Кё-кун вскочил с кресла, Ро и остальные побледнели. Гости моргали, переваривая инфу. Реборн ударил кулаком по столу:
- Никчемный ученик, ты что несешь?!
- Я несу добро и радугу, причем раздаю насильственным образом. – Ие-кун продолжал смотреть в потолок.
Тсуна огляделся, ища глазами… да вот она, рамка с фото. Стоит, где ей и положено. Их с мамой единственная фотография, где есть отец. Тсуна подошел к стеллажу: на фотографии четверо – мама, отец, старик(как показала практика – Девятый) Ие-кун с такими умными глазами и слегка надутыми щёчками и... пятый, он же – с открытой улыбкой… в розовом платьице. Накрыло.
У Тсуны затряслись руки. Вот. Эта девочка живет – ему хочется верить, что и сейчас она жива.
Хотя, судя по ауре от старшего братца (имеет ли он право его так называть?), чувствуется, что надежды на это мало – эта девочка живет вместо него в этом мире. Он сам именно так улыбается на той фотографии там, дома. В родной вселенной.
В комнате поднялся шум – все чего-то требовали от Иетсуны. А он молчал, уставившись в потолок, - ждал вердикта своего – нет, её – альтерэго. Рёхей что-то доказывал боссу, Реборн напирал над столом. Ёши-тян. Все произнесли это имя.
- Молчать! – в дверях кухни стоял Гокудера. – Или я иду готовить!!!
- Остановите Скорпиона! – заорал Рокудо.
- Во славу ананаса!!! – Таке ухватил Ураган за шкирку. - Да, Ро-кун, и я туда-же… Это заразно.
Хаято, наблюдавший за этим с дивана, почему-то зыркнул на Ямамото. Тот развел руками сдерживая порыв свалиться от хохота.
- Дурдом, - хором констатировали оба Рёхея.
Но Десятые их не слушали.
- Какая у вас разница? – спросил Тсунаёши.
- Две минуты семь секунд… - Иетсуна улыбнулся. - Как символично. У нас даже число имени одно.
- Значит она… - Тсуна обернулся.
-… Савада Тсунаёши. Правильно. – Ие посмотрел на мальчика, так неприлично похожего на его сестру. – Или Ёши.
Да, он был мальчик. Пускай они одного возраста. Пускай Савада чувствовал от него силу, способную соперничать с его собственной. Всё равно – мальчик. Наивный добрый мальчик. Как и она – наивная добрая девочка. Слишком хорошая для этого мира.
- Вопрос! – Хаято поднял руку. - Куда вы дели Ламбо?
- Какого Ламбо? – спросил, сверкнув очками, Рёхей.
- Юни говорила… - киллер уселся на стул, - … у нас вообще нет Хранителя Грозы.
- А конфликт колец? – спросил Хаято.
- Это всё-таки не ваше дело, - сказал Ураган из этого мира, зло зыркнув на Хаято.
Гокудера вскочил с кресла. Уж кто-кто, а он всегда за кипиш. Желательно с применением взрывоопасных веществ.
- А я тоже хочу спросить. – Бьякуран потряс пустым пакетиком с зефиром, - Скорпион: титул, если я не ошибаюсь, Гокудеры Бьянки… Следовательно, - он посмотрел на Ураган, - Бьянки в этом мире была кем-то убита.
- Тобой… - швырнул Хаято.
- Едрить! – подорвался Бьякуран, - Неужто она мне зефир отравила?!
Скорпион рванулся к Джессо. И только бросившийся наперерез Ие остановил его. Правда, стоило руке Гокудеры коснуться стены, как та пропиталась ядом.
- Ты тоже сдерживаешь желание убить меня. – Бьякуран посмотрел на Реборна. Тот курил. Глубокими затяжками. Этот Джессо не виноват. Этот Джессо не превращал в пепел, кажется, единственную женщину, с которой киллер был готов связать себя. Потому что она бы не держала. Она, наверное, даже заставляла бы удерживать себя. Она была… Она была. И не дай Дева Мария ему сейчас сорваться и самому пристрелить Джессо.
