Султанша Ангелов. Часть 1. Самая счастливая

Утро выдалось прохладным, моросил мелкий, докучливый дождь. Однако погода не могла испортить настроения Нигяр, тем более, лишить её энергии. За три дня ей нужно было изготовить пятьсот булочек со сгущённым молоком, поэтому времени на то, чтобы огорчаться из-за погоды, у неё не было. Ввиду огромного объёма работы, бывшая калфа уговорила сеньора Игнацио временно нанять дополнительных работников, ибо заплатить им у них имелись средства. Вкусняшка, случайно изобретённая Эсманур пришлась по душе жителям города и заезжим гостям, так что Игнацио и его помощница не испытывали недостатка в покупателях. - Флоранс, дорогая, я вынужден просить тебя об услуга. – обратился пекарь к Нигяр, когда работа была в самом разгаре. - Разумеется, монсеньор, с удовольствием исполню всё, что вы попросите. – посмеиваясь, ответила Флоранс. - Тогда я поручить тебе приглядеть за лавка. Я вынужден отлучиться на целый день, поэтому не смогу контролировать работа. А кто лучше справиться, чем моя правая рука? - Я рада, что вы столь высоко мнения обо мне. - О, ты заслужить, Флоранс. Со стороны улицы послышался какой-то странный шум. Кто-то ругался, а тонкий девичий голосок выкрикивал что-то плохо различимое. Игнацио высунулся в окно, чтобы разглядеть, что там происходит. Через минуту он повернулся к Нигяр и недовольно произнёс: - Эта сумасшедшая снова выползти на улица. Теперь она идти сюда. - Кто? – недоуменно спросила Флоранс. - Дочка Мишеля Петена. Протестантка. – пекарь скривился, произнеся последнее слово – Заманивает люди на проповеди свой полоумный отец. - Почему же полоумный? - Он вводить люди в заблуждение, и проталкивать идеи такой же опасный безумец Кальвин. Непонимающе Нигяр посмотрела на Игнацио. Никогда раньше она не слышала ни о каком Мишеле Петене, ни о его дочери. Ей даже стало любопытно. Она взяла несколько свежих булок, положила их на чистый поднос, и направилась к выходу. - Куда ты? – спросил у неё итальянец. - Хочу познакомиться с девушкой. – непринуждённо ответила Нигяр. - Флоранс, ты сойти с ума! – воскликнул Игнацио и попытался встать у неё на пути – Она забить тебе голова всякие глупости! Тебе и крошка Ева! - Уж я сама решу, что глупости, а что – нет. – возразила та. - Но сейчас ты совершать необдуманный и недальновидный поступок. Ты проявлять неблагоразумие. - Если я проявляю неблагоразумие, монсеньор, управляйтесь с заказом один. Игнацио, конечно, подивился такому упрямству, но возразить ничего не мог. В конце концов, эта чудная молодая женщина мало знает о городе и его жителях, и пора бы ей потихоньку разбираться, что к чему. - Хорошо, подойди к ней. – произнёс он, будучи абсолютно уверенным в собственной правоте – Но помни: я тебя предупреждать. Под неодобрительный взгляд Игнацио, Нигяр всё же ступила за порог лавки, держа перед собой угощение. Белокурая девушка с переменным успехом раздавала прохожим какие-то листовки. Помощница пекаря подошла к ней поближе. - Приходите на проповедь Мишеля Петена! – выкрикивала блондинка – Сегодня Мишель Петен рассказывает о концепции учения господина Жака Кальвина о значении Библии в жизни человека! - Здравствуйте. – доброжелательно приветствовала её Нигяр. Девушка повернулась к ней и удивлённо оглянула её. Эта женщина не смеялась над блондинкой, улыбалась ей и даже протягивала угощение. - День добрый. – отвечала она – Вы, наверное, заинтересованы предстоящей проповедью? - Я заинтересовалась вами. – ответила бывшая калфа, протягивая её булочку. - О, вы очень добры. – сказала девушка и улыбнулась – Меня зовут Бланш Петен, мой отец Мишель Петен – известный гугенотский проповедник. Сегодня он выступает в церкви святого Августа. Вы придёте? Вопрос смутил Нигяр. Пусть она и откликалась на имя Флоранс, но всё же ощущала его чужим. Молодая женщина сторонилась любых религиозных мероприятий, однако даже помолиться без страха своему богу она не могла. Спустя всего три дня после того, как они с Эсманур обосновались в Марселе, пришла шокирующая новость – в Париже на Гревской площади сожгли девушку, бежавшую из гарема египетского шаха, а всё потому, что ту