Глазами Эсмеральды, или Как не надо было делать

Париж... О, этот волшебный город любви! Трудно вспомнить хотя бы одного творца, будь то поэт или художник, который не нырнул бы с головой в описание этого мегаполиса, навеки застывшего, запомнившего и сохранившего всю свою историю в архитектуре домов, улиц и прочих достопримечательностей, наиболее часто изображаемых на магнитиках; тех самых магнитиках, которые нам привозят везучие друзья, побывавшие в путешествиях по забугровой местности и считающие своим долгом притащить из приключений частичку этих самых приключений. И мы с завистью смотрим на эти магнитики, ненавидя их в душе за то, что их привез "везучий" друг, а не мы. И осознавая в глубине души, что сам друг ни разу не был в том самом месте, распечатанном на сувенире, понимая, что в руках вовсе не кусочек заветного места, а кусок пластмассы из Китая, бережно доставленный во все самые удобные для путешествующих кошельков уголки. И все же мы мечтательно пялимся на дверцу холодильника и думаем, как однажды сами привезем везучему другу такой магнитик, от которого он вскипит от зависти и перестанет считать себя везучим, и плевать, что тот самый везучий друг помимо магнитика привез с собой отравление нежным французским круассаном... Но отойдем от лирики и вернемся с небес на земную поверхность, на которой меня уже давно поджидают терпеливые читатели моих мемуаров, готовые справедливо метнуть в меня тяжелым увесистым магнитом с целью ускорить мое затянувшееся приземление, которое способно оправдать только реальное застревание между мирами или же чистая и неожиданная любовь вашего покорного мечтательного слуги с кем-то таким же мечтательным... Но в случае со мной второй пункт можно смело выкидывать, ибо кошачьи приюты давно ждут пополнения сильными и независимыми женщинами, поэтому остановимся на параллельных мирах...

***

Ну, что тут можно сказать, жизнь пошла своим чередом, и, пожалуй, этот факт можно смело ставить причиной нежелания Виктора заканчивать историю хэппиэндом. Жизнь нашей дачи не шла - она хромала, как бывалый алкоголик, перетекая серой лужей вдоль дорожек мамановых цветочных садиков... К слову, маман, похоже, была тем единственным человеком, которому здесь действительно стало хорошо: из жертвы самых отменных фашистских концлагерей и извращенных патологоанатомов она превратилась в вполне приятную женщину своих лет. Но превратилась она не в ту бывалую знатную грозу фонарных улиц, а в грозу моих нервов: одним словом, в маман она превратилась. Причем стоит отметить, что ее, так сказать, "маманские" качества больше пытали даже не меня - ее кровиночку генотипную, а моего, как она считает, потенциального партнера по обмену хромосомами – несчастного безгрешного Клода. Угроза моего превращения из Эсмеральды Шантфлери "Пакеттовны"-Гудулы в Эсмеральду-ты мне больше не дочь-Фролло вбилась в голову моей родительницы на столько, что бедный патриарх всея деревня прятался от нее в самых потаенных углах дома, опасаясь страшной кары: еще более ужасной, чем семь египетских казней и еще более мерзкой, чем те картины, которые рождались в "опытной" голове тещи каждый раз, когда она видела меня рядом с ним. С каждым днем мысль о том, что в какой-то момент яйцам стоит валить и жить отдельно от родного гнезда, не покидала моего опечаленного цыганского чела. - Чет пошло не так. И вот зачем я ей этот ботинок показала, - размышляла я вслух, теребя свой детский тапок, который маманище повесила мне на шею с мудрыми словами о судьбах, талисманах и защитах от похотливых "предвестников апокалипсиса". Как потом выяснилось, заботливая маменька сунула туда отборного яду. - А я говорил, что твоя передача "Жди меня" ни к чему хорошему не приведет, - протянул Виктор с ноткой ликования в голосе. Но кроме Клода, маман и меня с нами жили мой сводный брат - Пьер, Квазимодо и незаменимый рогатый скот в лице Джали. Важно отметить, что в нашей многодетной семье от Пакетты огребали все. Греня из Пьера превратился в маминого Пьерушку, который за три недели наел три килограмма талантов, ибо в милом поэте глава семьи увидела того самого "какого хорошего мальчика, Агнесса,ну присмотрись еще раз, это тебе не мрачный лысый старикан ". Но Пьер, ясен пень, сам не рад был, что ему такая радость привалила: для жизни ему хватало воздуха, природы и Джали под боком. Квазимодо же напротив - так и не прижился в глазах бывшей опекунши, хотя она не могла не отметить, что он крайне полезен в хозяйстве. Но стоило на территории появиться Фролло, так он сразу становился "сыном Клода, дочь, у него дурная наследственность! нет, и что, что он девственный священник и это не его сын, знаем мы этих священников ". В общем, в этом плане Квазе еще повезло с его глухотой. Свободное время горбунок проводил в местной маленькой церквушке рядом с любимыми медными друзьями. А что сам Клод? Он, похоже, начал подозревать, что его где-то очень крупно надули. В течение целой недели он торчал на чердаке в окружении книг и семейства мышей, которые, как и он, прятали свои души от новой хозяйки. В редкие дни, когда маменька чесала в город, чтобы обсудить с местными бабуськами меня, свои болячки и несуществующие болячки Клода, несчастный экс-дьякон вылезал на свет. Все наши разговоры сводились к намекам на ключи от замков и теще, которая эти ключи контролирует и, как настоящая вахтерша, никогда не выдает. - Можно я ее травану? - с надеждой в голосе спрашивал Клод. - Нет. Она старенькая... мы должны ее уважать. На это Фролло печально вздыхал и вновь переходил на платонические темы, мысленно подсчитывая дни до моего развода с Гренгуаром и процентное соотношение аконита к маменькиному любимому соку. Бедный монах с горечью понял, что в раба его превращает вовсе не красота... Но вернемся в настоящее время. Сейчас шел именно тот день, когда маман отправилась поглощать информацию на ближайший рынок и оставила мозги жителей дома на родном месте. Как ни странно, я все же провалила свою миссию по спасению всех и вся. - Да, вместо смерти ты навлекла на всех маму, - пробурчал Виктор. - А вот если бы ты лучше изучала стадии размножения хамелеонов, этого бы не случилось. Остается только напоить твою мамку и ночью, пока она будет спать, всучить ей вместо тебя еще одного горбатого товарища, повесив на него ботинок с надписью "Я хочу сыграть с тобой в одну игру", предварительно пристегнув ее наручниками к батарее. - Больной ублюдок... - прыснула я. - Она эту батарею со стеной отдерет. Забыл, как она решетки гнула? - Я всего лишь предложил, - процедил писатель. - Если у тебя есть другие идеи, валяй, соломка чайная. Проще цунами в Японии пакетом бумажным остановить, чем остановить Гудулу, да проще кактус в Техасе обнять, чем остановить Гудулу, да проще автобус зимой дождаться, чем остановить Гудулу, да проще попасть в поликлинику без очереди, чем остановить... - Я понялаа, - протянула я. -... твою мать!