- Гоку, остынь! Остынь уже! – Иетсуна продолжал придавливать Гокудеру к стене.
- О том, какой я гаденыш… - Бьякуран начал раскачиваться на стуле, - … я знаю лучше вас. Да только с такой прямой атакой, товарищ Гокудера Хаято, вы будете повержены одним моим жестом… Притом, не очень приличным.
И он показал кольцо Маре на среднем пальце… остальные сжав в кулак. Тсуна снова почувствовал изменения в ауре Десятого. Злость. Дикая. Иетсуна отпустил Хаято.
Минуя пропитанные ядом руки Гокудеры, Бьякуран ударил его пятерней в грудь, снабдив слабеньким зарядом пламени Неба. Скорпион осел на пол.
- Что ты с ним сделал? – Таке уже держал у горла Джессо катану.
Наперерез ей бросилась другая: Ямамото, стоявший на одном колене на столе, готов был парировать удар.
- Правда круто? – разулыбался Бьякуран. – Ща очухается… Пламя Покоя называется…
Скорпион встал, пробурчал что-то типа «извиняюсь» и прислонился спиной к пропитанной ядом стене. Оба Такеши убрали катаны, друг Тсуны слез со стола.
- Я всё понимаю, - улыбнулся Тсунаёши. - Но если нечто подобное повторится в отношении моих ребят…
- … пасть порвешь, моргалы выколешь… - закончил Иетсуна. – Мой косяк, запиши на счет Мармона.
Обстановка нормализовалась.
- А вот и мы… вы ещё не поубивали друг друга? – в комнату зашел мужчина в традиционном китайском костюме. Поставив чемодан к стене, он поклонился хозяину дома. Фонг. Цепкий взгляд оглядел всех присутствующих, остановившись на «не местном» Хибари, подпиравшем пока не отравленную стену. Тот тоже вперился в вошедшего. Так они и стояли рядом, прислонившись к стене и о чем-то не вербально разговаривая. А точнее, пялясь.
- Мы пытались, - Реборн встал из-за стола.
- Прошу прощения за опоздание, – в комнату вошла Юни.
На этот раз раздался звонок из кармана Рокудо Мукуро. В комнате всё затихло.
- У тебя есть телефон? – высказал всеобщее удивление Кё.
- Тебе номер не дам, не мечтай, – парировал иллюзионист. – Да? – он изменился в лице. - Ничего не делайте, скоро буду.
Он встал из-за стола, но путь преградили. Иетсуна.
- Нет. Выкладывай, партизанин Банановой республики.
Ро-кун криво усмехнулся. И буквально выплевывал каждое слово.
- Чужой. В Кокуё, – он хотел оттолкнуть рукой Десятого, но тот не шелохнулся. - Иллюзионист. Прошел мои ловушки.
- Интере-е-есно, – хором протянули Мукуро и Бьякуран.
- Мы с вами, – сказал Тсуна.
- Нет, - Савада продолжал буравить взглядом свой Туман, - Джессо у нас тут звезда местного масштаба.
- Ладно… Я остаюсь, – пожал плечами Бьякуран, для полноты картины изобразив на лице обиду.
- Нет, - отрезал Иетсуна. - Я не оставлю с тобой Юни.
- И вправду мистер «Нет», - сказал Мукуро.
- Тогда с Юни останусь я, - решил Тсуна.
Зазвонил телефон ГДК.
- Только не говорите мне… - закатил глаза Ие. - Не-е-ет…
- Нет кислорода в заднице… - Кё-кун положил трубку, прикусил язык и кивнул Юни, извиняясь, - по периметру чужие…
- Некрасиво, - Кея потер руки и отлип от стены.