принудили принять ислам. - Я бы пришла, - заговорила Нигяр – но… - она задумалась и опустила глаза. - Но что? - Я слишком занята. Бланш заглянула ей в лицо. Блондинка почти мгновенно почувствовала, что собеседница чего-то недоговаривает. - Прошу меня простить, но вы, случайно, не работаете у месье Игнацио? – спросила она осторожно. - Да, работаю. – отозвалась Нигяр и улыбнулась – Эти булочки я испекла лично. Попробуйте, вам понравится. - О, спасибо, я поем попозже, если вы не возражаете. – ответила Бланш – Вы, должно быть, та самая мадам, которая изобрела сладкую густую жидкость, от которой все без ума? - Вообще-то, непосредственно изобрела эту вещь моя дочь. - Это замечательно! – воскликнула девушка – Простите, я, к сожалению, не знаю вашего имени. – добавила она внезапно. - Меня зовут Флоранс, а мою дочь – Ева. - А ваши полные имена?.. Нигяр задумалась. На другие имена, кроме тех, которые дал им Рауль, ни она, ни её дочь не отзывались. Назвать себя непосредственно Нигяр и Эсманур они не могли. Да и потом, что такое полное имя, бывшая калфа не знала. - Простите, мадмуазель Бланш, но Флоранс и Ева – наши единственные имена. – ответила она и затем, немного подумав, осторожно прибавила – Вообще-то меня зовут Нигяр, а мою девочку – Эсманур. Мы раньше жили в Стамбуле, в Османской империи. Бланш широко распахнула свои голубые глаза. Данное обстоятельство показалось ей странным, если не сказать больше. Нигяр заметила, что девушка в сомнениях, и решила уйти, но та остановила её. - Подождите, я хочу кое-что спросить у вас. – выдохнула она – Вы же не христианка, да? Вопрос застал хатун врасплох. Что же делать? Если сказать правду, у неё будут серьёзные неприятности, к тому же малышка Эсманур попадёт в беду вместе с ней. Нигяр представила себе, как её саму и её девочку привязываю к столбу, кидают им под ноги дрова и охапки соломы, и поджигают. Ожечься о пламя маленькой свечи больно, а как же страдала та несчастная, которая погибла в огне на Гревской площади? Каким-то неведомым образом Бланш догадалась о её раздумьях. Оно и понятно – настоящее имя её новой знакомой звучало отнюдь не по-европейски. Она мило улыбнулась, и заглянула женщине в лицо. - Не бойтесь признаться мне. – промолвила она ласково – Я никому не выдав вашей тайны, даю слово. Нигяр всё ещё колебалась. На вид мадмуазель Петен внушала ей доверие, однако горький опыт общения с людьми напоминал ей, что первое впечатление о человеке может быть ошибочным. Кто знает, быть может, она на пороге совершения непоправимой ошибки? Но глаза Бланш не могли солгать, эта девушка не выглядит, как потенциальная предательница. - Хорошо. – решилась наконец бывшая калфа – В детстве я действительно была христианкой, но когда я попала в турецкий гарем, мне пришлось сменить веру. Я мусульманка, и моя дочь рождена в этой вере. Я очень боюсь сказать об этом кому – либо, ведь я… - Вы боитесь? – закончила за неё Бланш. - Да, очень боюсь. – хатун занервничала и задрожала – Я в ловушке. Если я открыто заявлю о своих верованиях, меня сожгут, и мою дочь тоже. - Вы так думаете? - Я знаю про ту девушку, что сбежала из гарема. Никто ей не посочувствовал, никто не заступился за неё, не протянул руку помощи. Её обратили в пепел и развеяли по ветру, так чем мы лучше? Нигяр выронила поднос и закрыла лицо руками. Она отвернулась от блондинки, чтобы та не увидела наворачивающиеся на её глазах слёзы. Ни к чему было заводить этот разговор! Прав был Игнацио, когда отговаривал её подходить здороваться с этой девушкой. Но теперь ничего не исправить, и придётся принять любые последствия сегодняшней беседы, какими бы они ни были. Но Нигяр и представить себе не могла, насколько проницательной окажется её новая знакомая. Спрятав угощение в карман плаща, Бланш повернулась к Нигяр, чтобы видеть её глаза, и взяла её за руку. Весь её тёплый взгляд говорил о том, что она ей не враг. В этот момент бывшая калфа была готова отдать всё, что угодно, чтобы это было так. - Я могу вам помочь, Флоранс. – промолвила дочь проповедника. - Как же? Ведь никто в городе не знает… - Знаю я. Вы можете мне доверять и ничего не опасаться. Слова