Султанша Ангелов. Часть 1. Самая счастливая

31 декабря 1538 г., Стамбул Хюррем Султан не знала, куда ей выплеснуть злобу и обиду. Буквально накануне она узнала, что султан принимал у себя другую женщину, и это известие нарушило её душевное равновесие, а когда Хюррем Султан выходила из равновесия, лучше для всех было спрятаться по углам, и сидеть тише воды ниже травы. На глазах у всего гарема ревнивая супруга султана Сулеймана оттаскала за волосы несчастную девушку, выбила ей зуб и наградила гематомой под глазом. Все калфы и аги долго не могли даже головы поднять, настолько сильно их сковал страх. Обитательницы гарема сбивались в кучки и тихо перешёптывались о том, что теперь будет, и чего ждать от грозной султанши. Роксолана метала молнии, и окружающие понимали, насколько опасно сейчас находится рядом с ней. И вот теперь султанша заперлась в своих покоях и никого не желала видеть. Сюмбюль Ага приближался к дверям с замиранием сердца. Даже он не мог предугадать, что сотворит хозяйка, будучи в крайне скверном расположении духа. В клетку к голодной львице не так страшно входить, как идти к злящейся Хюррем Султан, тем более, без приглашения. Однако, против долга никак не попрёшь, и Сюмбюлю всё же придётся это сделать. Собравшись с мыслями, главный евнух всё же вошёл в покои. - Госпожа… - пропел он, елейно улыбаясь и низко кланяясь. Хюррем сидела на тахте, подперев кулаком подбородок. Её взлохмаченные рыжие локоны струились по спине, а щёки пылали. Роксолана смерила слугу злобным взглядом. Будь сейчас на его месте кто-то другой, этого несчастного пришлось бы уносить в лазарет. - Сюмбюль Ага, ты, никак, оглох. – процедила султанша – Я, кажется, говорила, что никого не хочу видеть. – добавила она, повысив голос – Говорила, или нет? - Госпожа… - Я задала тебе вопрос! - Говорили, но… - слова застревали в горле аги, и он не знал, как поставить хозяйку перед неприятным фактом. - Но что? – Хюррем была готова проглотить его и не подавиться – Говори уже, я и так раздражена, а ты только всё усложняешь! - Дело в том, госпожа, что кое-кто очень хочет поговорить с вами. – пролепетал Сюмбюль. - Передай этому кое-кому, что я не желаю никого принимать. – резко ответила Роксолана. - Увы, я не смогу сделать этого, ибо с минуты на минуту здесь будет… - Дорогу! – раздался голос глашатая – Султан Сулейман Хан Хазрет Лери! Волей – неволей Хюррем Султан пришлось вскочить с тахты и опустить голову. То же самое сделал и Сюмбюль. Вскоре за дверью послышались тяжёлые шаги, и в покои вошёл владыка Османской Империи. Главный евнух отметил про себя, что он довольно сильно раздражён. Впрочем, после той скандальной сцены в гареме, удивляться тут нечему. - Сюмбюль, вон отсюда! – властным тоном произнёс Сулейман, и аге меньше всего захотелось остаться на месте. Но Сюмбюль не был бы Сюмбюлем, если бы не попытался найти лазейку в сложившейся ситуации. Заметив, что хозяйка впала в замешательство, и воспользовавшись тем, что султан стоит спиной к нему, хитрый евнух спрятался за шикарным гобеленом, подаренным женой посла Речи Посполитой. Там он мог подслушивать и наблюдать за всем, что происходит, чтобы затем, если что, поддержать султаншу словом или делом. Султан явился к супруге с отнюдь не романтическими намерениями. По его строгому и гневному взгляду Роксолана поняла, что разговор предстоит не из приятных. Впрочем, она догадывалась о его предмете. И она не ошиблась. Может, стоит изобразить недоумение? - Что ты, моя жена, мать моих детей, себе позволяешь? – спросил Падишах так, что проще было бы провалиться под