И без слов понятно, что периметр – Намимори. А чужие – ребята серьезные, просто так вечером Кусакабе не позвонит.
- Гоку и Семпай, идите с Кё … - босс едва не получил в ухо. Дважды.
Боевые стоики обоих ГДК говорили сами за себя.
- Хорошо, когда один и совсем абзац, если хотя бы два… - Ие-кун прокашлялся. - Уговорили ребят, пусть ещё с вами Таке-кун пойдет…
Пока Иетсуна уворачивался от разъяренных Облаков, Мукуро дошел до выхода. Почти.
Рука Тсуны опустилась на плечо хранителя тумана.
- Чем обязан? – расплылся в лыбе тот.
- Мукуро, Хром, вы с ним пойдете? – заулыбался Савада, глядя на Ро.
- Признаться, мы уже… - из тумана в коридоре мелькнула мордашка Хром.
- Гокудера-кун, Ямамото-кун…
- Нет, Тсуна, - Савада сидел на стуле, - Гокудеру-куна и Сасагаву-сана я у тебя реквизировал в пользу Дисциплинарного Комитета. Эти два гада по два раза мне по почкам попали… так что пусть с ними тащится двойная доза шумных парней.
- … Ие-кун, ты жесток… - Ро рассмеялся, - столько народу рядом с ним, да какого…
- Да я вообще сволочь, - Иетсуна схватил Мукуро за волосы, не причиняя боли, но и не намереваясь выпускать. - А мы с тобой идем гулять до Кокуё, мой милый хохлатый пудель.
В коридоре засмеялись. Мукуро всегда был рад видеть как стебут ближнего. Даже если это ты сам.
- Ямамото-кун? – попросил Тсуна.
Такеши подмигнул и, перехватив меч, пошел следом за Иетсуной и иллюзионистами. Догнал Хром и взял под руку. Ещё немного - и Тсуна решит, что его Дождь неровно дышит к ней. А пока это похоже на шутку. Однако, с распределением «вспомогательных сил», чувство тревоги не прошло.
- Не думала, что он позволит нам остаться здесь в таком составе, - улыбнулась Юни.
***
Фонг сел за стол напротив Реборна и Бьякурана, явно пригорюневшегося без зефирок.
- Почему ты на свободе, Юни-тян? – спросил белый и пушистый.
- Потому что в этом мире Бьякуран преследует другие цели.
- Почему? – Реборн закурил шестую сигарету.
Юни вздохнула. Видно было, что она не хочет говорить.
- В этом мире Истинным Небом стал другой человек. И сила Маре перешла к нему.
Бьякуран забыл о пакете из-под зефира. Посмотрел на Тсуну, затем на Юни. И догадался. Это было видно по загоревшимся глазам. Он встал со стула.
- Савада Тсунаёши.
Тсуна моргнул. Бьякуран смотрел сквозь них. На стеллаж с фотографией. Та Савада Тсунаёши. О ней он говорит.
Реборн зыркнул из-под шляпы и тихо выругался под нос. Ему не нравилось поведение Юни. Ему не нравилось наличие третьего Тсуны. Он чувствовал, что мир в душе и в семье, в который он в кой-то веки ухитрился поверить после смерти Луче, после убийства Бьянки и Девятого; мир, в который его заставили поверить эти два подростка, разрушится с приходом параллельного Десятого. Он уже рушился. Когда Иетсуна последний раз бил Хаято о стену? Ещё в первую встречу. Сегодня был второй раз. Всего лишь второй. Этот парень старался разряжать обстановку: шутить, остужать пыл своих ребят. И всё это время скрывал пропажу сестры. С матерью на источники поехала, как же. А что Нане сказал, интересно…
- Не понимаю… - прорычал Реборн, и снова ударил кулаком по столу, - Не понимаю!
- Вдохни… - посоветовал Фонг.