звучали довольно убедительно. Может, стоит рискнуть, и вложить свою судьбу и судьбу дочери в руки этой молодой и бесконечно доброй женщины? Даже пекарю и его семье Нигяр не смогла бы довериться до такой степени. - Что вы предлагаете? – спросила хатун. - Приходите в воскресенье вечером в часовню на перекрёстке улицы Фору и дороги ясеней. И девочку свою приводите. Мой отец и я сделаем всё, что нужно. И тогда, милая Нигяр, вы станете Флоранс по-настоящему, и сможете спать спокойно, ничего не опасаясь. - Вы мне обещаете? - Обещаю. Странное чувство посетило Нигяр. Вроде совсем недавно познакомилась с человеком, а ощущение, будто она была знакома с этой девушкой всю жизнь. Более того, новая знакомая предложила реальную помощь. О, небеса, как же много добрых людей живёт во Франции! Бланш, Игнацио, Пьер… и Рауль… - Да, я согласна. – ответила Нигяр – Я обязательно приду. - А я с нетерпением буду вас ждать. После этих слов они и разошлись. Нигяр вернулась в пекарню в ещё лучшем настроении, чем в том, когда она покинула её. Элоиза заметила её загадочную улыбку. - Ты о что-то беспокоиться, Флоранс? – спросила она. - Нет – нет, у меня всё в порядке. – ответила та. - Если ты о чём-то думать, поделись со мной. Я не иметь привычка сплетничать и выдавать секреты. - Знаете, сеньора Элоиза, я просто немного устала. – импровизировала хатун – Если вы и сеньор Игнацио не будете против, я отдохну в воскресенье. Если, конечно, я не понадоблюсь в пекарне. – поспешно добавила она. - О, мио каро, о чём ты говоришь! – воскликнула Элоиза – Конечно, отдохни! Ты помочь наше дело расцвести, и мы не быть против того, чтобы дать тебе свободный денёк. Если ты спросить Игнацио, то он будет сказать то же самое. - Сеньора Элоиза, вы – замечательная женщина! - Ты – есть замечательная и заслужить только лучшее. Вечер субботы выдался для Нигяр трудным. Глядя на полную луну, бывшая калфа вспоминала былые дни, и с тоской сравнивала их с тем, что имеет сейчас. Она долго сидела у окна, гадая, сможет ли она переступить порог христианского храма? Дать обещание Бланш было легко, но как оно будет на самом деле? Как отнёсся бы Ибрагим Паша к поступку, который собиралась совершить бывшая калфа? Матракчи Насух Эфенди понял бы, и Рауль тоже, особенно Рауль. Нигяр бросила взгляд на дремавшую в маленькой кроватке Эсманур. Сердце молодой женщины наполнилось нежностью. Она должна пойти завтра в часовню. Должна, хотя бы ради Эсманур, ради её будущего спокойствия. Хатун подошла к дочке, присела рядом и погладила её по головке. Тихим голосом Нигяр стала напевать песню, которую когда-то услышала от посетительницы пекарни. - Я слышу иволги всегда печальный голос И лета пышного приветствую ущерб, А к колосу прижатый тесно колос С змеиным свистом срезывает серп. И стройных жниц короткие подолы, Как флаги в праздник, по ветру летят. Теперь бы звон бубенчиков веселых, Сквозь пыльные ресницы долгий взгляд. Не ласки жду я, не любовной лести В предчувствии неотвратимой тьмы, Но приходи взглянуть на рай, где вместе Блаженны и невинны были мы. Наступил вечер воскресенья. Нигяр волновалась, но всё же пересилила себя. Она надела тёмно – синий плащ, накинула на голову капюшон, и, взяв за ручку Эсманур, направилась на перекрёсток улицы Фору и дороги ясеней. Часовню она нашла без труда. Оглядевшись по сторонам, молодая женщина постучала в дверь. Навстречу ей вышла Бланш Петен. Девушка жестом пригласила её войти внутрь… А на следующее утро помощница пекаря открыла для себя удивительную вещь. Она обнаружила, что легла спать Нигяр, а проснулась Флоранс. Неужели она сделала это? Неужели она стала Флоранс, а её дочь Евой по-настоящему? Молодая женщина поглядела на освещённую светом весеннего солнца улицу… и впервые за много лет поняла, как легко ей дышать полной грудью! Теперь она была уверена, что отныне ни ей, ни её малышке ничего не грозит. Но где-то в глубине души осталась частичка той Нигяр, которая была готова бежать из Стамбула, куда глаза глядят, той Нигяр, которая не смогла бы оставить в той, прошлой жизни, то немногое, что ей было дорого. Но с другой стороны… Быть Флоранс Митресс совсем неплохо!