землю, чем выдержать напор его холодной ярости. - Сулейман, я не понимаю, о чём ты толкуешь? – выдала султанша. - Ты прекрасно всё понимаешь, Хюррем. – отрезал Сулейман – Не изображай простушку, ты ей не являешься. - Объясни же, наконец, в чём дело? – продолжала настаивать на своём Хюррем. Султан смерил супругу ненавидящим взглядом. Едва взглянув ему в глаза, Роксолана непроизвольно вздрогнула. Неужели он воспринял всё всерьёз? - Сулейман, повелитель мой, - залепетала султанша, словно девочка – ты же знаешь, что всё, что я делаю – это только ради тебя, ради нашей любви! Любовь – вот всё, что движет мной! Эти слова не слишком впечатлили владыку империи. Он продолжал сверлить супругу глазами, заставляя её нервничать. Та терялась, не зная, что ещё сказать. У неё словно ком встал в горле. - Неужели ты этого не понимаешь? – спросила, наконец, молодая женщина, взяв себя в руки. - Что я, по-твоему, должен понять? – холодно произнёс Сулейман – Какой бес заставляет тебя поднимать руку на мой гарем? Что ж, это я узнать не прочь. Заодно и пригласить Верховного Муфтия, чтобы изгнать из тебя шайтана. - Сулейман, это всё ложь! – принялась защищаться Хюррем – Ты ведь знаешь, все вокруг завидуют нашей с тобой любви. Сколько раз злые языки выставляли меня не то ведьмой, не то разбойницей? Ты же сам всё видел и слышал! Так вышло и в этот раз. Меня оговорили, Сулейман, бросили на меня злую тень! - Говоришь, злую тень бросили? – султан повысил голос – Получается, мне, Правителю трёх континентов, Тени Аллаха на земле, полгарема солгало, глядя в глаза? Получается, всем этим хатун и агам жизнь не дорога? - Я не знаю, что двигало ими, когда с их языков срывалась эта грязь. Быть может, им щедро заплатили. Мои враги не остановятся ни перед чем, чтобы сжить меня со свету, вот и подстроили это гадкое представление. Некоторые люди пойдут на всё, что угодно, ради лёгкой наживы, и оклевещут, и убьют, и разыграют жертву. - И ты хочешь сказать, что Долунай Хатун сама себя избила у всех на глазах? Сама изуродовала своё лицо шрамами и кровью? Ты хоть слышишь себя, о чём ты говоришь? - Повелитель мой, супруг мой, и ты услышь меня! По сердитому взгляду султана, Роксолана поняла, что старается зря. Никогда ещё она не находилась так близко к провалу. Проклятая Долунай Хатун! Из-за этой лживой скромницы, прилежной калфы, рушится её семейное спокойствие! Как теперь выпутаться? Султанша исчерпала все возможные разумные контраргументы, и перешла к более простым. - Сулейман, это не я. – сказала она с надрывом в голосе. - Не ты? – Повелитель медленно, но верно приходил в ярость – Тогда кто ещё способен до такой степени потерять голову от ревности, кто, кто? - Ревность возникает из-за любви! – решительно возразила Хюррем – Мне помнится, когда Махидевран однажды напала на меня, ты не спешил вычитывать её, как меня сейчас! - Да кто ты есть, чтобы попрекать меня чем-либо?! – Сулейман сорвался на крик – Моя родная мать себе такого не позволяла, хотя она и была единственным человеком, имеющим на то право! - Я – твоя жена, законная жена, главная султанша! - Что с того, что ты моя жена?! Султаншей ли ты переступила порог моего дворца? - Сулейман, послушай… - Нет, это ты послушай, Хюррем! Во всём мусульманском мире нет никого выше меня, кроме Аллаха! У кого хватит дерзости заявить мне, что я не прав? Кто мне ровня? Паши, беи, янычары, или дервиши – отшельники? А может, ты, пришедшая сюда простой рабыней? Вся империя держится на мне и находится в моих руках. Я – глава османской династии, и пока я живу и дышу, я был, есть и