит ему. Его волнение сменяется беспокойством, когда он не находит хозяина ни в его в спальне, ни в гостиной, и превращается в настоящую панику, когда он обыскивает кухню, свой чердак, гараж, столовую, спускается на первый этаж, но все оказыватся тщетным. Сердце бьется уже где-то в горле, и ему бесконечно жаль, что он не может просто открыть рот и прокричать на весь дом его имя, надеясь, что ему ответят. Миши нет ни в одной из тех комнат, что он показывал ему, и ему становится так тревожно, что, не долго думая, он срывается с места и бежит к выходу из дома, надеясь, что все же его найдет. Ему страшно осознавать, что тот просто ушел, не сказав ни слова, потому что больше не хочет его видеть из-за этого ужасного недоразумения, которое могло возникнуть. Холодный ветер мгновенно пронизывает его тело насквозь, но он не обращает внимания даже на то, в чем вышел на улицу; небо вновь затянули тучи, скрывая за собой голубизну осеннего неба и солнце. Воздух сырой, соленый, и его тонкий свитер и потертые джинсы ничуть не придают тепла, поэтому к десятой минуте поисков он уже окончательно замерзает, стучит зубами от холода, но все равно пытается отыскать взглядом темный человеческий силуэт на берегу океана, но... Впереди никого нет, и он опускает руки, чувствуя себя как никогда подавленным и лишь надеясь, что Миша все же вернется домой, а ему хватит смелости показаться ему на глаза. Он плетется обратно, низко опустив голову и размышляя о том, что ему следует делать, когда он вернется, как вдруг слышит странный звук, раздавшийся в нескольких десятках метров от него, в стороне, противоположной той, в которую он бежал. Он поднимает взгляд, и его сердце замирает, после мгновенно возобновляя свой ритм, когда видит закутанную по уши фигуру, которая неуклюже взмахивает топором, пытаясь отколоть от огромного пня кусок дерева. Ноги сами несут его вперед, и он бежит, с облегчением понимая, что с его хозяином все хорошо. Не в силах сдержать нахлынувших внезапно эмоций, он подается вперед и обнимает тут же напрягшееся тело со спины, обхватывая руками его грудь и переводя дыхание, одним объятием выражая всю сошедшую на нет тревогу и пережитое беспокойство. - Дженсен? – растерянный вопрос Миши заставляет его лишь сильнее вжаться в его спину. Он чувствует, что должен сказать о своих чувствах сейчас, пока еще сильны воспоминания о том страхе, который появился у него при мысли, что его хозяин решил уйти от него, но... он понятия не имеет, как это сделать. – Ты... Зеленоглазый вздыхает и отстраняется, заглядывая в лицо тут же развернувшегося к нему парня. Тот смотрит с таким беспокойством, что у него невольно сжимается сердце. - Прости меня, - неожиданно извиняется тот, и, не давая себя перебить, продолжает: - Я вел себя, как эгоист. Я не должен был быть таким настойчивым, я понял это еще вчера, и когда я не нашел тебя сегодня... Я просто хочу сказать, прости меня за... Дженсен прерывает его одним лишь действием, заставив удивленно выдохнуть. Он знал, что тот имеет в виду с первой секунды его маленькой речи, но только после слова «настойчивым» вдруг понял, что ему сделать, чтобы и Миша понял его. Поэтому, вытянув дрожащую руку вперед, он притягивает его к себе за шею, закрывает глаза – и будь, что будет. *** Сознание медленно возвращается, после того как в легкие наконец поступает кислород. Миша отрывается от безумно притягательных сладких губ, смотрит расфокусированно в полные надежды, отчаяния и желания глаза напротив, а после улыбается. Стеснительно, неловко, и он не может даже описать это щемящее в груди потрясающее чувство, что захватывает его полностью, особенно, когда он чувствует ответную улыбку смутившегося Дженсена. - Я могу... сделать это снова? – спрашивает на всякий случай, тихо, неуверенно, шепотом, не желая нарушать все волшебство момента. Почувствовав слабый кивок, робко берет его лицо в свои ладони и... – Почему ты так одет? Он смотрит на губы Дженсена – посиневшие от холода, дрожащие, и в его мозгу что-то щелкает, заставляя оглядеть его с головы до ног и ужаснуться. Вспотевший, замерзший, с растрепанными волосами, ледяными руками и слишком бледным лицом. - Тебе нужно в дом, - говорит он, и, недолго думая, снимает с себя куртку и заставляет его надеть ее, а после подхватывает топор и уже отрубленные поленья и подталкивает его в спину. – Растопим