- Навдыхался уже… - киллер швырнул сигарету в пепельницу. – Юни, как так вышло? Как получилось, что Ёши похитили? С ней же всегда, ВСЕГДА был кто-то из своих…
Он осекся. В таком случае ответ был очевиден: предатель среди своих. Юни вздохнула.
- Тсуна-нии… - она обратилась к нему по-братски. - Я покажу тебе кое-что. Очень личное. Но так ты поймешь устройство этого мира.
В этом мире Принцесса не обращалась так ни к кому, кроме Ёши и Иетсуны. Очередной непреложный закон нарушен. Реборн заскрежетал зубами. Падай великий киллер. Падай в пустоту хаоса и отчаяния - ты и так слишком долго задержался в воздушном замке счастья. Бьякуран с жадностью всматривался в её лицо.
- А ты, - в голосе звучала даже обида, - уже забыл о своём обещании!
Вы когда-нибудь видели подавленного Бьякурана? Нет? А зря. Осунувшиеся плечи, потухший взгляд – на это стоило посмотреть. Юни потащила Тсуну из комнаты.
- Я заварю чай… - миролюбиво сказал Фонг, - у Наны был прекрасный расслабляющий чай…
- Только стену, лимон и печенье не трогай. Их Гокудера лапал, – предупредил Реборн.
***
Они поднялись наверх. Прошли мимо комнаты Тсуны… точнее Иетсуны… в дальнюю, которая в родном мире Савады была отведена под кладовку. На табличке было аккуратным подчерком выведено: Ёши. Юни открыла дверь. В комнате с розовыми стенами было… как в кладовке, бардак жуткий. Одежда, тетради, журналы – всё вперемешку. Тсуна улыбнулся.
- Узнаешь? – хихикнула Юни.
Он тоже посмеялся. Ведь действительно, забавно – что-то типа тебя, только противоположного пола. А лифчик на спинке кресла напомнил, что пол всё-таки противоположный. Тсуна густо покраснел.
- Юни-нее, может не надо?
- Надо, братик, надо… - Юни закрыла комнату изнутри. - … это непростительно, но у нас нет выхода. Эта комната, как и твоя, хранит отголоски пламени хозяина. И я могу по этим отголоскам восстановить воспоминания. Ты должен понять эту Ёши, потому что тогда ты сможешь её найти. А с этим не справится никто другой.
Они сели на пол. Девочку окутало сияние. И вскоре оно заполнило всю комнату.
И Тсуна увидел.
Flashback. Здоровэээээнный, как тот самый язь.
Они идут, держась за руки. На скулах синяки, коленки побиты. Ранцы мокрые. Оба лохматые, оба в помятой одежде. Они идут домой и держатся за руки. Два несчастья, два луковых горя. Одна в юбочке, другой в шортиках. У него ободраны костяшки на кулаках, у неё запуталась в волосах ленточка и, кажется, леденец. Им стыдно и больно. Всегда. Так уж завелось у Никчемных Савад. Они несут домой двойки.
За насмешки над ними старший братик затевает драку, а младшая сестренка неизбежно в неё ввязывается. Потому что братику больно, братика бросать нельзя. Братик даже кричит на неё за это, а потом вытирает с её щек горючие слезы.
«Сестричка – самая лучшая!»
«Братик – самый смелый!»
Они несут домой ушибы. А Нана уже не вздыхает и не паникует.
- Мои чудики дома! – и их уже ждет вкусный обед. Но сначала - помыть руки! А потом можно забыть о тяжелом дне. Ведь они, в отличии от Тсуны, вместе. И всегда будут вместе. Один в поле не воин, а двое – победители. Даже если проигравшие.
- Савады опять провалили тест! – снова над ними смеются. А они стараются просто жить. И не выделяться. Им уже по 13. Иетсуна по-прежнему дерется за школой. Только всё реже за себя. Всё чаще – за неё. Кто-то приставал к ней с неприличностями. Кто-то слишком настойчиво дразнил «глупую Ёши». Он научился прощать за себя. А за неё – никогда.