- завершил Виктор. - И вообще, плесень ты моя ниагарская, у тебя последний день... Да, это действительно так. Страшно вспомнить все то, что мне пришлось пережить, чтобы, в конце концов, наткнуться на банальную бытовуху, которою так боялся Феб де Дихлофос. Но возможно, это самая лучшая концовка для этой истории... - Не возможно, я по-прежнему больше всего люблю свою версию, - гордо заявил Виктор. - В форме трупов вы мне все нравились больше: шуму меньше, меньше геморроя. Посему тащи велосипедик, наручники и батарею - будем делать интересную концовку твоей семейке, пока ты не свалила под шумок. А то это не «Собор Парижской Богоматери», а Симпсоны какие-то. Я, как и всегда без понятия, откуда этот человек знает о современных культурных творениях, но идея спрятать ключ от шипованных тисков, напяленных на Гренгуара, в козий стейк средней прожарки мне не очень понравилась. - Конечно, кому нужна средняя? Мясо должно быть с кровью... - голосом истинного ценителя промолвил писатель. - Еще бы винца под это дело... Кажется, я знаю, чем я буду заниматься, как только закончу тут с тобой. Надоели мне все эти горбуны, священники, возьму отпуск, велосипедик и начну жить по-настоящему! Рассуждения Виктора о создании романтической комедии с элементами триллера под названием "Пилочка" перебил голос Пьера. - Эсмеральда, - улыбнулся поэт. - Мне кажется, ты как-то изменилась. - Ты тоже изменился, супруг, и твой второй подбородок, похоже, со мной согласен. Пьер нервно хмыкнул и приподнял голову, пытаясь скрыть результат трехнедельного барбекю с моей маманой. Втянув пузеню, Гренгуар продолжил: - Ты знаешь, твоя мама очень добра ко мне, - начал он, - она на удивление вкусно готовит, заботится обо мне... Но зачем она называет меня Агнессиком, Пакетиком и сыном? На лице поэта было написано искреннее непонимание. - Боюсь, она тебя ценит, - ответила я. - Пожалуй, - улыбнулся парень, - но ей не очень нравится Джали, она просит, чтобы я мыл руки после общения с ней, а я... а я же постоянно общаюсь с Джали. Взгляни, у меня уже руки сохнут от того, что я их постоянно мою! Пьер сунул мне в лицо свои ладони. - Посмотри, у него там кожа не слезает? - поинтересовался Виктор. - Нет, вроде. Зачем тебе это? - напряглась я. - Да так... - загадочно ответил Виктор. - Значит, кожа у него хорошая... Хм... Значит, так не прокатит! Виктор продолжил разрабатывать сюжет для новых приключений, а Гренгуар все пихал мне свои руки. Эх, Пьерка, а ведь возможно в последний раз видимся! От наплывших чувств я прыгнула мужу на шею и крепко обняла. - Хм, Эсмеральда, - отплевывая мои патлы, пробубнил Гренгуар, - ты чего? - Ничего, - всхлипывая, ответила я. - Люблю я тебя, братишка. - Даже со вторым подбородком? - прижав меня сильнее к себе, усмехнулся Пьер. - Даже с плохой кожей, - подтвердила я, на что Виктор недовольно пропыхтел. - Береги Джали. - Конечно, не сомневайся! - воскликнул Пьер. Джали как раз старалась влезть между мной и поэтом, бодая нас своими золотыми рожками. - Джали, - смущенно хмыкнул Пьер, - ну, дай мне с женой обняться. Разжав объятия, я отдала Гренгуару второй детский башмачок, чтобы он сохранил его и передал маме. Лишних вопросов поэт не задавал, он лишь кивнул в знак согласия и с улыбкой добавил: - Тут к тебе очередь, - он махнул головой в сторону дома, там за нами наблюдал Клод. Я обняла Джали и направилась к своему падре. - Скоро полдень, а ты все еще не настоящая женщина, - между делом заметил Виктор. - Я разочарован, вы все так хотите страстной ночи с Клодом, а потом обламываете нас обоих. Клод смотрел на меня своим темными печальными глазами, ожидая, что я что-нибудь скажу. - Клод, - начала было я, но мне на губы резко лег прохладный палец. - Тихо, - с тенью ироничной улыбки прошептал экс-архидьякон. - Я должен быть уверен, что у меня больше привилегий, чем у твоего мужа. Он осторожно убрал руку и так же осторожно поцеловал. Мне же при этом стало как-то не по себе... Зовите Набокова, срочно. - Бингоооо! - завопил Виктор, раздались звуки хлопушек, вылетающей пробки от шампанского и дебильной праздничной дуделки. - Этот кадр обязательно будет в моем