камин и согреем тебя, давай, быстрее. Тот послушно отворачивается и идет ко входу, сильнее закутываясь в не слишком плотный пуховик и опуская голову вниз. Миша ощущает укол беспокойства, и поторапливает его время от времени – Дженсен не должен заболеть, ведь именно из-за него он, не подумав, выскочил на улицу в таком виде. Его сердце все еще стучит слишком быстро, когда они заходят в дом, поднимаются по лестнице, проходят в гостиную, когда он наскоро разжигает огонь и просит все еще дрожащего парня сесть и постараться отогреть руки, а сам отправляется на кухню, чтобы заварить ромашковый чай им обоим. Лишь закрыв за собой дверь и включив чайник, он может дать волю скопившимся за последние десять минут эмоциям, а потому облокачивается на столешницу и улыбается, нервно, неверяще, недоуменно и так счастливо, что не может даже толком вдохнуть внезапно ставший слишком душным воздух. Дженсен ПОЦЕЛОВАЛ его, первый, почему? Он глубоко вздыхает и пытается мыслить рационально, но тщетно, потому что он просто не может оставаться спокойным, когда его так неожиданно целует парень, на взаимность которого он почти потерял надежду. Его взгляд мечется от вскипевшего чайника к кружкам, к окну и аккуратным вазам с фруктами, к баночкам с приправами и подставке для ножей, не в силах остановиться на чем-либо одном. Что ему делать, как поступить? Что этот поцелуй значит? На что он может расчитывать, и может ли? В какой-то момент, мыслей становится слишком много, и Миша разливает воду по кружкам, разбавляя свой чай холодной и тут же делая несколько хороших глотков, потому что ему просто необходимо успокоиться в ближайшие несколько минут, выйти обратно к Дженсену, согреть его, и только потом все обсудить. Сделать шаг по направлению к поднявшему в нем целую бурю эмоций парню оказывается так сложно. Его руки трясутся, когда он отдает чай зеленоглазому, и, наверно, только то, что его кружка полна лишь наполовину спасает его от того, чтобы все пролить. Дженсен взглядом просит его сесть рядом, так смущенно, но он знает, что тот не скоро напишет ему хоть что-нибудь, да и надо ли? Он смотрит на огонь чересчур пристально, поигрывая пальцем с пакетиком чая в кружке. Он волнуется, волнуется так сильно, и когда одно из поленьев трещит, резко и неожиданно, он вскакивает на ноги и хочет было начать ходить взад-вперед по комнате, но рука, схватившая его за запястье, не дает ему сделать и шагу. - Дженсен, я... – он опускается на колени рядом с ним, безумно боясь сказать сейчас какую-то глупость, но терпеть сил уже нет. – Я не могу больше. Я должен был сказать тебе об этом еще так давно, но сегодня, - он улыбается, не сдержавшись. – Ты поцеловал меня, и я... Ты мне нравишься, Дженсен. Его щеки неумолимо краснеют, сердцу в грудной клетке вдруг становится очень тесно, и ему кажется, что она трещит по швам, грозясь совсем разорваться. Помявшись мгновение, он поднимает на него полные надежды глаза и, невольно вздохнув, спрашивает: - Ты... чувствуешь ко мне то же самое? Ему кажется, что проходит вечность, прежде чем настороженность и неуверенность в глазах парня сменяется вспыхнувшим в них облегчением, радостью и теплотой. С его собственной души будто сваливается камень, и он, осмелев, берет его руку в свою и переплетает их пальцы, с удовольствием отмечая, что они больше не ледяные. Улыбка на лице Дженсена и его сияющий взгляд говорят ему больше, чем любые слова, и он чуть приподнимается, осторожно склоняясь к его лицу и отмечая его участившееся дыхание и волнительную дрожь. - Ты сказал, что я могу поцеловать тебя снова, - тот кивает, сжимая его пальцы, и Миша наконец прикасается к его губам так, как хотел уже очень давно – не встречая никакого сопротивления, мягко, нежно, неторопливо, смакуя чуть пряный вкус ромашкового чая и чувствуя, как ему отвечают. Их третий поцелуй становится таким, каким должен был быть самый первый – тягуче-медленный, приторно-сладкий, от которого внутри все трепещет и застывает одновременно, потому что они просто теряются во времени и не понимают, сколько это прекрасное безумие длится. Отстраняясь на секунду и видя счастье в глазах напротив, такое же, что сейчас сводит его с ума, Миша утягивает его в новый поцелуй, уже не сомневаясь в том, что его будущее, его судьба и жизнь теперь крепко связаны с этим замечательным зеленоглазым парнем.