А Тсунаёши отвлекает ГДК на какую-нибудь глупость. У неё талант: то опрокинет ведро уборщика, то устроит кипиш у малолеток: гонки на стульях из компьютерного класса – как вам? На этом же стуле угонять от ГДК. Скатиться с лестницы и растянуться на полу. Сдерживать слезы чтобы не зареветь. Лохматая. Никчемная Ёши с глазами, как у лягушонка. Здоровенными, чистыми, глубокими, светло-орехового цвета.
- Лягушонок, - сквозь зубы шипит Кёя и… перешагивает.
Она кожей чувствует: он злится, он её ненавидит.
И прощает. Единственную из всех. Эту пучеглазую девчонку с ножками-спичками, вечно спутанными волосами и таким приятным, заразительным смехом.
И Ёши плачет, потому что от него слышать «Лягушка» - унизительнее всего. И потому что он каждый раз её прощает, а она снова и снова выводит его. Когда же он её побьет? Жалкое создание, она так хотела, чтобы в мире была справедливость: чтобы человек, так благородно простивший её, прекратил изменять своим принципам. Ведь она совсем не хорошая девочка: хорошие девочки приносят домой хорошие оценки; хорошие девочки, как Сасагава Киоко, заставляют братьев отказаться от драк. А она своего покрывает. Ведь он ни разу не говорил ей, но драться-то стал из-за неё и ради неё. И Ёши трет слезы, потому что каким-то образом чувствует – братик уже бежит на помощь.
- Камикорос.
- За пределами школы, ниче не знаю. – Ие уворачивается и едва ли не бежит вверх по лестнице. Он знает, что вооруженного железками Хибари ему не победить. Не сейчас. Однажды – обязательно. Не смотря на внешнюю худощавость, Ие был сильным. Скорее не физически, а… эмоционально. Когда он злился, то буквально сворачивал горы. Горы мышц и быдлячих рож. Хотя сейчас, с синяком под глазом, прихрамывающий и со сбитыми костяшками, он сам походил на быдло. Но быдло с горящими глазами. С глазами щенка, который однажды вырастет в волка. Чуть позже он успокоится и снова будет смотреть в пол. Чтобы не провоцировать. Такие борзые глаза так и приглашают ввязаться в драку. Но сейчас это не важно. Иетсуна верил в интуицию и сейчас повиновался её зову. Ёши плачет. Он знает это, даже не видя её.
А увидев, тут же отвешивает ей подзатыльник. Глупый, глупый Иетсуна, оставил её одну. Она ж без тебя ничего не может.
- Не плачь, нюня! – это было непростительно: бросать её одну, вымещать на ней свою злобу, причина которой – собственная никчемность. Но как иначе? Ие умеет только биться. Зато до последнего. Он не умеет делать людей счастливыми.
Еши проглатывает новую порцию слез. Но смотрит в глаза брата, готового расплакаться, и успокаивается. Ей всегда казалось, что у Ие глаза большого-большого и доброго-доброго пса. Рекса. А её улыбка делает его счастливым.
***
- Я… не должен, – заикнулся Тсуна.
Видеть, чувствовать что-то настолько личное. Быть частью их мира, хотя его сюда никто не звал. Непростительно.
- Смотри дальше, иначе мы не сможем их спасти.
***
Иетсуну послали в магазин. По дороге он три раза споткнулся о собственные ноги.
И встретил своего Репетитора. Пока он бегал в трусах по городу, предлагая своей давней безответной любви Сасагаве Киоко встречаться, Ёши… взламывала базу Варии. Зачем? Потому что мама истосковалась без отца. А нефтедобывающей компании, где Емитсу якобы работал, не существует.
Она знала – то, что она делает, непростительно. И ей хотелось плакать от этого.
Она не умела бороться, не умела ненавидеть. Но… она больше не хотела мириться с собственной никчемностью.