буду первым среди правоверных. Горе тому смертному, что посмеет искоса взглянуть на меня! Оскорбить меня, значит оскорбить правящую династию и весь мусульманский мир. Я никогда, слышишь, никогда не поставлю выше себя ни одну женщину, как бы близка она мне ни была. Не для того всемогущий Аллах поставил меня во главе этого великого государства, чтобы я потакал женским капризам! После этих слов Хюррем почувствовала себя абсолютно опустошённой. Никогда раньше Сулейман не отчитывал её подобным образом. Но лучше было бы, решила она, если бы он просто отвесил ей пощёчину. У подслушивающего Сюмбюля едва не остановилось сердце. Он даже задержал дыхание от страха, чтобы не выдать себя. Ага почувствовал себя так, словно ему на голову вылили бочку холодной воды. - Но в сердце настоящего льва живёт лишь одна львица. – промолвила Роксолана тихим голосом, пустив для убедительности слезу. - Хюррем, ты, никак, совсем рассудок потеряла! – всё так же строго ответил султан – Ты должна бы знать, что в львиной стае один лев и дюжина львиц. Кто запретит вожаку взять любую из них? – он постарался принять более спокойный вид – Мои отношения с Долунай Хатун – это моё дело. - А моё дело – защищать детей! – возразила Хюррем – Всю мою жизнь я только и делаю, что защищаю детей! Им ежедневно и еженощно грозят опасности, уберечь от которых могу только я! - Хочешь сказать, что Долунай Хатун представляет смертельную угрозу для моих шехзаде? - Я не поручусь о том, что не представляет. - Хюррем, час назад угрозу для фаворитки султана представляла ты. Понимаешь, что это значит? - Не выгонишь ли ты меня из своего сердца? Меня, твою амбру, мускус, сияющую Луну? Сулейман отошёл от всплеска эмоций. В своём спокойствии он казался ещё страшнее, нежели в гневе. Султан заглянул жене в глаза. - Я вознёс тебя в Рай, Хюррем. – произнёс он ровным, но ледяным тоном – Я сделал тебя свой царицей, заключил с тобой никях. Но в моей же власти отнять у тебя всё обратно и развестись. Стоит лишь произнести трижды одно слово, и больше ты не султанша. У Хюррем задрожали колени. Она не могла спокойно смотреть на мужа. Его настрой пугай её сильнее, чем всё пережитое за последние года три. - Помнишь, года два назад король Генрих Английский казнил свою жену по сомнительному обвинению? – спросил Сулейман – Я не хочу следовать его примеру, и, надеюсь, не последую никогда. - Конечно, мой султан, ты вправе приказать отрубить голову своей верной и любящей рабыне. – сглатывая слёзы выдохнула Роксолана – Даже жениться на другой на третий день, как тот Генрих. Султан мог отдать приказ убить эту женщину прямо здесь и сейчас. Разве он не сказал пять минут назад, что в его власти почти всё? Пожалуй, по одному его слову и можно было бы так поступить. Но стоит ли это делать только из ссоры на почве ревности? - Конечно, я не отдам приказ лишить жизни мать моих шехзаде. – сказал Сулейман – Но не забывай, ради тебя я однажды нарушил традиции, заключив никях. Что мне помешает нарушить их ещё раз, расторгнув его? Кто я по-твоему? - Падишах мой… - Вот именно, Хюррем, падишах. – султан бросил на неё презрительный взгляд – Не зли меня. С этими словами он направился к выходу. Роксолана проследила, как супруг скрылся за дверьми, и плюхнулась на тахту. Она закрыла лицо руками и затряслась в рыданиях. Сюмбюль вылез из своего укрытия и беззвучными шагами, словно кот на мягких лапах, приблизился к хозяйке. Ему не пришлось долго гадать над тем, что творилось в голове Роксоланы. Ага не сразу решился на такое действие, но всё же протянул руку и опустил её на плечо