новом фильме, у меня же романтическая комедия, а вы так смешно целуетесь! Зал со смеху подавится попкорном! Но потом вы все равно все сдохните, хе-хе-хе… Фролло тем временем прервал свои священные лобызания и удивленно посмотрел куда-то в пустоту, словно впервые попробовал нечто запретное: у меня, например, было такое же лицо, когда во время путешествия по Кавказу мне дали попробовать местной медовухи. - Я тебя огорчу, но у тебя всегда такое лицо - тупое и вечно чему-то удивленное, а в сочетании с алкоголем так это вообще отдельная песня! - захихикал писатель. Фролло тем временем оправился от морального шока и трезво взглянул мне в глаза. - Прекрасно... - выдохнул он. - Ради этого стоит жить. Семейный уют, тепло домашнего очага, звучание родного голоса: этого не найдешь на страницах книг, не ощутишь, сидя в холодной келье, не почувствуешь, читая молитвы. Как жаль, что я осознал это так поздно, как жаль, что мои родители не поведали мне о такой жизни... Как же они ошиблись, как же я ошибся. - Наверное, они желали тебе добра, - предположила я. Клод печально вздохнул. - Твоя мать тоже желает тебе добра? – он напрягся, вспомнив о ней. - За все это время я не мог подойти к тебе. И кто из нас монах после этого? - Но вот теперь я рядом... - Просто она забыла разбросать капканы по периметру, - влез Виктор. - Она еще не привыкла к такой концентрации людей в одном месте, - продолжила я, - и к тебе тем более. Фролло смиренно вздохнул и крепко обнял меня, погладив рукой по голове. Из дома вышел Квазимодо, увидев нас вдвоем, он смущенно попятился назад, но Клод, отстранившись от меня, жестом подозвал его ближе. Горбун скромно приблизился к отцу, и тот с улыбкой потрепал его рыжий чупчик. - О, боже, я, кажется, плачу! - разревелся Виктор. - Кто протащил в помещение луковые колечки?! - Ладно уж, заканчивай, - утирая набежавшие слезы, хмыкнула я. - Скоро полдень. - Уже, - печально вымолвил Виктор. - Что ж, было приятно иметь с тобой дело, все не так плохо, как я ожидал. - Пхах, спасибо, маэстро, - улыбнулась я. - Очень лестно слышать это от вас. - Не льсти себе! - буркнул Виктор, но тут же сменил тон на печальный. - А я буду по тебе скучать... Правда. И они тоже. Я посмотрела на застывших на месте книжных друзей: Гренгуар вместе с Джали двигались в сторону горизонта, Клод, улыбаясь, жестами что-то рассказывал Квазимодо, Пакетта с довольным выражением лица шла по дорожке вдоль сада, наверное, она сейчас снова расскажет Клоду о болезнях, развивающихся в их возрасте, а потом попросит Квазимодо принести дров, чтобы разогреть котел, потому что сегодня будет вкусный обед, ведь она накупила на рынке множество продуктов... А я... А я прощаюсь со средневековой Францией, прощаюсь со своими друзьями и Клодом. Не думаю, что мы с ним стали представителями всеми любимого пейринга: уют, дом, вкусная еда, вот, что теперь нужно его душе, а я пока что тупоголовый подросток с шилом во всех местах - я не могу подарить ему семейный покой... Но, по-моему, Пакетта не так недолюбливает его, как кажется на первый взгляд, а он очень любит приготовленную ею еду; на самом деле, они бы очень подошли друг другу, а уж в вопросах замков и ключей Пакетта бы точно не разочаровала любвеобильного экс-архидьякона. - Ужас, - фыркнул Виктор, - никогда бы в голову не пришло, но, пожалуй, да - у этой мадам получилось бы сделать твоего абстрактного монаха-бойфренда твоим конкретным батюшкой. - Ну, что же. Я готова отправляться домой, - с нотой горя в голосе, но все же с радостью оповестила я. - Прощай, - прошептал Виктор. - Не забывай обо мне никогда, надеюсь, это приключение многому тебя научило. Туман в глазах, провал в неизвестность.