хозяйки. - Госпожа, не плачьте, всё хорошо. – промурлыкал он – Повелитель всего лишь грозится, он никогда не разведётся с вами, ибо вы – его единственная и настоящая любовь. - Скажи, Сюмбюль, может, он прав? – всхлипывая, спросила Хюррем – Может, мне стоило предвидеть, что султан Сулейман как-то отреагирует на то, как я разобралась с вертихвосткой Долунай? Теперь главный евнух действительно оказался в тупике. Долг требовал, чтобы он во всём соглашался с хозяйкой, вне зависимости от того, насколько глупы, безнравственны или жестоки были её идеи. В конце - концов, что его госпожа делает с теми, кто нарушает клятвы, ему было известно очень хорошо. Но с другой стороны, вид Долунай Хатун, фаворитки султана, избитой в кровь, лежащей без движения на каменном полу, на глазах у всего гарема, самого повидавшего виды агу повергал в шок. Тут даже кизляр – ага был бессилен сделать что-либо, чтобы помешать султану узнать о происшествии. Сюмбюль не был уверен в том, что когда-нибудь сам не будет наказан таким вот образом. Но молчать сейчас было более чем неразумно – вдруг султанша расценит это как вызов? - О, султанша, нет поводов для беспокойства. – пропел он, улыбаясь – Долунай Хатун – явление временное. Это пустоголовое создание скоро надоест Повелителю, и он снова будет любоваться вами и только вами, и всё в вашей жизни наладится! - Всё на свете отдала бы, будь это правдой. – прошептала Хюррем и подняла голову – Вот интересно, все калфы неисправимые суки, или это только мне такие попадаются? - Госпожа, ну вы и шутница, - посмеялся главный евнух – все калфы… Однако по виду Хюррем было понятно, что она не была настроена шутить. Она окинула слугу гневным взглядом. Тот мгновенно притих, не желая будить огнедышащего дракона. - По-твоему я сейчас сказала что-то смешное? – прорычала жена султана – Если сказала, то напомни мне, что именно? Может, вместе посмеёмся? - Что вы, султанша, как можно смеяться над вашим горем? – поспешил исправится Сюмбюль. - То-то же! В воздухе повисла недружелюбная тишина. Роксолана сидела мрачная, как грозовая туча. Сюмбюль понял, что нужно либо поддержать разговор, либо удалиться, если первый вариант невозможен. Наконец его дилемму разрешила сама хозяйка. - Ты сказал, что Долунай надоест Повелителю. – негромко сказала она – Что если мы немного поможем ему в этом деле? - Государыня моя, если с девушкой что-то случится, подозрение падёт на вас и только на вас! - Да, я знаю, знаю… Но если в тот момент меня во дворце не будет, то как минимум три четверти подозрений я от себя отведу. Если хочешь, я и тебя с собой в поездку, скажем, в Эдирне возьму, чтобы нас с тобой вместе обезопасить. - Понимаю, на что вы намекаете, султанша, но кто же тогда избавит вас от мерзкой заразы по имени Долунай Хатун? - Разве наш испанский друг не прислал мне свою верную служанку? От одной мысли о Луисе Сюмбюль расплылся в довольной улыбке. Он всегда находил испанку очень красивой женщиной. Порой он искренне жалел о том, что она не состоит в гареме Повелителя, ведь это давало бы ему возможность видеть её каждый день. - О, султанша, я обязательно поговорю с Луисой Хатун, она-то вас точно не подведёт! – довольно пропел он. - Поговори, Сюмбюль, поговори. – согласилась Роксолана – И ещё об одной женщине с ней поговори. Тоже калфе, хотя и бывшей. - Султанша, - изумился ага – так вы не отказались от идеи достать Нигяр Хатун? Издалека она вам ничего не сделает, пусть остаётся там, где она сейчас живёт. Последовавшее в ответ молчание напугало Сюмбюля не меньше, чем то, что было десять минут назад…